психологов. Баффин с удовольствием пошёл бы в какое-нибудь другое место, но это не поощрялось, да и здешний ассортимент радовал, особенно на фоне стремительного усыхания былого повсеместного изобилия.
Баффин вздохнул и оглядел полупустой зал. Играла негромкая музыка, по потолку скользили световые узоры, за столиками сидели гордые одиночки и парочки. Волчица Пэгги и Сью-Милашка ворковали возле дюжего офицера-спецназовца, визгливо хихикая чуть ли не при каждом его слове. Знакомых – хороших знакомых – в зале не было.
– Эрни…
Баффин вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял Аарон Шойхет, один из ведущих специалистов аналитического отдела service brains. Внешность Шойхета была обманчивой: мало кто мог догадаться, что этот тщедушный недотёпа с наивными глазами пятилетнего ребёнка, спрятанными за стёклами очков, способен мыслить вселенскими категориями и поражать окружающих нестандартными умозаключениями. Но сейчас глаза Аарона Шойхета показались Баффину странными и даже больными.
– Привет, Ронни! – обрадовался Интернет-разведчик. – Ты чего, играешь в индейцев? Подкрадываешься бесшумно, словно ступил на тропу войны.
Аарон никак не отреагировал на эту немудрёную шутку. Он попытался вскарабкаться на высокий табурет, сорвался, едва не упав на пол, и Баффин с изумлением понял, что гений аналитики мертвецки пьян и держится на ногах только усилием воли. Это было удивительно хотя бы потому, что Шойхет никогда раньше не злоупотреблял спиртным, ограничиваясь на корпоративных вечеринках одним бокалом пива.
– Давай отложим занятия альпинизмом, Рон, – сказал Баффин, подцепив Шойхета за худой локоть. – Пойдём-ка лучше сядем.
Он отвёл аналитика за уединённый дальний столик, вернулся к стойке и взял у Стива крепкий кофе для Шойхета и двойной коктейль для себя. Баффин опасался, что Аарон не дождётся его и уснёт прямо за столом, однако тот сидел неестественно прямо и не собирался падать лицом вниз. Увидев перед собой чашечку с дымящимся тёмным напитком, Шойхет нагнулся и с шумом отхлебнул кофе через край, вновь удивив Баффина, знавшего его как прирождённого аккуратиста. А когда Аарон поднял голову, Эрни удивился в третий раз: детские глаза аналитика были полны слёз.
– Они меня не послушали, – внятно проговорил Шойхет. – А я предупреждал, потому что… Это «запрет богов», Эрни… Вселенная защищается от дураков…
– Оставь ты эти сказки журналистам, Ронни. Какой ещё запрет богов? Просто не надо было спешить, вот и всё.
– Не надо было, – Шойхет послушно кивнул. – Они меня не послушали… Я собрал материалы за последний год и обобщил их, – он прервался, снова глотнул кофе и продолжил связно и членораздельно: – В мире за последний год произошло тридцать два непонятных взрыва, и некоторые из них наверняка вызваны «волшебными мельницами». Я составил карту, Эрни, – там есть и Тибет, и Сибирь, и Южная Америка, и Австралия. Люди делают эти «мельницы», они работают какое-то время, а потом взрываются… И чем больше мощность установки, тем быстрее она взорвётся, что и случилось в Аламогордо. Человечеству ещё рано получать доступ к неограниченной энергии – это и есть «запрет богов». Вот так, Эрни… А они меня не послушали…
– Чушь это всё! – Баффин раздражённо махнул рукой. – Принцип Оккама гласит: не умножай сущности. В нашем прагматичном мире нет места для богов, Ронни.
– Зато там есть место для демонов… – медленно проговорил Шойхет. – Они не люди, и мы с тобой для них всего лишь кирпичики, которые они укладывают в свою сатанинскую пирамиду. Им нужна «волшебная мельница», – несмотря на сильное опьянение, речь Аарона была ровной, как будто он читал лекцию перед внимавшей ему аудиторией, – нужна как можно скорее, и поэтому они отмахнулись от меня, как от назойливой мухи. Они не люди…
– Это ты о ком? – спросил Баффин, холодея от неприятного предчувствия.
– А разве ты не догадываешься? – аналитик криво улыбнулся. – О дедушке Винни, о мистере Роквелле, о других наших вершителях судеб… Я много об этом думал, Эрни…
«А если в стол вмонтированы микрофоны? – подумал Баффин. – Чёрт бы побрал этого пьяного дурака…».
– Я всегда верил в свою страну и гордился ею, – Шойхет не заметил смятения своего собеседника. – Я считал её воплощением истинной демократии, которую рано или поздно воспримет всё человечество… А оказалось… Они не люди, Эрни, они вирусы… Тупиковая ветвь эволюции, раковая опухоль… И вот теперь – империя, жирный паук United Mankind!
Аналитик повысил голос, и Баффин, быстро оглянувшись по сторонам, тронул его за плечо.
– Послушай, Рон, не освежить ли тебе физиономию? Ты что-то совсем плох – сходи умойся, а потом мы с тобой ещё поболтаем. Ты ведь не спешишь?
– Не спешу, – ответил Аарон, с усилием поднимаясь из-за столика.
– Тебя проводить? – спросил Баффин, глядя на него снизу вверх.
– Не надо, – аналитик мотнул головой и поправил съехавшие очки. – Я дойду сам.
«А не смыться ли мне, пока его не будет? – подумал Баффин, наблюдая, как Шойхет преувеличенно твёрдой походкой пересекает зал. – А то он такого наговорит, что и рад не будешь. Болтать лишнее всегда было вредно для здоровья, а сейчас и подавно. Ладно, пусть он скроется за дверью туалета, а то ещё оглянется и окликнет меня».
Но аналитик Аарон Шойхет не дошёл до туалета – у самых дверей его перехватили двое в форме антикризисной полиции. Это обтекаемое название уже мало кого обманывало: антикризисная полиция быстро оттеснила на второй план все схожие силовые структуры и стала самой настоящей тайной полицией со всеми её специфическими функциями. Что они сказали Аарону, Баффин не слышал, однако выражение лиц «гестаповцев», как вполголоса называли эй-си-полисменов, не предвещало Шойхету ничего хорошего.
Вхожий к таким людям, как Винсент, Эрни Баффин имел солидный статус в иерархии United Mankind. Он мог бы говорить на равных с армейским генералом или с полковником разведки, но сейчас Эрни Баффин остался сидеть, затравленно следя за чёрными фигурами, сопровождавшими беднягу аналитика к выходу из бара. «Если я вмешаюсь, – стучало в мозгу Интернет-разведчика, – меня могут спросить: „А, так этот словоохотливый парень ваш приятель? И что же он вам успел рассказать? А не пройти ли вам с нами, чтобы поподробнее побеседовать на эту тему?“. А я и так вишу на волоске из-за этого проклятого взрыва…».
И он остался сидеть, глядя прямо перед собой и сжимая в руке стакан с недопитым коктейлем.
Часть вторая
Глава пятая. Химик и лирик
…идёт вперед, видит и познаёт новое Дух Человеческий.
А мы в словах, делах и в детях своих передадим его людям еще более совершенным.
Они встретились с неизбежностью притягивающихся друг к другу разнополярных магнитов.
Прозрачное осеннее небо накрыло город, осторожно приходящий в себя после дикой зимы и пропахшего порохом лета. В воздухе мирно кружились жёлтые листья, и очень непривычным был детский смех – робкий, но всё-таки смех. Жизнь возвращалась.
Детей на площадке между домами Костомарова и Свиридова было немного – матери всё ещё боялись выпускать своих малышей на улицу без сопровождения отца с автоматом на плече. Вадим положил немало сил на устройство детской площадки – одна только установка видеокамер слежения чего стоила, – зато теперь ребятишкам нескольких ближайших домов было где играть. И дети играли, принимая как должное и прочную металлическую ограду вокруг площадки, и охранявших её взрослых дядей с ружьями. В движениях детей порой проглядывала насторожённость котят, выбравшихся из безопасного подвала на улицу, где бродят голодные собаки и злые люди, однако детское восприятие мира брало своё, и малыши с изумлением рассматривали невесть откуда взявшегося одинокого воробья – всех голубей и даже ворон в городе съели ещё зимой, – живым шариком скакавшего по веткам. И на лицах следивших за своими чадами матерей появлялись улыбки: жизнь возвращается.
Костомаров зашёл на площадку за Лидией и сынишкой. Впереди был долгожданный выходной:
