пепелище погребального костра, груду углей, скрывших кости Тинтана. Асканта оставила воистину чудесный напиток, возвращающий мертвых. И если вино действительно способно творить чудеса, то оно вернет не только коня. Где покрытый свежими ветками холмик? Грон оторвался, наконец, от своего любимца и не успел еще повернуть голову, чтобы взглянуть на могилу, когда услышал за спиной негромкий голос:
— Что ты делаешь, Гронгард? Ты же свалишь Тинтана с ног!
Колдун, улыбаясь, сидел на корточках под деревом, на том самом месте, где только сидел вольный боец. Черный плащ Колдуна был пропылен, но цел, словно плотную ткань не рассек накануне боевой топор, словно не залила ее кровь из смертельной раны. Колдун держал сосуд с голубой жидкостью, держал бережно, как хрупкое украшение красавицы, готовые при неосторожном движении выскользнуть из рук. Грон бросил взгляд на холмик у трех деревьев с пятнистой листвой и тоже улыбнулся. Пусть могила осталась могилой, но вот он, Колдун — живой и здоровый и, значит, вино Асканты — это напиток, исполняющий желания. Будь благословенна, женщина со звезд!..
— Святой Грааль… Чаша плодородия богини Иштар, — говорил Колдун, рассматривая на свет нежно- голубую жидкость. — Кубок Ноя… Чаша Медеи… Вот оно какое, вино Асканты… — Он опустил сосуд в траву, поднялся и спросил: — Почему мы не возвращаемся, Гронгард? Где поклонник ясноглазой Оль, где Рения?
Вольный боец слышал эти слова, но они не доходили до его сознания. Он ждал, напряженно ждал следующего, самого главного чуда, он верил в это чудо и мысленно торопил события. «Духи рассвета, почему же больше ничего не происходит?..»
Колдун осмотрелся, задержал взгляд на стреле с голубой повязкой, остатках погребального костра и свежей могиле. Сдвинул брови, с силой потер левое плечо, медленно произнес:
— Помню… Не только не смог увернуться, но и сообразить даже ничего не успел. — Он поморщился, опять потер плечо и грудь. — Было больно… А еще злость на себя, на неуклюжесть свою, на неприспособленность… И обидно было — не дойти до цели, попасться на хитрость. — Колдун опять улыбнулся, просветлел лицом. — Значит, открылись ворота из слоновой кости?
Вольный боец вздрогнул.
— Откуда ты знаешь, Колдун?
— Знаю. Я ведь и придумал это заклинание… как и весь мир вокруг нас…
И вновь сомнение охватило Грона. Охватило — и тут же пропало. Возможно, Колдун говорил правду, всегда говорил одну лишь правду, и все было и есть именно так, как он говорил. Мир был великолепен, мир был открыт только для счастливых чудес.
— Вот и Вальнур Рай, — спокойно сказал Колдун, глядя за спину Грона.
Из черной гряды за равниной выплыло облачко пыли, понеслось к поляне. Всадник в зеленом плаще, увидев Грона и Ала, вскинул руку с боевым топором, прочертил в воздухе сверкающие круги.
— Не беспокойся, Гронгард. — Колдун ободряюще улыбнулся. — Еще немного — и твоя Инейя-Рения тоже вернется сюда. Думаю, ты уже убедился, что мне можно верить?
— Пусть твои слова сбудутся, Колдун!
Белый конь вихрем ворвался на поляну. Вальнур лихо выпрыгнул из седла и, сияя улыбкой, подбежал к Грону и Алу. Вольный боец, не сумев сдержать чувств, обнял его за плечи, притянул к себе, с силой хлопнул по спине.
— Светлые духи рассвета, ты жив!
— Еще бы! — смеясь, ответил юноша. — Ясноглазая Оль не простила бы мне мою смерть. Да я бы вернулся к ней даже мертвый.
Вольный боец невольно отстранился, пристально посмотрел в веселые глаза Вальнура.
«Даже мертвый…»
— Заждались меня? Где мой ужин? Что тут без меня происходило? — сыпал вопросами Вальнур, оглядывая поляну. — Кто жег костер?
— Я все расскажу, — остановил его Грон. — А ты скажи, что случилось с тобой?
Юноша сбросил на траву плащ, распустил шнуровку воротника сорочки, принялся распрягать Топотуна.
— Они поджидали меня в лесу за грядой…
— Знаю, — вновь прервал его вольный боец. — Я видел Крута. А вот тебя не нашел.
Вальнур обернулся, пригладил разметавшиеся в скачке волосы.
— Так ведь со мной случилось то же самое, что и с тобой. С Крутом я справился, но Топотуна угораздило попятиться на зеркало! Я тоже провалился, хотя до этого пересек зеркало без всяких помех. И представьте себе — опять очутился посреди каменной пустыни, кажется, той же самой, что и в прошлый раз, только кишащей красными зубастыми червями. — Лицо Вальнура исказилось от отвращения. — Помнишь таких, Грон? И вновь те же черные мелкие камни, словно галька на нашем берегу, но никакого моря нет и в помине. Пришлось нам с Топотуном потрудиться, ему копытами, мне топором, пока эти твари не сообразили, что мы не собираемся попадать в их противные пасти. Отползли, разлеглись на камнях. — Юноша легонько ткнул кулаком Топотуна. — Опять подвел, белый огонь, провалился на ровном месте!
Конь недовольно мотнул головой, и Вальнур успокаивающе погладил его.
— Ну-ну, не обижайся, знаю, что ты не виноват. Потрудились мы славно, и я готов был и дальше истреблять этих красных уродин — но вовремя вспомнил тебя, Ал. — Юноша с благодарностью взглянул на Колдуна. Вспомнил совет, что ты давал Грону: провалившись, никуда не бросаться, оставаться на месте. Хоть никакой веревки и не было, я все-таки вылез. Вернее, меня выбросили. Что-то с такой силой толкнуло в спину, что и оглянуться не успел, как оказался вновь на зеркале. Только Крута там уже не нашел. Ты ведь видел его, Грон?
— Да. И отправил в болото.
— Ну вот все и прояснилось, — удовлетворенно сказал юноша и вдруг помрачнел. — А возвращаться с вином Асканты вам придется уже без меня. Я должен задержаться здесь.
Грон и Ал обменялись взглядами, затем вольный боец покосился на сосуд с голубой жидкостью, скрытый травой, и поинтересовался:
— Почему, Вальнур? Какие дела у тебя еще не сделаны? Метатели уничтожены…
— Не все — последних трех я не обнаружил.
Грон сделал успокаивающий жест.
— Они сами себя обнаружили и отжили свое в этом мире. Получили сполна, не сомневайся. А если тебя тревожит потеря подарка для ясноглазой Оль — тогда лови!
Грон оттянул повязку на запястье, извлек коготь дракона, бросил юноше.
— Я опять твой должник! — радостно воскликнул Вальнур. — Эх, жаль, что некому на тебя нападать…
Он звонко рассмеялся, посмотрел через плечо Грона на поросший лесом холм и весело прищурился.
— Вот разве что Рения захочет тебя обезоружить… хотя она, по-моему, и так тебя уже обезоружила.
Вольный боец резко обернулся. Захотелось громко крикнуть что-нибудь, рассмеяться, как Вальнур, или, раскинув руки и посильнее оттолкнувшись ногами от земли, прыгнуть прямо в небо, голубым вином Асканты пролившееся над головой…
По дороге, скользящей с холма, шла к ним босоногая девушка в темном платье.
Дальнейшее воспринималось Гроном как очаровательный сон. Как во сне он бежал навстречу Рении, как во сне обнимал ее, гладил пахнущие солнцем и лесом черные волосы, целовал теплые губы и милые глаза. Как во сне возвращался на поляну, держа на руках нежное легкое тело, прильнувшее к его груди. Как во сне слушал ее голос, удивительный, неповторимый голос, которым можно наслаждаться целую вечность…
Рения говорила о внезапно напавшей железной птице, о полете над лесом, о похожей на колодец пещере на вершине далекой скалы, куда железная птица принесла свою жертву. Дно пещеры было покрыто толстым слоем прелой листвы и сухих веток вперемешку с белыми черепами и костями, и лохмотьями чьих- то полуистлевших одежд…
Птица бросила Рению в этот каменный колодец, покружила над скалой, выслеживая новую добычу, и
