— Только теперь я тебя одного не пущу.
— Посмотрим.
Плот лежал у воды, там, где они оставили его. Они вновь пересекли реку, и Павел, наконец, отыскал автомат. Однако ствол автомата выделялся под плащом — и Павел решил идти без оружия. В конце концов, главное оружие всегда было при нем, а случившиеся события научили его осторожности.
Выйдя на дорогу, они направились вверх по реке, удаляясь от несчастливого для них Города Святого Михаила и надеясь у кого-нибудь разузнать путь к Змеиному городку, где так славно гуляют господа офицеры. Вскоре им повезло. Маленький человечек в телеге, заваленной туго набитыми мешками, казался добродушным и безобидным, и Павел, прощупав фон, — фон был спокойным, — завел с ним разговор. В разговоре он очень удачно упомянул стеклодувов, упустивших коней в Протухшей низине, Игоря Литвинова, вывихнувшего ногу у Антоновых безбородых, и господ офицеров Корнеева и Синицына, пославших его с поручением в Змеиный городок вместе с этой вот девушкой.
Человечек, то и дело похлопывая вожжами по спине неспокойно рявкающей лошади, поведал, в свою очередь, о том, что держит путь из Голого Холма, везет сыпучку шептальщикам, и недоуменно спросил, почему хороший человек не свернул к Змеиному городку, а идет прямиком в Голый Холм? «Приказано ее там оставить», — быстро нашелся Павел, кивая на безмолвствующую Джудит. «А-а, стало быть, при отделе», — догадался человечек, степенно распрощался и поблагодарил Павла, вытолкнувшего из лужи тяжелую телегу.
Павел и Джудит вернулись к развилке и продолжили путь сквозь жаркий безветренный день. Вскоре местность стала понижаться, образуя лощину с пологими склонами, поросшими низким желто-зеленым кустарником. По дну лощины тек неширокий, в два шага, ручей. Пронизанный солнцем воздух дрожал и, казалось, сгущался, сиропом втекая в легкие, а солнце без устали возносилось все выше и выше в бледнеющую синеву. Кусты отпрянули в стороны, открыв склон, ныряющий в небольшое прозрачное озерцо. Над озером с криками носились длинноклювые птицы, планировали на воду, шумно хлопали крыльями, разбрасывая сверкающие брызги, ныряли, выскакивали на поверхность и вновь зигзагами устремлялись в воздух, роняя капли с широких перепончатых лапок. Ручей с тихим плеском падал в озеро с округлых белых камней, похожих на безволосую голову Стража Города Святого Михаила.
— Искупаться бы, — мечтательно сказала Джудит и посмотрела на Павла, вытирающего лоб рукавом.
Павел свернул с дороги, медленно прошел вдоль берега, внимательно глядя на воду и суетящихся крикливых птиц, потом так же внимательно оглядел кустарник. Девушка молча ждала его решения.
— Попробуем, — наконец ответил Павел. — Только так: далеко в воду не лезть, у берега. И купаемся вместе.
— Так-так, — лукаво прищурилась Джудит. — Значит, вместе? По соображениям безопасности.
— Именно. — Павел слегка покраснел. — Предлагаю такой вариант: я раздеваюсь, захожу в воду и отворачиваюсь, потом заходишь ты — н-ну, не рядом, а поблизости, а потом так же выходим. Устраивает?
— Вполне, — улыбнулась Джудит. — Можно внести дополнение? Я прополощу нашу одежду и эти плащи — а то от них… ну, как от залежалых вещей. Искупаюсь, разложу сушить и пойду в кусты. А ты можешь по соседству. Согласен?
— Ты решаешь не хуже нашего городского Совета и царя Соломона, шутливо ответил Павел, бросая плащи на траву.
Вода приятно холодила разгоряченное тело. Павел с удовольствием плавал и нырял, не забывая внимательно наблюдать за озером, кустарником, дорогой и Джудит, которая барахталась неподалеку, смеясь и шлепая ладонями по воде. Птицы, приветствуя их купание дружным криком, сбились в шумное белое облако и перелетели к дальнему берегу. Потом Павел по команде Джудит отвернулся и стоял, глядя на вновь ныряющих и взлетающих вдалеке птиц до тех пор, пока из кустарника не раздался звонкий голос девушки:
— Уже можно!
Павел направился к берегу, разводя ладонями прозрачную воду, всматриваясь в кусты, но Джудит не было видно.
— Джуди, где ты?
— Здесь, — откликнулась девушка из-за кустов. — Устраивайся.
Он лег на траву, подложив руки под голову. Закрыл глаза и ему сразу представилась обнаженная девушка, которая была совсем рядом, в нескольких шагах, за кустами. Он сделал несколько медленных глубоких вдохов-выдохов и позвал негромко:
— Джуди!
— Что? — очень быстро отозвалась она напряженным голосом.
Он сжал кулаки, помедлил с ответом, а потом сказал с напускной деловитостью:
— Можешь подремать, а я послежу за дорогой. А потом пойдем дальше. Я должен сегодня же найти этого…
Он натянул мокрые брюки и сел лицом к дороге. Осмелевшие птицы вернулись и вновь метались, кричали у берега. Он думал, что девушка действительно задремала, но она вдруг негромко сказала:
— Павел! Как они могли изгнать предков с Земли? Разве такое возможно?
— Возможно. — Он вспомнил свое давнее видение, переполненное необъяснимым страхом. — Понимаешь, они каким-то образом — это я так думаю — внушили людям страх, и еще внушили, что спасение возможно только в туннелях. Они открыли туннели, и люди бросились туда. И Земля досталась этим…
— Господи, — сказала Джудит после долгого молчания. — Я вот все думаю: откуда у тебя силы берутся, почему ты взялся за это? Почему ты такой… особенный? Мне ведь необыкновенно повезло, я ведь могла… Знаешь, когда ночь… Лежишь — и такая тоска… Почему ты необычный, Павел?
— В книгах пишут о том, что иногда рождаются необычные люди, медленно ответил Павел. — Почему? А почему среди цветков с пятью лепестками попадается один с семью? Очень редко, его трудно найти, — но попадается. Может быть, таких, как я, немного. Но дело в другом, Джуди: почему другие не такие, как я? Почему никому ни до чего нет дела? Какие-то бледные тени… Бесчувственные бледные тени.
Джудит молчала. Он вновь представил ее, и опять жарко стало щекам.
Озеро… Геннисаретское озеро и зеленые глаза. Наверное, действительно, не было болезни — опять вспомнились стихи Эмили. Время все-таки исцелило… Золотистые волосы представлялись ему, золотистые волосы спящей Венеры, спокойно лежащей совсем рядом.
— Ты не уснул? — тихо спросила невидимая девушка.
— Нет.
— Не сердись на меня, — тем же немного напряженным голосом произнесла Джудит. Потом заторопилась, заговорила сбивчиво: — Я все-все понимаю, только… Ты меня спас, ну и я вроде как должна отблагодарить… и вот поэтому не могу…
Павел нахмурился, но слушал ее, не перебивая.
— Ты будешь думать, что я… вроде как долг отдаю… за спасение. А я не хочу, чтобы ты так думал. Ну, как будто я специально — ты спас, а я одолжение делаю… Я ведь с этими никогда… Кажется, любила… одного… Не знаю. Он понимал хоть что-то… Только он ушел и… Наверное, любила. А ты… любил?
Зеленые глаза. Острый и сладкий запах зеленых роз на закате, поляна в Эдемском лесу. Татьяна- Ева…
— Любил, — ответил он коротко и резко, словно поставил точку. Последнюю точку.
И замолчал, потому что пришли воспоминания. Воспоминания были пронзительными и горьковатыми, воспоминания были тихими и чуть печальными, как ночной дождь за окном, как голоса женщин на кладбище за Лесным Ручьем.
«Хватит! — приказал он себе. — Надо идти. Подниматься и идти. Искать Стража. Нас оторвали от Земли, словно воздуха лишили. Это ведь все равно, как если бы отрубили руку и ждали, что рука будет жить самостоятельно, без тела… Надо искать Стража».
Павел ходил по комнате из угла в угол — прогибались прогнившие доски, качались под низким потолком какие-то пыльные гроздья. Полураскрытые перекошенные ставни едва держались на петлях,
