безумные состояния; я им не доверяла.
Острая до болезненности интуиция в моменты просветления подсказывала, что тем либо иным способом я должна постараться произвести на всех приятное впечатление; что за мной ежечасно, хотя и ненавязчиво наблюдают и все проявления характера и нрава фиксируют; что тем или иным боком дикие фантазии и несуразные рыдания могут сильно мне навредить; что я могу очутиться в числе тяжелых пациентов в месте куда более специализированном, чем нынешнее.
Вот потому запирала я себя изнутри на «семь чугунных замков», а когда появлялась «на люди», то натягивала на бледную усохшую физиономию миловидную и не лишенную легкого налета интеллектуального флера маску мягкой грусти и без нее за дверью своей одинокой обители не рисковала показаться. Никогда я не была до конца откровенна ни с одним из всех достаточно милых или такими представляющимися аскербадсовских психологов, психоневрологов и психоаналитиков. Жизнь научила тщательнейшим образом взвешивать каждое слово в разговоре не только с персоналом, но и с другими находящимися на излечении лицами.
Не дай Бог, муж или его адвокат сумеют прознать про специфику моего нынешнего места проживания, то будет для меня самой великой вселенской катастрофой, настоящим концом света! Вот кто со стопроцентной уверенностью использует подобный факт против несчастной матери. Потому ни с кем и никогда не стану я больше откровенничать, никому я не должна больше доверять – надо стараться всегда «держать рот на замке, а ухо востро», с тихой скромностью, а тем более, когда никто ничего не спрашивает. Зачем смешные люди пытаются кому-то что-то объяснять, если «молчание – золото» и так легко «сойти за умного»? Кто кого слушает в этом суетном мире? Кто здесь кем интересуется, кроме самих себя и своих преходящих и тленных, с точки зрения вечности, проблем? Что есть по сути вся наша никчемная, суетливая, по большей части пустая и фальшивая жизнь? Кому такое нужно? Начинаешь с того, что тебе бирку привязывают к руке, а кончаешь тем – что к ноге. Два самых важных события, которых точно не избежит никто их живущих, а остальное слишком условно и не необходимо.
Как в кошмарном сне душа моя быстро скатывалась в бессмысленный вселенский хаос и торопливо прогрессировала к полному и завершающему раздрыгу-развалу, однако мысли о сыне, учеба и предписанные врачами таблетки группы CCPU (это когда пациент не способен умереть, сколько бы препаратов ни заглотил одновременно!): сипромил, сероксад, ситалопрам и синсенг все же худо-бедно, но позволяли хоть как-то выносить нескончаемую жизненную муку и поддерживали психический аппарат на плаву.
«Дорогая моя Майечка!
Больше полугода прошло с тех пор, как мы почти каждый день имели возможность встречаться с тобой. Мне стало казаться, что Москва на самом деле была лишь в моих грезах.
Теперь сижу я, такая одинокая и всеми на свете позабытая, в норвежских заснеженных лесах-полях. Норвегия – страна богатая, сытая, ухоженная и безопасная, но такая от меня далекая-предалекая и холодная-прехолодная. Но в любом случае именно норвежцы мне пытались помочь, чем тронули почти до слез. Ведь ничего подобного от них я ничуть не ожидала, искренне думала, что все люди здесь, как мраморные парковые скульптуры.
Прошлой ночью снился мне странный, верно, не к добру сон.
Косматая, одетая в разноцветные лохмотья, но молодая ведьма, именующая меня любимой подруженькой, прямо на моих глазах зарезала у большого костра черного петуха, а его кровь дала выпить пушистому черному коту. Кот сразу же принялся раздуваться в размерах – увеличился раза в три, замурлыкал от удовольствия и подошел ко мне ластиться-тереться. Я тому была рада, так как сама и являлась владелицей того огромного, ростом с пантеру, котяры и даже внешне выглядела похожей на всклокоченную колдунью. Может быть, ты примерно знаешь, к чему подобное может сниться? Так неспокойно на сердце!
Творится что-то весьма странное в моей нынешней жизни. Иногда кажется, что это вовсе и не жизнь, а бред воспаленного воображения.
А впереди меня ждет очередной этап «войны адвокатов», наверное, дело окончится судом. Обратилась к юристу вынужденно, так как супруг наотрез отказывается отдать мне ребенка для совместного проживания с матерью. В январе он мне еще и угрожал, что вместе с сыном переедет из Норвегии куда-то еще. Его слова привели меня в неописуемый ужас, и я обратилась к норвежским властям с просьбой о защите. Они должны останавливать его на границе всякий раз, когда он будет пытаться пересечь ее в компании с моим мальчиком. Выезжать за рубеж с ребенком Вадим теперь может лишь с моего письменного разрешения, то же самое касается и меня. Мужчины и женщины здесь равноправны по отношению к детям, один супруг, согласно закону, не имеет никаких преимуществ перед другим, определяемых половыми признаками. Тут – не Россия.
Моя основная проблема перед битвой за сына то, что я пока не имею работы и, соответственно, устойчивых средств даже к собственному существованию. Найти иностранцу достойную работу достаточно сложно, в первую очередь необходимо очень основательно выучить язык, что само по себе требует уйму времени и сил. Пока продолжаю настойчиво ходить на компьютерные курсы. Лекции читаются на норвежском, но установочные программы – английские, и по-английски сдаем экзамены – конечно же, так мне гораздо легче. Учусь по-прежнему каждый день с девяти до трех, потом можно остаться на дополнительное машинное время и попрактиковаться. То ли от адской смеси иностранных языков, а может, от постоянной концентрации сразу и зрения, и мозгов или же просто заедает суровая депрессия, но иногда по вечерам адски болит голова, мерещатся всякие ужасы и чувствую себя, как в мышеловке.
Серьезной проблемой для Вадима, думаю, должен стать тот факт, что жены (если только они не сумасшедшие) не убегают от хороших мужей на улицу в чужих странах в чем попало и без ничего. Моя адвокатша, мощная, как танк, норвежская валькирия, собирается настаивать, что муж обязан по закону поддерживать мать-иностранку и ребенка, пока данная особа, то есть я, нормально не выучит норвежский язык и не закончит курсы компьютерной переподготовки, так как за семь лет она во многом утратила свою инженерную квалификацию. На что будет особо упирать адвокат противоположной стороны – не имею понятия.
Плохо, что у меня на руках нет ни единого документа, даже свидетельства о рождении собственного сына – ни о каких нужных бумагах я не думала, когда уходила. Да в самом страшном сне несколько месяцев назад я не смогла бы вообразить себе подобное, ведь с Вадимом мы вместе прожили четырнадцать лет. Родители Вадима полностью на стороне сына и поддерживают абсолютно все его решения.
Будущее мое настолько туманно и неясно, что я чрезвычайно его опасаюсь и мечтаю дожить до лета чисто физически, а при этом еще умом не тронуться. Так хочется заснуть без всяких сновидений, а потом открыть глаза – за окном лето, и все несчастное и плохое навсегда позади.
Ах, боюсь, что не пересечь мне в целости минное поле собственной жизни!
Прошу твоего прощения за сумбурность изложения и, пожалуйста, пиши мне.
В моих нынешних обстоятельствах человеку как воздух нужна искренняя дружеская поддержка. Передавай от меня привет и пожелания здоровья своей уважаемой маме.
Крепко тебя целую, твоя Ника».
Глава 38
На второй день моего пребывания в психоневрологическом санатории в столовой самообслуживания повстречала я весь примерный контингент лечащихся в подобных местах от хронических неврозов, психозов и острых депрессивных состояний. Большая часть пациентов находилась в возрастной группе лет около сорока пяти – пятидесяти, из чего я сделала вывод, что тяжесть прожитого времени начинает особенно сильно давить человека именно в данном возрасте. Попадались отдельные, вида замкнутого и меланхоличного юноши и девушки едва-едва из подростковой зелени, то есть не старше восемнадцати-двадцати. Как чуть позже дошли до меня подробности из обязательных в любых коллективах слухов обо всех и обо всем, молодежь сильно пострадала от семейного и детского неблагополучия с последующим наложением стресса от незадавшейся межполовой любви. В результате детских психологических травм взрослая личная жизнь у людей обычно не задается, что весьма естественный и логичный, на мой посторонний и немедицинский взгляд, факт.
В санаторном наличии имелись три вечно оживленные, громко хохочущие, много жестикулирующие и почти безостановочно щебечущие всякую чепуху молодые женщины несколько моложе меня. Вскоре про себя я стала именовать их «феечками». Это случилось после того, как однажды за столом девушки вдруг
