С беспредельным вниманием пакистанский работник прочитал и, по-рыбьи беззвучно шевеля губами, несколько раз пересчитал причитающуюся мне сумму, оценивающе-подозрительно меня оглядел, а паспорт раскрыл с каким-то и вовсе малоописуемым ужасом в смеси с таким же возмущением. Я почувствовала, что кассира возмущает сразу все: необъяснимая щедрость норвежской коммуны, голубой полярный волк в виде шубы на моих плечах, легкомысленный и беззаботный имидж платинововолосой молодки, мое гражданство в чужом полутеррористическом государстве, об опасности которого сегодня с утра прокричала вся норвежская массовая печать.
Почтовый сотрудник пакистанского происхождения и по добровольному совместительству борец за норвежскую справедливость сверкнул на меня черным, испепеляюще-гневным взором гордого беркута и, не проронив ни слова, испарился где-то в глубинах своего ведомства вместе с моим паспортом и денежным чеком.
Примерно через двадцать минут я разволновалась не на шутку: в страхе серьезно показалось, что он пропал вообще навсегда вместе с моими деньгами и основным документом. Поэтому я взволнованно обратилась к кассирше в соседнем отсеке с просьбой отыскать коллегу. Она отозвалась весьма охотно, но также исчезла с концами. Еще минут через пятнадцать я бросилась к очередному кассиру с такой же просьбой о помощи. С милой благожелательной улыбкой он отправился на поиски тех двоих и, разумеется, также пропал. Началась новая версия сказки братьев Гримм про «Умную Эльзу». Теперь во всем почтовом отделении продолжало функционировать лишь одно-единственное «окно». Я заняла туда новую очередь, в очередной раз объяснила свою ситуацию, которую сама про себя посчитала критической, и минутой позже самая последняя кассирша благополучно скрылась с рабочего места. Когда и через десять минут никто из них назад не вернулся, уровень моего беспокойства дошел до грани легкой слезоточивости с покраснением глаз. Я отчаянно искала, но не находила ответа, что же еще в подобном случае следовало бы предпринять.
На тотальное отсутствие работников в почтовом зале теперь начали реагировать прочие посетители почты, напрасно ожидающие своего обслуживания и зря теряющие время.
В конце концов первая тетка из тех, к которым я обратилась после ухода мужчины, возникла вновь и пригласила меня лично пройти в контору их шефа. Однако там вместо главного почтмейстера меня с прелюбезнейшей, почти радостной улыбкой встретил высокий молодой полицейский в темно-синей униформе. Едва я успела войти, как он по-джентльменски сразу же вскочил, живехонько подхватил под белы рученьки и усадил в широкое кресло. При виде человека в униформе у меня ощутимо похолодели все части тела, прямо мороз продрал по коже, а колени так еще и задрожали, поэтому помощь со стороны была особенно кстати. Свидание с представителем полиции как-то сразу и резко переполнило чашу терпения моей весьма шаткой, по определению Свена Свенсона, нервной системы, я больше не могла сдерживаться и разрыдалась, как девчонка.
С истинным и великим состраданием на упитанном, розовом и совсем еще юношеском лице представитель норвежского закона резво приволок мне стакан воды.
– Вы только, пожалуйста, не волнуйтесь. Почтовый служащий решил позвонить нам и попросил проверить легитимность ваших документов. Мы связались с консульством России, а потом с социальным отделом…
– Да ведь там приемный день больше часа как закончился. Что же мне теперь, на почте поселиться или в вашем управлении, а может, в самом российском посольстве, которое нынче сильно разрекламировано и у всех на слуху?! Мне некуда больше идти.
Так бурно плакать было стыдно. Я изо всех сил старалась сдерживаться, но слезы неукротимо текли и текли. Не было больше никаких у меня сил держать удары судьбы, выдохлись все силы до последней капельки и захотелось не то чтобы умереть, но как бы провалиться сквозь землю с глаз долой, а уж там полностью отрешиться от всей земной маеты. Ну в самом деле, сколько я еще могу терпеть? От событий последних двух месяцев у любого стоика «крыша бы поехала», что уж говорить обо мне, бедной…
Мальчик в форме окончательно растерялся.
– Пожалуйста, не волнуйтесь. Социальный куратор был на месте, возникшие вопросы разъяснил по телефону, а уточняющую информацию дослал факсом. Ваш полицейский аттестат также в порядке. Сейчас управляющий почтой принесет ваши деньги, и я сам лично могу вас сопроводить в санаторий.
Я сразу же прекратила рыдать и насторожилась: это еще зачем нужно? То есть они все тут теперь дружно решили, что я законченный нервный клиент, заглянувший к ним на огонек по дороге в психбольницу. Подобный факт потом может выйти мне боком в юридической битве за собственного сына, ведь норвежцы всегда все регистрируют! Эх, вот не повезло нарваться!
Вытерев слезы и стараясь не хлюпать носом, я с гордым достоинством отказалась от полицейского сопровождения. Должны же у человека оставаться хоть остатки личностной ценности!
– Хорошо, хорошо! Я вас только до такси провожу, – вежливо и охотно закивал блондинистой головой молодой норвежский полицейский.
В свой родной кабинет, но как-то боком, немного осторожно и опасливо, вплыл кругленький пузатенький почтмейстер и с сопереживанием в серых глазах под необыкновенно мохнатыми бровями с виноватым видом протянул мне мои деньги и документы.
– Вы нас извините и распишитесь вот здесь на чеке, – попросил он тихим голосом.
Я поставила требуемую закорючку, взяла все свое и решительно пошла оттуда прочь. Полицейский паренек под два метра ростом поспешил за мной вослед. На улице, заботливо поддерживая под локоток, как инвалида, меня с чрезвычайной осторожностью и предосторожностью довели до стоянки такси, открыли дверцу и усадили в стандартный «мерс». Это чтобы, значит, не удрала по пути следования в психбольницу? Шофером же моим опять был пакистанец средних лет, чем-то отчаянно похожий на бдительного служителя почтового ведомства. Благородным кивком головы я поблагодарила свое официальное сопровождение и, набрав в легкие побольше воздуха, выдохнула:
– В Аскер Бадс.
– Куда? Куда, мадам, вы хотите? – переспросил непонятливый водитель.
– В неврологический санаторий в Аскере! Вы таксист, Вы должны знать!
– А, тогда конечно, конечно… – сразу расслабился шофер и с трудно скрываемым ироническим любопытством искоса поглядел на меня. На мои подрагивающие в ушах бриллианты, на мои внушительные, белые и пушистые меха. Могу себе представить, что он подумал! Хоть серьги надо было из ушей вынуть, а то разнарядилась в пух и прах на встречу с резидентом разведки, да так и забыла снять. О господи, газеты со статьями про шпионаж не успела купить!
Однако машина вовсю неслась прочь из Сандвики, и идею с приобретением газет пришлось пока отложить. Стоит поискать сегодняшние выпуски в самом психсанатории, вот где подобные статеечки точно должны наличествовать! И снова… И снова, словно безответный листик в пору осеннего листопада, понесла-закружила меня судьба-индейка в очередной свой поворот водоворот… Что со мной будет дальше, сейчас и не представишь!
Глава 37
Итак, местом моего последующего обитания, уже шестым по счету за последние шестьдесят дней, если туда засчитать и зимний пляж в Сандвике, и комнату матери и ребенка, и разведывательную базу в виде шикарной лесной дачи, именуемым санаторием для профилактики и излечения нервных болезней, был комплекс аккуратненьких, крашенных беленьким домишек из дерева, построенных где-то сразу после или чуть-чуть до Второй мировой войны и уютно сидящих на высоких живописных цоколях из серых булыжников. Правда, я сразу заметила, что некоторые из домиков и гаражи были сложены из белого кирпича и оштукатурены. Они явно пристраивались не слишком давно, но были здорово стилизованы под остальные постройки за исключением своих квадратных по форме окон в алюминиевых рамах и без форточек. Все корпуса между собой соединялись современными стеклянными галереями-переходами.
Сам неврологический санаторий располагался как бы на высоком холме в центре небольшого не то лесочка, не то рощи, а где-то на горизонте слева, на фоне вечереющего фиолетово-багряными всплесками неба чернел изящно-строгий шпиль весьма красивой протестантской церкви. Мимо этой церкви с предельно ухоженным и аккуратным кладбищем вокруг мы проехали чуть-чуть раньше. Я запомнила: там как раз начинался поворот с указателем на Аскер Бадс. Где-то чуть поодаль, за прямыми стволами-знаками совсем отстраненных от суеты жизни зимних деревьев виднелась некрупная, обледенело-сизая скала с массивной
