мешке, когда его собираются бросить с обрыва в воду с камнем в ногах? Разве это расскажешь? И нужно ли рассказывать?
В голове его вновь зазвучал будничный голос палача.
— Бросаем, — сказал палач.
— Близко не подходи, — предостерег напарник. — Там трещина. Раскачаем.
Они говорили о Павле так, словно он уже был мертвецом. Его качнули два раза — раздалось короткое натужное «ы-ых!», вырвавшееся из двух глоток, — и Павел почувствовал, что летит вниз. Ударило холодом по ногам, мешок погрузился в воду, но Павел уже успел сделать глубокий вдох и, помня уроки Колдуна (спасибо, Колдун!), медленно, в несколько приемов, выпустил остатки воздуха сквозь сжатые губы. Тогда, в юности, он мог просидеть под водой довольно долго, так что нужно постараться… Нужно успеть!
Мешок опустился на дно, мокрая одежда прилипла к телу. Павел напряг мускулы, стараясь хоть немного ослабить размокшую веревку. Раз… Еще раз… Изо всех сил, до звона в ушах, до огненных кругов в голове. Так… Еще одно усилие… Теперь пошевелить рукой. Мышцы чуть не лопались от напряжения, тело налилось силой — организм при угрозе смерти ввел в бой все ресурсы. Еще немного…
И, уступив этой отчаянной силе, лопнула веревка. Павел продвинул руку вперед, протащил ее в тесноте мешка вверх вдоль тела, к голове, сорвал мешающую повязку и, не открывая глаз, поднял голову и попытался вцепить зубами в грубую ткань. Ткано ускользала, он никак не мог ухватить ее ртом, и тогда попробовал сделать по-другому: поднял над головой обе руки, нащупал пальцами шов и, собрав остаток сил, разорвал зашитый край. Выбрался из мешка, ощутил на лице противное прикосновение мохнатых водорослей и с трудом подавил желание рвануться наверх, к воздуху. Он приказал себе успокоиться и терпеть, и повис в глубине, отводя от лица водоросли, и молча внушая себе: «Не спеши! Не спеши. Не спеши…» Невысказанные слова гулко бухали в сознании и медленно замирали в такт редким коротким ударам сердца.
И только когда чуть закружилась голова и застучали в висках маленькие злые молоточки, он начал медленно всплывать, подняв вверх лицо. Бледный свет пробился сквозь воду. Там, наверху, где растекался этот свет, был воздух, была жизнь. Он без всплеска вынырнул у самого глинистого обрыва, отвесно уходящего в реку, жадно, до боли в груди, втянул сладкий воздух и вцепился пальцами в податливую глину. Шумело, шумело в голове, но отдышавшись и вновь обретя чувство собственной реальности в мире, он понял, что это дождь с шумом хлещет по серой текучей спине реки прутьями-струями, вырастающими из серого неба.
Он поплыл вдоль обрыва в поисках места, где можно выйти на берег. Нашел такое место — узкую отмель у оврага, промытого стекающими в Иордан дождевыми потоками, — выполз на мелкий, удивительно гладкий песок, нежный, как кожа девушки, перевернулся на спину и подставил лицо под ласковый дождь, брызжущий с доброго серого неба.
Теперь он отчетливо представлял, что будет делать дальше. Во-первых, вызволит Джудит. Во- вторых, вместе с ней отыщет в туннеле знак Земли, тот тупик, тот запертый выход — и постарается открыть его. Если получится. Страж утверждает, что это невозможно, но почему нужно верить Стражу? Можно ли верить этим нелюдям?
Но даже если ничего не получится — есть некий Страж некоего Змеиного городка, сказавший то, чего не должен был говорить. Страж был уверен в том, что с Павлом Корниловым покончено. Но с Павлом Корниловым не покончено. Если попытка открыть путь на Землю ни к чему не приведет, он, Павел Корнилов, разыщет Змеиный городок и добудет ключ. Любой ценой. Не может быть, чтобы они не общались с теми, другими, захватившими Землю. Ключ есть. Главное — открыть вход, а потом начать борьбу за возвращение Земли людям.
«Вся твоя беда, Павел Корнилов, заключается в том, что ты пришел слишком рано. Еще не время…» Выходит, если бы он пришел позже, в то самое неизвестное время, все было бы по-другому? Приняли бы по-другому? Почему? Какое время еще не пришло?
Это оставалось непонятным. Но он заставит Стража поделиться знаниями!
Джудит шевельнулась, сонно потерлась щекой о его колено. Он натянул на ее плечи сбившийся плащ, положил ладонь на теплую щеку девушки.
Дважды спаситель… А она разве не спасительница? Разве она не спасла его надежду, давнюю надежду на то, что должны, обязательно должны быть чувствующие, задающие вопросы, неудовлетворенные?
Вспомнилась вдруг Безумная Лариса. Отчего она повесилась там, в лесу? Сочиняла стихи… Может быть, Лариса тоже терзалась, думала, спрашивала себя и не находила ответа?..
Облака за рекой начали едва уловимо светлеть, сливаясь с туманом, закрывшим равнину. Давно унесло за поворот зеленые мигающие речные огоньки, поверхность реки потускнела и посерела. Иногда доносился оттуда громкий плеск, как будто падали камни в бегущую воду… «Или мешки с камнями», — подумал Павел. Отделялись, отслаивались от увядающей темноты силуэты черных колючих кустов. В подвижных небесных озерах, окаймленных стремящимися за горизонт облаками, догорали звезды. Мир казался пустым и заброшенным.
Павел осторожно, боясь потревожить девушку, высвободил затекшее колено и лег рядом, подложив руку под голову Джудит. Надо было хоть немного отдохнуть перед штурмом.
Ему казалось, что полет в черноте был бесконечным, но, открыв глаза, он понял, что спал совсем немного — стало чуть светлей, но звезды еще угадывались, и туман таким же плотным одеялом укрывал равнину, хотя и выступали уже из него верхушки деревьев. Оказывается, и во сне беспокоила мысль: как провести в туннель Джудит? Конечно, можно было просто запеленать ее в плащ, взять на руки и, не давая вырваться, перенести через невидимую черту, за которой обрушивался невыносимый страх. Но что, если она сойдет с ума от этого мутного страха? Нет, нужно придумать что-то другое… Сюда Джудит попала без труда, потому что выпила сонный отвар перед своим несостоявшимся сожжением. Попала спящей. Сможет ли он опять усыпить ее — так, как это делал Колдун с получившими увечья людьми? Надо попробовать…
— Ой, наконец-то стало светлее. — Девушка села, осмотрелась и повернулась к Павлу. — А мне снилось, что я танцую и вокруг тихая-тихая музыка. Не так, как Рыжий Тедди играет, а настоящая, понимаешь? — Она погладила Павла по плечу. — Прости, я уснула и так тебя и не выслушала. Рассказывай. Клянусь, больше не буду спать.
— А где твои сапожки? — только сейчас заметил пропажу Павел.
— Оставила еще там, на том берегу, — смущенно призналась Джудит.
Он посмотрел на девушку, нежно провел ладонью по ее босым ступням со стертой кожей.
— Достанем другие.
— Ну, рассказывай же, Павел.
— Может быть, сначала умоемся?
Джудит поежилась, сказала с сомнением, закутываясь в плащ:
— Вода, наверное, холодная? — но Павел вскочил, подхватил ее на руки и широкими шагами направился к реке, несмотря на шутливые протесты девушки.
Вода оказалась вполне подходящей, Павел даже разделся до пояса и с удовольствием ополоснулся, а Джудит оттерла с ног дорожную грязь.
— Сначала ты, — сказал Павел, когда они бок о бок сели на плот, который Павел оттащил подальше от воды. — Рассказывай. Как они с тобой обращались?
— Нормально. Особых почестей, конечно, не воздавали, но и не трогали. Сунули в какую-то каменную дыру, а потом с эскортом отвели к этим… певицам. Вот и все.
— Страж собирался с тобой побеседовать…
— Пусть беседует с кем-нибудь другим. А ты?
— У меня еще проще, разве что шишка на затылке. — Павел осторожно притронулся к голове. — Разговаривал со Стражем о всяких интересных вещах, только нам помешали. Наш знакомый из селения в низине, Федор Карелин, спутал меня с Христом, а жилье Стража с Гефсиманией, и привел господ офицеров. Не дали договорить. А потом совсем просто — мне их компания не понравилась, и мы распрощались. А поскольку вышло так, что они меня хорошо разглядели, а я их нет — решил не попадаться им в городе на глаза и навестил селение Федора. В заброшенном доме нашел вот это, — Павел кивнул на плащи, —
