Вольный боец мысленно застонал при виде того, что появилось на столе. Там было нарезанное большими ломтями мясо, остро и аппетитно пахнущая зелень, холодные, но от этого не менее привлекательные слоистые пышные лепешки, сочные куски рыбы, переложенные поджаренными кругляшками, золотистая прозрачная икра… Отведав глазами все эти яства, он вздохнул и сказал Рении:
— Пойдем с нами.
— Куда? — одновременно спросили карлик и девушка, карлик с испугом, а девушка с недоумением; она не отрывала взгляда от заставленного едой стола.
— Проводим хозяина в его спальню. — Грон повернулся к Фаю. — Мы поужинаем сами, а тебя я на всякий случай запру до утра. Давай ключ и не обижайся — мне просто приходится быть недоверчивым. А я хочу спать спокойно.
Карлик молча заморгал, открыл рот, собираясь что-то сказать, но не сказал, а тяжело заковылял к выходу.
— Идем, идем, Рения, — поторопил Грон девушку, задержавшуюся у стола. — Не сомневайся, без ужина не останемся.
Под ужином он, к собственному сожалению, подразумевал всего лишь остатки провизии из дорожной сумы.
Комната Фая находилась за изгибом коридора и не отличалась особым убранством. В ней находились узкая кровать, низкий столик и табурет, и полки с широкобокими кувшинами вдоль затянутой гобеленом стены. На полу лежали потертые звериные шкуры со свалявшимся черным мехом. Зарешеченное окно выходило в темный двор.
— Дай ключи, — напомнил Грон, показывая на связку, которую карлик не выпускал из рук. — Какой из них?
Фай молча перебрал звякающие ключи, выбрал нужный и протянул связку вольному бойцу.
— Не обижайся, — повторил Грон. — Утром я тебя открою. Тогда и поблагодарю за ночлег.
Карлик исподлобья взглянул на него и пробормотал:
— Ни от кого не дождешься благодарности. Никогда…
— Ну-ну, не бурчи, — сказал вольный боец, вставляя ключ в замочную скважину. — Нам с Ренией обязательно нужно вернуться, предстоит слишком много дел. Если хочешь — можем взять и тебя.
Карлик вздрогнул, ожесточенно потер трясущиеся щеки и поднес руку к горлу. И вдруг тихо, с бульканьем, засмеялся и тут же оборвал смех.
— Фай надеется, что скоро сам сможет отправиться туда, куда ему захочется.
Эти слова были сказаны тоном, настолько не вязавшимся с обликом и всем поведением карлика, что Грон некоторое время удивленно рассматривал неподвижного уродца.
— Как знаешь, — наконец сказал он, вышел в коридор, где ждала его Рения, и повернул ключ, оставив Фая взаперти.
Ночная Сестра светила в окно, и тени от решетки косыми клетками расчерчивали пол. Комната была переполнена тишиной, комната словно погрузилась на дно неподвижного ночного омута, поглотившего все звуки. И не слышно было, как дышит Рения.
Вольный боец кашлянул, поправил подушку, повернулся к гобелену, освещенному ночным светилом. Самое время было уснуть, отдохнуть перед возвращением к Снежным Горам, но сон почему-то не шел, сон заблудился где-то среди звезд, сон бродил по безмолвному лесу, слепо тычась в деревья и кусты, и никак не мог отыскать дорогу к одинокому угрюмому замку…
Вместо роскошного ужина, ожидающего на столе, Грон извлек из сумы хлеб и последний кусок сыра, протянул Рении флягу с остатками цветочного вина. Потом погасил факелы и пожелал девушке хорошего отдыха. Разделся и устроился на диване, укрывшись обнаруженным среди подушек тонким покрывалом.
Но уснуть никак не удавалось. Вольный боец вслушивался, вслушивался, вслушивался в тишину, пытаясь различить дыхание девушки, а перед глазами упорно стоял и никак не желал исчезнуть образ Рении, лежащей на широкой кровати и ждущей… Нежные плечи… Податливые губы… Шелковистая восхитительная кожа…
Он, стиснув зубы, лег на живот, уткнулся лицом в подушку, задыхаясь, дрожа от бешеных толчков бурлящей крови. Попытался немедленно отогнать от себя будоражащее видение, но попытка не удалась.
«Надо встать, — лихорадочно думал Грон. — Встать, выйти отсюда, прыгнуть в бассейн и плавать до полного изнеможения…»
И вдруг сквозь густой слой тишины пробился к нему далекий, еле слышный шепот:
— Милый… иди ко мне… Иди ко мне, Гронгард…
Он не поверил в этот шепот, он сказал себе, что это просто шумит взбудораженная кровь, а сам уже рывком поднял голову, вглядываясь в пронизанный светом Ночной Сестры полумрак в дальнем конце комнаты. Высокая кровать казалась белым облаком, спорхнувшим с небесных высот.
— Иди ко мне, Гронгард…
Девушка, приподнявшись, манила его обнаженной рукой и шептала, шептала…
…И были ураган и долгий полет, провалы и воспарения, полное исчезновение, отчаянный рывок к поверхности и новое исчезновение… В ласках они учились друг у друга, теряли и вновь находили друг друга, помогали друг другу, погружались и возносились, не расплетая объятий. Ночной свет струился над их гибкими горячими телами, над их единым телом, нежные и страстным, страстным и нежным, познающим самое себя под тихую музыку звезд. И все повторялось и повторялось, до исступления, безумства и окончательного сладостно-опустошающего полного растворения…
А потом он лежал, продолжая обнимать уснувшую Рению, вдыхая запах ее волос, и медленно уплывал куда-то по спокойной реке, над которой неспешно поднималось огромное солнце. Слегка колыхалась вода, слабое течение несло его все дальше и дальше, и со всех сторон подступала, обнимала уютными лапами теплая тишина. Тишина убаюкивала, мягко ложилась на сомкнутые веки, обещая покой, — и вдруг прервалась, превратилась в отдаленное шарканье шагов.
Он осторожно высвободил руку из-под плеча спящей девушки, сел на кровати, вслушиваясь в приближающиеся звуки. Сомнений не было — по коридору к их двери шел Фай, неведомо как освободившийся из запертой комнаты, шел, не таясь, словно не боялся разбудить спящих… Или уверенный в том, что спящие уже никогда не проснутся?
Грон вскочил, бесшумно бросился к дивану, возле которого лежали одежда и оружие. Быстро лег, натянул покрывало. Он решил проследить за действиями карлика, хотя догадывался, какими они будут. Шаги звучали уже совсем рядом с дверью, и темнота вдруг отступила, когда Фай шагнул в комнату со свечой в руке. На нем был тот же полосатый халат. Карлик немного постоял у двери и вперевалку направился в сторону стола. Споткнулся о лежащую возле кресла суму Грона, присел, поставил на пол свечу и принялся шарить в суме, стуча пустыми флягами и выбрасывая белье, и, по-видимому, действительно, нисколько не заботясь о том, чтобы соблюдать осторожность.
— Напрасно стараешься, — сказал Грон, потянувшись за одеждой. — Того, что ты ищешь, там нет.
Услышав голос вольного бойца, Фай испуганно вскрикнул, подался назад и, не удержавшись на ногах, сел на пол.
— Не думал, что мертвые могут заговорить? Ты ведь полагал, что отравил нас, не так ли?
Грон встал и подошел к карлику, обхватившему голову руками. Отодвинул ногой суму, поднял Фая за воротник и подтолкнул к креслу. Карлик упал на колени, вцепился в ножки кресла и сгорбился, ожидая удара.
— Не так ли, Фай? — повысив голос, повторил Грон. — Ты же хотел отравить нас, чтобы забрать вино Асканты. Куда ты подложил отраву — в кувшин? Или посыпал ею мясо вместо соли?
— В кувшин, — сдавленно отозвался карлик.
— А из комнаты выбрался через ход за гобеленом? Вижу, здесь полным-полно потайных ходов.
— Да! Да! — завизжал Фай, подняв голову и сверля вольного бойца ненавидящим взглядом. — Да, я хотел вас отравить, я все продумал, давным-давно продумал! Если бы вернулся не ты, а озерные метатели
