благодарны Алене за то умиротворяющее блаженство, которое она нам дарила. Подружка моя была больше, чем просто волшебница.
– Ой, какая у тебя подвесочка чудная с бриллиантиками. Белое золото в комбинации с обычным – до чего оригинально выполнено! Я что-то раньше на тебе ее не видела…
– А я раньше просто не надевала, а вот сегодня решила принарядиться.
Аленка на меня испытующе прищурилась и насмешливо фыркнула, крутой дугой изогнулась ее дотоле изломом изогнутая бровь.
– Ну так и где же ты подружилась с этим нежным мальчиком и сколько же лет этой невинной крошке? Надо же, с такой застенчивой улыбкой и истинно женской грациозностью ему следовало бы родиться девушкой и вводить в искушение многочисленные толпы обожателей мужского пола. Ошибка природы! Надо же, норвежские дамочки – как солдаты спецназа, зато парни бывают просто бабочками-шоколадницами. Приятно, однако, что и в Норвегии попадаются люди с манерами, отличными от манер свинопасов или других детей природы. Скажи, он не артист? А чем он занимается?
Между делом – массажем расспрашивала меня моя чародейка. Я ни словом не обмолвилась о легендарной профессии Руне, сочинила, что раньше он посещал те же компьютерные курсы, пока не нашел подходящую офисную работу, и постаралась поскорее перевести разговор на другие рельсы. Вспомнив о странном телефонном звонке неудачливого воздыхателя, я спросила как можно тактичнее и расслабленнее:
– А как у тебя, Ален, сейчас с личной жизнью?
Видимо, собираясь с мыслями, она довольно долго не отвечала.
– Да вообще-то никак, кошечка моя! Ты когда-нибудь наблюдала собачьи свадьбы? Вот-вот, шумная, пестрая кавалькада разномастных, разношерстных, разнорослых и разнопородных псов сломя голову несется за какой-нибудь Жучкой-примадонной. На данном жизненном этапе я как раз пребываю в роли, так сказать, собачьей королевы. По-королевски равнодушна, горда и невозмутима с поклонниками; вообще общаюсь с ними по соображениям чистой прагматики и в силу необходимости. Никому больше не верю, а мужчинам в особенности. Да я тебе говорила, сейчас просто повторяюсь… Это современные русские девушки, в большинстве своем ничего на внутреннем плане или в мозгах достойного не имеющие, научились только лишь с помощью одних своих алых губок лихо прыгать из «темных» лошадок в королевские дамки. Но нам с тобой уже вряд ли так повезет! Каковы мужчины, таковы и женщины, и наоборот…
– А что, Ален, это правда, что молодые девушки научились так классно целоваться, что у мужчин аж дух захватывает?
– Это у меня иногда дух захватывает от твоих полупридурковатых вопросов. Ты, Ник, в некоторых вещах находишься на уровне норвежских даунов, которых норвежцы тут так пестуют-лелеют; уж извини за прямоту!
Я растерянно замолчала и подумала, что, наверное, хозяйку просто стало потихонечку раздражать мое постоянное пребывание на ее жилплощади; однако через несколько минут Аленина внезапная вспыльчивость сменилась глубоким, шумным, элегическим вздохом:
– A в любовь – светлую, большую и чистую почему-то верится по-девичьи, хотя самой смешно. Во мне будто бы поселилась странная какая-то раздвоенность и нервозность, от этого бывает так плохо… Раньше я такой не была…
Аленин голос дрогнул, и мне в нем послышались слезы: те самые – невидимые миру. Моя подруга мужественно пыталась с собой справиться, совсем как я полчаса назад. Бедные, бедные женщины!
Я забыла про маску на лице и разразилась заумной тирадой в своем излюбленном стиле:
– Аленчик, ты совсем-то не расстраивайся, то ведь вовсе не твоя вина. Что тут поделаешь: ведь в этом мире людей совсем не учат чувству любви. К сожалению, живое человеческое счастье пока не является целью общества. Всему теперь обучают: составлению бизнес-планов, программированию с менеджментом, контролю качества лохотронов и физике сыпучих тел, а любви или хотя бы что понятие в себя включает – нет.
Если посмотреть на нынешних мужчин, то многие из них не ведают ни заботы, ни ответственности за что-нибудь живое – главных свойств истинной мужественности, а женщины редко когда ласковы, сострадательны, теплы и кому-либо за что-либо благодарны. Зато как требовать что-то с кого-то и критиковать других, если чуть замешкались, – так это сколько угодно, а самих-то себя в собственных, так сказать, проявлениях не видят. Боже, так тяжело об этом вспоминать! Люди могут всю жизнь теперь просуществовать, а о самом главном так и не узнают. Разве такое существование можно по сути называть настоящей человеческой жизнью? Ведь бегут, торопятся, страшно боятся опоздать к раздаче праздничного пирога, а по сути – в могилу. Но в тебя, Аленушка, я верю. Рано или поздно все станет именно так, как ты сама того хочешь и заслуживаешь.
– Грустно, конечно, что все в жизни так, зайчик. Но ты права как всегда: это, видимо, раньше мужчины были охотниками на ледяных просторах сибирской тайги или Аляски, а теперь они все – мелкие браконьеры во второразрядных городских зоопарках. Эх, да что тут говорить! Так. Я с тобой возиться кончила. Пойдем баиньки, моя бедная одинокая подруженька. Здорово мы с тобой сегодня измотались, на тебе что-то опять лица нет.
Вяло переставляя ставшие почти ватными ноги, я медленно поплелась в спальню. Мне едва-едва хватило сил дойти до своей половины кровати и убрать с нее медведя. Даже лохматый Томик показался непосильной тяжестью. Что со мной, Господи?! Какая-то полная энергетическая опустошенность, может, по-настоящему заболеваю? Как я тогда работать-то смогу… Тут я вспомнила и из последних сил полупрошептала Алене:
– Бумажки мои не забудь завтра захватить с собой, там еще дискетки… Попроси, пожалуйста, своих коллег их посмотреть.
– Будет сделано в лучшем виде, солнышко. Ты ни о чем не беспокойся. Теперь давай спать!
Мы с подружкой в совершенный унисон, совсем как однояйцевые близнецы, выключили настольные лампы.
– А знаешь ли ты, Вероника, как в жизни бывает иногда странно…
До того неожиданно в темноте ночи зазвучал Аленин голос, что я, начавшая было благополучно отключаться от невеселой нынешней действительности, пугливо вздрогнула и совсем не сразу сообразила, где я, кто я и с кем.
– Примерно за полмесяца до твоего ко мне вселения Кисс… Ну ты сама теперь знаешь, каков он по натуре: как репей, прицепится с чем-нибудь, так и не отцепится ни за какие коврижки; но ведь при этом всегда так вежлив, так безотказен, так до ужаса заботлив…
Так вот в тот раз он прилип в полном смысле, как банный лист, если не выразиться похуже, чтобы в одну из суббот я обязательно пригласила бы его в гости с другом. Ты себе не можешь представить, как это было мне некстати. Думала, он сам-то уже на нервы действует, так еще такого же болтливого дружка приволочит. Время на них только зря тратить! В офисе и так целыми днями мотают душу почем зря, сплошные дедлайны и вечно ничем не удовлетворенный шеф Дидрик. Я Киссу прямо так и сказала: «Ты в курсе, дорогой, как смертельно я устаю на работе. Ну помилуй, как можно при таких обстоятельствах… Какие мне еще гости в таком состоянии? Ты знаешь, по субботам я готовлю по особым технологиям питательные маски и для лица, и для волос, а потом в них надо находиться несколько часов кряду. Нельзя улыбаться и по телефону разговаривать – получатся одни морщины, убирай их потом… Нет, ничего с этой затеей у нас в этот раз не получится!»
Тут он прямо запричитал интимным таким полушепотом: «Ты не можешь себе и вообразить, Алэна, дарлинг…»
Верно, я опять погрузилась в легкую дрему, потому как воочию увидела восседающую на абрикосового цвета кухоньке в позе статуи царицы Семирамиды и с таким же неулыбчивым лицом Алену, почему-то в клубничного оттенка шелковом японском халате-кимоно, и последнего истинного джентльмена Британской империи, почти коленопреклоненного перед ней.
– О, ты просто не представляешь себе, май дарлинг Алэна, какой Роджер Линэр чудеснейший и преобаятельнейший человек. А его манеры… Это отдельная песня! О, и мне, и всем другим нашим приятелям до него далеко. Хотя то легко объяснимо: ведь он учился сначала в Итоне, потом в Сорбонне…
