остановился у информационного стенда. На листе ватмана размером с газетную страницу был намалеван мужской портрет анфас, украшенный, словно порция заливного, зелеными веточками. Над теменной областью сияла золотом цифра 45. Единственной приметой, по которой Курбатов идентифицировал личность изображенного, была подпись: «Сотрудники УВД г. Тиходонска сердечно поздравляют Суровца С. Л. с 45- летием и присвоением звания подполковника».
– Это я с фотокарточки на паспорт срисовывал, – послышался голос за спиной.
Курбатов развернулся и увидел помятое лицо с неопределенной мимикой, выдающей человека, застрявшего между второй и третьей стадиями алкоголизма.
– Видимо, фото было не слишком качественное, – заметил следователь.
– Ерунда. Леонидыч, главное, не в обиде, даже на банкет пригласил. Это вот здесь, – помятый зачем-то показал на свою голову. – Вот здесь вся проблема, а не в фотке. Проблема пропорции и диспропорции. А ментам эти красивости по барабану, это я точно знаю.
Он протянул Курбатову руку.
– Я же художник. Натура у меня ранимая. Держи. Потянешь грамульку, остальное мне.
В руке у него был пластиковый стаканчик с водкой, который следовало выпить за творчество. Курбатов вежливо отказался. Художник нисколько не обиделся, оттопырил мизинец и выпил водку сам.
– Вот… Тебя бы я не рискнул изобразить. Чеканный профиль – это не ко мне. Да и не портретист я, если в академическом смысле. Без комплексов, как есть – так и говорю. Не лежит у меня в этом направлении. Бодяга, скучно. Евгений Рулев – единственный в этом городе криминальный художник, «уркин мазило». Слыхал о таком?.. Во, смотри.
На одном из соседних стендов, между «Уставом работника милиции» и «Планом эвакуации в случае пожара» располагалась персональная выставка криминального художника Рулева. Восемь оформленных в паспарту фотороботов преступников. Точнее – портретных набросков от руки, довольно неуклюжих, но старательно обведенных черной тушью. У всех изображенных здесь людей начисто отсутствовал лоб и сильно выделялись надбровные дуги. Они были похожи, как братья, – разнили их лишь незначительные уродства: бородавка на щеке, сильно оттопыренные уши или вздернутый поросячий нос…
– Ранний Ван Гог, брюссельский период, – с гордостью сообщил Рулев.
Курбатов вопросительно посмотрел на него.
– В смысле, ну… Он в Брюсселе хату снимал, один хлеб жрал и вареную репу. У него был голодный тремор. Во, смотри.
Он ткнул пальцем в портрет какого-то подонка, с низкой прямой челкой.
– Сема Плух, вор в законе. В федеральный розыск объявили. Видишь, мелкими такими штришками все нарисовано? Почти как у Ван Гога, значит. Похоже?
– Угм, – сказал Курбатов.
– А это Мамадыев, разбойное нападение. У свидетеля минус семь на оба глаза и болезнь Альцгеймера впридачу. Полдня провозились, пока нарисовал. Видишь, линия какая? Это я уже не косил, это настоящий тремор. Но сработало. Мамадыева через недельку патруль на Бакинском шоссе взял. А вот Паша Дрын, моя, считай, главная удача…
– С поросячьим носом, что ли?
– Ну. Его потом свои же заколбасили, от рожи мало что осталось, зато я видел фотки из архива – ну один в один, не подкопаешься. Даже Нечаева, сучка худая, и та похвалила. Не ожидала, говорит. Еще потянешь, командир?.. Ну, как хочешь.
Каким-то образом стаканчик в руке Рулева опять оказался наполненным. Он аккуратно ухватился за его край губами и перелил в себя содержимое.
– Нравится? – хмыкнул он. – Это не коники из навоза, точно. Это ты угадал, командир. Это, считай, единственная в таком роде вещь. Нашим-то олухам по барабану, им только порно-анимашки подавай, а вот когда человек с образованием, он без всякого компьютера и идентификационных программ сработает…
– Вот это чья рожа? – перебил его Курбатов, показывая на соседний с Дрыном портрет.
Рулев замолчал и подумал.
– Напарник Дрына. Как его… Курилов. Не помню… Курлов. Кажется, Курлов. А чего – знакомый, что ли?.. А?.. Эй, командир!
Курбатов собрал полные губы в точку и с отсутствующим видом смотрел на стенд. Он думал. Кто ищет, тот всегда найдет, думал он. А тот, кого ищет важняк Курбатов, тому уж точно никуда не схорониться. Без вариантов. Как все просто и как все замечательно в этом лучшем из миров.
– Вот и хорошо, – сказал Курбатов.
Он ловко щелкнул окурок в ведро для мусора, стоявшее у двери банкетного зала, и, не взглянув на Рулева, направился к гардеробной. Мимо прошел лейтенант Паршнов. Он целеустремленно вел куда-то инспектора Еремину.
Отксерокопированный в архиве фоторобот, проходивший по драке в кафе «Пилот», был еще теплым на ощупь, когда Курбатов положил его на свой рабочий стол. Да уж, мазню Рулева трудно с чем-то спутать.
Здесь же, рядом, лежал фоторобот «квадрата», сделанный в лаборатории Нечаевой со слов Суши. Курбатов отдернул шторы на окнах кабинета, чтобы было светлее. Сел. Пепельницу, вычищенную утром уборщицей, поставил перед собой. Слева положил ксерокопию рулевского Курлова. Справа – «квадрата». Закурил и стал смотреть.
Через десять минут он взял новую сигарету. Курбатов не торопился. Но когда черная обугленная линия тронула надпись «Camel» у фильтра, сомнений больше не осталось.
Вот Деда Мороза, к примеру, рисуют детсадовцы. Третьеклассники тоже рисуют на уроках. Полупьяные ханыги типа Рулева оформляют новогодние стенгазеты. И профессиональные художники рисуют: открытки, скажем, или рождественская реклама – сидит Дед Мороз в новенькой БМВ «семерке», цена от 92 000 у. е., спешит к ребятишкам, ручкой машет. Да. Разные люди рисуют Деда Мороза… Но даже у самого плохого художника Дед Мороз обязательно имеет: 1) бороду седую, 2) рукавицы, 3) шубу красную до пят, 4) мешок с подарками. Ну и блондинку Снегурочку, скажем, под боком. Но это уже не обязательно. Четыре пункта идентификации. И благодаря этому каждый может понять, что нарисован именно Дед Мороз, – а не Александр Солженицын и не Дима Маликов.
Сейчас Курбатов имел перед собой два портрета одного и того же человека. Он был уверен в этом. Только тот портрет, что слева, выполнен мазилой-самоучкой. Справа – профессиональная работа идентификационной лаборатории. Массивная челюсть, волосы ежиком, небольшие залысины, поперечная складка, отрезающая нос от лба, пухлые губы… Это присутствует на обоих портретах. А горизонтальная складка на переносице, между прочим, – черта довольно нетипичная, это вам не кот чихнул. Она зрительно утяжеляет лоб, выдает упрямство и, пожалуй, непредсказуемость поведения… Среди друзей и знакомых Курбатова не было ни одного человека с такой складкой. Возможно, только среди врагов. Потому что друзья Курбатова всегда были людьми предсказуемыми. Это их идентификационный пунктик, если хотите.
Он набрал по внутренней связи заместителя по кадрам Климчука. Климчук был если не другом, то товарищем по работе – как минимум.
– Это Курбатов. Здравствуйте, Пал Анатольевич. У меня к вам дельце на четыре рубля… Если прям сейчас – можно?
Он вышел из кабинета и вернулся спустя полчаса с картонной папочкой. Там лежала увеличенная на ксероксе копия фото Дениса Петровского из личного дела. Поперечной складки на переносице у Дениса Александровича не имелось. И все-таки в число друзей и приближенных Курбатова он не входил. Он был непредсказуемым человеком. Мало того – неуправляемым. Он мог быть опасен. Вот, стоит только взглянуть… Вместе с фотороботом Курлова важняк отксерил в архиве несколько бумаг из папки по «Пилоту».
Интересные бумаги. Особенно последний рапорт.
В тот же день, когда Курлов захватил Петровского, был убит прокурор Степанцов. Портрет одного из убийц, «квадрата», по описанию Суши совпадает с портретом Курлова. Примем это как данное. Второй
