мечи, для них даже автомат в диковинку!.. Они прожектора боятся! Они не те, за кого вы их принимаете! И мы находимся вовсе не там, где вы думаете! Это не Ирак, это Арабский халифат! Откройте глаза: на дворе тринадцатое столетие от Рождества Христова!..
— Мы это уже слышали, профессор, — сдержанно отозвался капитан Мако.
— Так делайте выводы! Делайте, пока не поздно! — шумно призывал Макфлай. — Здесь нет химического оружия! Нет атомной бомбы! И десантников ваших нет! Их просто не существует, как и самой 82-й воздушно-десантной дивизии! Равно как и Соединенных Штатов, как и Саддама Хусейна, до рождения которого осталось семьсот лет! Вам нет нужды отправлять куда-то Санчеса… Иракская война закончена, джентльмены! Поздравляю вас! Вернее, она даже еще не начиналась…
— Какой бред вы несете, профессор, — восхитился Грох.
— Герр Грох, ваши далекие предки, крестоносцы, в этот самый момент, возможно, грабят и жгут Иерусалим, — огрызнулся Макфлай. — Это сравнительно недалеко отсюда — можете сгонять проведать. Полюбуйтесь заодно, от кого вы произошли…
— Простите, я что-то не понимаю, — Палман устало потер переносицу. — О каком тринадцатом столетии идет речь? Какой халифат? Какие крестоносцы?.. О чем это вообще?
— Профессор считает, сэр, что ваш танк на самом деле машина времени, и мы попали в Средневековье, — мрачно пошутил Санчес.
Палман выжидательно смотрел на Маккойна. Капитан, словно не замечая этого, глянул на свои часы и встал. У него был вид человека, не спавшего несколько суток.
— На сегодня споры закончены, — сухо сообщил он. — Желаю всем спокойной ночи. Часовым проявлять бдительность. Сержантам Андерсу и Санчесу обеспечить контроль за несением службы на постах!
— Но вы же игнорируете очевидные вещи! Факты! Так нельзя! — Профессор говорил таким тоном, будто игнорирование очевидных вещей вызывало у него физические страдания. И заканчивать споры он явно не собирался. — Ситуация в корне изменилась… Вы не учитываете этого, продолжаете думать, что с вами здесь кто-то воюет… Это не так. Это неверная посылка, которая может привести к плачевным результатам. Я говорю это вам как ученый…
— Как ученого вас интересуют только трупы и руины, — пробормотал Грох. — И пистолет за пазухой!
— Хорошо, — Макфлай опять пошел в атаку. — Отлично! Тогда объясните мне, почему пропала связь? А? Куда делись спутники? Куда делись наши войска? Почему карты врут? Почему все местные такого маленького роста? Почему, в конце концов, мы находим давно вымершие поселения — даже не поселения, собственно, а археологические объекты — целыми и невредимыми?
Макфлай помолчал.
— Нет ответа! Кроме одного: неизвестно как и почему, но произошло невероятное: мы оказались отброшены во времени на несколько столетий! Вот! Просто представьте себе это — и все встанет на свои места!
Санчес в своем углу громко зевнул.
— Вопросы звучат хорошо, — сказал Палман. — А вот ответы… Как-то не очень.
— В таком случае грозу проще всего объявить гневом Господним, а радугу — улыбкой Девы Марии, — раздраженно отозвался Грох. — Тоже все сходится, и не надо искать никаких объяснений… Ох уж мне эти гуманитарии! Как вам не стыдно, Макфлай! Вы же ученый! К чему эти антинаучные эскапады? Разве можно объяснять что-то, оторвавшись от материалистических позиций?
— Наверное, нельзя, — с мефистофельской улыбкой молвил профессор Макфлай. — Тогда объясните, пожалуйста, герр Грох, откуда здесь взялся халиф Аль-Хасан, который жил в тринадцатом веке? А если он самозванец, откуда у него такой дворец? И каким образом давным-давно разрушенная крепость Аль-Баар стоит здесь в целости и сохранности? Объясните с материалистических позиций!
— Хватит, — прервал его Маккойн. — Если вам неймется, можете продолжить научные споры в своей палатке. А я собираюсь объявить в лагере отбой и лечь спать, в каком бы веке мы ни находились!
Он откинул полог входа и встал рядом, как бы приглашая очистить палатку.
— Даже если бы мы действительно оказались в тринадцатом веке, морская пехота все равно жила бы по одному правилу — воинскому уставу, — добавил капитан на прощание. — Устав предусматривает все случаи жизни. Вот так-то, профессор.
Около пяти утра его разбудил Салливан, руководивший ночной сменой часовых.
— В крепости какое-то движение, сэр, — сказал он. — И пришел звероподобный солдат из местных. Я не понимаю, что он говорит, но похоже, хочет видеть вас.
— Буди Макфлая, — сказал капитан, ожесточенно растирая помятое лицо. — Впрочем, нет, пусть дрыхнет себе… Ахмеда зови. Живо.
Когда Маккойн, умывшись в углу из фляги, вышел наружу, Ахмед уже стоял возле палатки, с опаской поглядывая на воина свирепого вида, в чьем левом ухе висела целая связка колец, оттягивавшая изуродованную мочку вниз. Шишак на нем был новый, но Мако сразу его узнал — вчерашний хряк.
«И за какие грехи Аллах наградил этого мусульманина внешностью нечистого животного»? — подумал капитан. Здороваться со своим знакомым Мако не стал и вопросительно посмотрел на переводчика.
— Он сказал, халиф хочет говорить с тобой, — сказал Ахмед.
Было еще серо и ощутимо прохладно. На светлеющем небе постепенно гасли звезды. Переводчик часто моргал со сна и ежился, пряча ладони в рукава рубашки.
— Хочет, чтобы ты пришел к нему прямо сейчас.
Мако вздохнул.
— Надоели они мне! — буркнул он в пространство. — Сегодня закончим все дела и выдвинемся в обратный путь, на базу. Ну а сейчас пойдем, не будем нарушать протокол.
Капитан с переводчиком двинулись за посланцем халифа. Несмотря на ранний час, крепость напоминала растревоженный муравейник. Вооруженные жители сновали по узким улочкам, жгли костры, собирались группами и, размахивая руками, что-то обсуждали. Вид у них был озабоченный.
— Спроси, что тут происходит? — обратился капитан к Ахмеду.
Но провожатый не ответил на вопрос. За всю дорогу он вообще не проронил ни слова, только поздоровался с вооруженными до зубов гвардейцами, окружившими вход во дворец. Массивные фигуры, обвешанные железом и оружием, расступились перед гостями и тут же сомкнулись за спиной.
Они вошли в главные двери и по винтовой лестнице поднялись наверх, как вчера, только не на второй этаж, а на самую вершину башни. Здесь было еще прохладней, чем внизу, но светлее, словно оттого, что они приблизились к пока еще невидимому солнцу.
Аль-Хасан в полном боевом облачении, стоял напротив U-образной выемки в высоком каменном бортике. Услышав шаги, он не шевельнулся. От крепкой, закованной в железо фигуры веяло тревогой.
Хряк остался стоять у закругленного поверху низкого дверного проема, а капитан с переводчиком ступили на каменные плиты площадки. Наступила томительная тишина, слышалось лишь тяжелое дыхание халифа. Только через несколько минут Мако понял, что это дышит не Аль-Хасан — странный звук идет из-за башенных зубцов, словно дышит окружающая крепость пустынная равнина. Дышит тысячами легких, дышит приглушенным ржанием коней, дышит тысячами ног, поднимающих то ли пыль, то ли легкий песок недалекой пустыни.
— Подойди ко мне, марбек Шон-Магой, — глухим голосом нарушил молчание халиф. — Стань рядом со мной.
Он показал рукой вдаль, на запад. Первый луч восходящего солнца сверкнул на затейливых узорах золоченого наруча.
— Там, видишь?
Маккойн встал рядом с ним и тут же застыл, пораженный. С высокой башни плоская, как доска, равнина открывалась на много миль вокруг. Он видел заброшенный колодец и остатки пальмовой рощи, которые взвод миновал вчера в районе полудня, видел протянувшиеся со стороны Сирийской пустыни желтоватые щупальца наступающего песка, видел десятки, а может и сотни всадников, рыскающих вокруг крепости… И мог бы, наверное, увидеть много больше, если бы не сплошная пылевая стена буро-желто-
