– Замолчи!
– Не замолчу. Неужели ты, говоривший еще недавно о том, что Ниссагль – наша тень, так и не понял, что он давно уже смеет все не только в этих стенах. Он всесилен, для него нет законов, потому что он сам себе закон. И ты после этого, содрогаясь от боли при каждом слове, начинаешь вдруг кричать о том, что он не смеет трогать твою сестру. Ха-ха-ха! Мы проиграли и лежим в пыли у золотых каблуков королевы, вот что я тебе скажу. И не кричи – я не хочу, чтобы ты получал пинки от охраны.
Эзель замолчал; чтобы успокоиться, он вдыхал холодный воздух.
– Прости за эту горькую правду, Элас. На воле я вижу слишком много печального, чтобы утешать тебя в тюрьме, – наконец сказал он после долгой паузы.
– Что на это скажет мой отец? Как я буду смотреть ему в глаза?.. От него были вести?
– Нет пока. Как в воду канул. Все ждут. Мы уже думаем отправить кого-нибудь ему навстречу, потому что ты растревожил клубок змей, Элас, они расползаются и начинают жалить, и твоего отца надо об этом предупредить. Я понимаю, ты хотел покончить со всеми разом, но… ты придавил одну змею и разозлил всех остальных. Доносы множатся. Меня держат в золотой клетке, но даже я чувствую, что творится в Эманде. Им уже мало ходить за мной по пятам, они хватают людей из моего окружения. Прости еще раз, кажется, я совсем тебя доконал…
– Время вышло! – крикнули в распахнутую дверь.
Беатрикс уже начала ходить, держась за стену, припадая на ушибленную ногу, подолгу останавливаясь для отдыха. Сама себя она именовала «параличной» – ударилась она действительно левым боком – левая рука и левая нога плохо сгибались, и лицо слева было в ссадинах – по счастью, таких, что должны были скоро зажить, не оставив следов. По пятам за королевой, причитая и бранясь, ходила Хена – лекари вставать не разрешали. Но Беатрикс была упряма – целыми днями ходила по покоям, морщась и ругаясь, потому что все-таки было больно. Она часто капризничала, призывая к себе то одного, то другого вельможу, или порой отсылала всех вон, вытягивалась на жарких мехах, угрюмо глядя куда-то в угол, где в полумраке различались причудливые фигуры на травянисто-золотистых, из Марена привезенных шпалерах.
Из докладов Ниссагля явствовало, что в заговоре участвовали чуть ли не все Этарет. Иногда ей казалось, что Ниссагль в своем рвении давно уже вышел за все возможные границы крамолы и попросту хватает всех, чьи имена срываются с искусанных во время пытки губ. Но, с другой стороны, как определить границу крамолы? Начинается с вольного слова, кончается кинжалом в рукаве. Пускай хватает всех подряд. У Ниссагля даже заносчивый Элас запел по-другому. Пускай пожалеет, что на свет родился. Взгляд ее вяло скользил по отполированным виткам толстых колонн балдахина. В спиральных бороздах блестел малахит. Сверху свисала длинная пыльная бахрома – в покое не было сквозняков, пыль толстым слоем лежала повсюду. Когда она поправится, прикажет сделать уборку. Явился Гирш. На приемы к ней он всегда одевался подчеркнуто роскошно, и она давно позабыла, сколько ему на самом деле лет, так умело он скрывал свой истинный возраст. Сегодня он облачился в бурый камзол, покрытый крупными четырехугольниками золотого шитья и отороченный куницей. У пояса висел тяжелый тесак, что был Гиршу более по руке, чем меч.
– Что скажешь, беспощадный и справедливый?
– Все то же, Беатрикс. Имена, имена и еще раз имена. Я задавал вопросы об Оссарге, не могу сказать, чтобы совсем без толку. Но там еще рыть и рыть. Из одного покушения получается два дела – одно о заговоре, другое о мятеже.
– Ну и с Богом. Когда, скажи, мы боялись крови?
– Никогда, Беатрикс.
– Вперед без всяких сомнений, мой рыцарь! Он подумал, что можно удачно перевести разговор в нужное ему русло.
– Ах, ваше величество, я больше недостоин называться вашим рыцарем и носить титул вашего дворянина. Я достоин участи несчастного Алли.
– Как так? – Беатрикс поняла, что он шутит, и ждала продолжения.
– Видите ли, я совершил нечто ужасное. Я вам изменил.
– Да? Позор! Каким образом?
– Я… во-первых, совратил Лээлин Аргаред.
– Кого? – Беатрикс сначала удивилась, потом негромко засмеялась. Какое чудовищное вероломство! Как тебе это удалось?
– Ох, вот тут и кроется вся глубина моего падения, – нарочито серьезно отозвался Ниссагль. – Я заставил ее мне отдаться, пообещав ей, что непременно спасу Эласа.
Беатрикс продолжала смеяться, жмурясь и вертя головой на песцовой подушке из стороны в сторону.
– Надеюсь – ты – не – будешь – этого – делать! – сумела она выдавить в перерывах между спазмами смеха.
– Разумеется, не буду. Иначе я бы вам не рассказал.
– Она тебе хоть нравится?
– Мне? Нисколько.
– Так зачем же ты ее?..
– Из природной вредности. Но это еще не все. Поскольку она моя любовница, я повсюду таскаю ее с собой, одеваю во что хочу, то есть ты знаешь мой вкус – в платья с воротами до пупа и задницы, такие даже на улице Куок не носят, вожу в открытых носилках, представляю моей подружкой – и она всему подчиняется. А что ей остается?
– Может, ты на ней даже женишься? Я была бы посаженой мамой ребеночку.
– Э, Беатрикс, так не смешно! В конце концов я ее за что-нибудь арестую. И буду пытать. Прекрасное
