себя глазами посторонних. Например, того же Димы. Она смотрела на себя и видела то же, что и он. Свое лицо. День ото дня оно казалось ей все более безобразным.
Что еще хуже, Нине начало казаться, что даже на лекциях в университете все только тем и заняты, что стараются заглянуть под волосы, которыми она прикрывает щеку. А если кто-то шептался, ее тело деревенело, ей казалось – говорят о ней.
Нина начала пропускать лекции, но семинары не могла пропустить. На них легче, там один преподаватель и пять студентов. Это можно пережить. В небольшой компании сокурсников Нина чувствовала себя спокойней. Все, кто хотел увидеть ее лицо, уже видели.
Дима иногда звонил, она отвечала односложно, нехотя. Дима, как ей казалось, быстро, с облегчением клал трубку. В университете они почти не встречались – он учился на экономическом, она на биологическом. Нина перестала ходить в университетскую библиотеку, а ездила в ту, которую по привычке до сих пор называют «Ленинка». Казалось, пятно на щеке теперь закрыло полмира, ту его часть, где жил Дима и их общее прошлое.
Напряжение накапливалась, оно должно было прорваться. Однажды это случилось.
Нинина бабушка, уезжая в командировку, оставила ей Филю, пятимесячного щенка. Нина каждый вечер выводила его в парк напротив дома. Когда становилось совсем темно, она брала полиэтиленовый мешочек и совок, застегивала ремешок на Филькином ошейнике, и они выходили. В поздний час можно не опасаться чужих глаз.
Филька, как всегда, рвался вперед мощно, сильно, как будто он не щенок, а уже взрослый пес. Нина отбросила капюшон, убрала с лица волосы, позволяя коже дышать. Они шли по знакомой тропе, но Филька тыкался в нее носом, будто никогда до сих пор здесь не гулял. Внезапно из темноты в свете уличного фонаря возник мальчишка. Она никогда не видела здесь ни его, ни собаки – черного лохматого пса, ленивого чау-чау. Мальчишка открыл рот, потом закрыл и ухмыльнулся.
Казалось, капюшон наехал на голову сам собой, волосы разметались по лицу. Не понимая до конца, что делает, Нина размахнулась и ударила мальчишку по лицу.
– Вот тебе, чтобы не ухмылялся!
Звук пощечины испугал чау-чау, пес прижался к ноге своего хозяина и смотрел на Нину. Он открыл рот, она увидела фиолетовый язык собаки. Нина опустила руку, которая показалась ей невероятно тяжелой.
– Ты чего-о? – всхлипывал мальчишка. – Чего я тебе сделал?
– Ничего не сделал. А если бы сделал, то... – горло перехватило. – Ты над чем смеялся? Почему?
– Потому что смешно, – он вытирал слезы. – У твоей собаки... на шее красный бантик.
Нина уставилась на Филин ошейник.
– Какой еще бантик? – недоуменно пробормотала она. – Никакой это не бантик, а специальный жетон. На нем номер телефона. Если Филька потеряется, тот, кто найдет, позвонит. – Нина говорила и чувствовала, что руки больше не дрожат. Вместо злости и ярости явилось раскаяние. Как она могла?
Она сделала шаг, мальчишка торопливо отступил, а вместе с ним – чау-чау. Они ее боятся!
Нина наклонила голову, рассматривая жетон под разным углом, наконец, сказала:
– Да-а... На самом деле, смешно. Не жетон, а бантик. – Она улыбнулась. – Филе бантик не очень... – она поморщилась.
– Теперь видишь, да? – хлюпал носом малыш.
– Прости. Хочешь, я подарю тебе такой же? Ты напишешь на нем свой телефон.
– Хочу, – сказал он. Глаза его мгновенно высохли.
Нина порылась в кармане. Она купила два, чтобы прицепить к другому Филькиному ошейнику.
– Бери.
Мальчишка потащил своего защитника дальше, он что-то говорил ему, успокаивал.
Нина поморщилась. «Ну вот, сорвалась. На безобидном малыше. Нет, с собой надо что-то делать...»
Она шла за Филей по твердой тропинке, набитой собачьими лапами и ногами собачников. Если лицо так мучит ее, значит, надо им заняться. Самой, а не взваливать на маму.
Филя замер, Нина едва не налетела на него в темноте, а пес, громко фыркнув, полез в куст снежноягодника. Ветки шевелились так энергично, что, казалось, белые горошины градом осыплют землю. Нина стояла, ожидая, когда Филя вернется на тропу.
За новыми домами, в угоду которым откусили часть парка, прогрохотал трамвай. Ему вслед монотонно пролаяли обитатели собачьего приюта за линией.
Эти привычные звуки тревожили ее, как будто она слышала их впервые. Она чувствовала, что напряжение не совсем покинуло тело. Нина открыла рот, глотнула холодный воздух. Глоток получился такой большой, что она чуть не поперхнулась.
Филя, отряхиваясь, вылез из кустов на тропу, решительно фыркнул. Он доволен собой, это ясно. Нина постояла над кустом, но решила не лазить туда с совочком. Ей захотелось вот так же решительно тряхнуть головой и подумать о чем-то приятном.
Приятное было. Завтра, в субботу, она едет к бабушке. Не только для того, чтобы отвезти Филю. Бабушка устраивает обед для внуков. К ней приедет Кирюшка, сын маминого брата. Одно его имя заставляло улыбаться. Кирюшка-Хрюшка дразнили его в детстве.
Бабушка позвонила утром, первый вопрос был о Филе – здоров ли, весел?
– Не забудь пижаму, – предупредила она. – Останешься ночевать. Побудешь у меня и в воскресенье.
6. К чему девушке снятся грибы
Двоюродный брат Кирюшка – тот, с кем всегда весело. Он появился в Москве в самом начале осени. Приехал из Калуги, поступать на биофак, где училась Нина, но не набрал баллов. На бюджетное отделение Кирюшка не прошел, теперь должен сам платить за учебу.
Об этом он сообщил еще в сентябре, заявившись к Никифоровым с тортом, облитым шоколадом, со страстным названием «Персидская ночь».
– Как же ты выкрутишься? – спросила Мария Андреевна, угощая его обедом. Она хорошо знала о возможностях брата, Кирюшкиного отца.
– Да у вас в Москве работы-ы... – Он вытаращил серые глаза и завертел ими, будто тренировался с самого рождения. – Найду.
– Какой шустрый, – Мария Андреевна посмотрела на него с интересом.
– Знаете, как надо искать работу? – Кирюшка отвалился на спинку стула, засунул руки в карманы, а грудь выпятил так, что она стала похожа на перевернутый тазик. – Как спортсмен, который уверен, что возьмет золото.
– Ну и как? – спросила Нина, разглядывая гостя. Он был такой же рыжий, как раньше, с веснушками. Кирюшка одет в толстовку с разными надписями на груди, в синих потертых джинсах.
– Представляете стадион? – Он взмахнул рукой и очертил в воздухе круг. – Все зрители – работодатели. А ты в центре спортивной арены, один. Ты знаешь, что самый лучший в мире... Все хотят только тебя!
Мария Андреевна засмеялась.
– По-моему, ты перепутал себя с чемпионом, – сказала она.
– Нет, не перепутал. Я и есть чемпион...
Он хохотал. Громко, искренне, заразительно. Через месяц Кирюшка позвонил и сказал, что уже работает. Ему хватает на учебу и остается кое-что на жизнь. Но он знает, как сделать, чтобы на жизнь оставалось больше.
Нине не терпелось узнать, чем он занимается. Потому что мысль о работе, которая позволила бы собрать деньги и привести в порядок лицо, стала для нее главной. Особенно после того, как мама сказала, что есть вариант, который стоит меньше, чем все прежние.
Кирюшка приехал к бабушке раньше Нины. Когда они с Филей вошли, он уже сидел на диване и щелкал фисташки.
– Привет, сестренка, – он кинулся к Нине, поцеловал в щеку. От него пахло орехами.
– Мой дорогой Филька! – Бабушка раскрыла объятия, а пес подпрыгнул и повис у нее на плечах.
Нине показалось, что бабушка все больше становится похожа на итальянскую мать семейства, какими их показывают в кино. Полная, громкоголосая, с черными волосами, которые она закручивает в снова
