убийца – «инженер», кто он и что он – неизвестно. На фотороботе – интеллигентное лицо без особых примет.
Иначе говоря «Х + У = труп Степанцова», где «Х» нам известно – это Курлов. А вот «У»… Курбатов попытался представить себе все последствия такого неожиданного поворота дела. Нет-нет, слишком долго придется представлять. Потом. Последствия могут быть самыми неожиданными. А сейчас надо работать.
Еще один звонок – начальнику СИЗО Сирошу.
– Здорово. Ну, как там моя зазноба, не воюет больше? Успокоилась… Хорошо. Вот и отлично. Я как раз хотел с ней перемолвиться. Ага. В половине одиннадцатого где-то, плюс-минус…
Без четверти одиннадцать он припарковал свою машину на служебной стоянке СИЗО, рядом с сирошевским «Фордом-мондео». На секунду заглянул поручкаться к начальнику оперчасти, и – в комнату для допросов. Комната «что-где-когда», как называет ее сам Сирош. Суханова уже сидела там.
– Что-то с утра как заморосило, так и сыпет… Здравствуйте.
Старший лейтенант Жданкова, сопровождавшая Суханову, по-военному выпрямилась. Курбатов до самого последнего момента решал, спровадить ее отсюда или оставить как свидетеля – на всякий случай. Хотя в принципе… В принципе, пусть остается.
– Сегодня у меня только один вопрос, Суханова. Совсем простой.
Он сел напротив Суши и достал картонную папочку.
– Этот человек, – он выложил перед ней фото Петровского. – Знаком ли он тебе?
Суханова тупо смотрела на фотокарточку. Сама она выглядела из рук вон. Ссутуленная, отросшие волосы торчат как попало. От супервумен осталась только наколка в виде красно-черной буквы «А», проглядывающая сквозь разорванную майку.
– Да ты на фотку смотри, а не в стол… – процедила Жданкова.
– Разберемся, – небрежно осадил ее важняк. – Ну?
Он увидел, как вдруг напряглась Суша, выпрямилась. Разглядела что-то. Ожила.
– Да, – сказала она негромко. – Я видела этого человека.
– Кто он?
– Этот… Кекс. И с ним второй был, квадратный.
– Какой «кекс»?
– Тот, что скрутил нас с Гулем. Они забрали взрывчатку.
Курбатов положил перед ней копию фоторобота, выполненного Рулевым.
– Это второй, – кивнула Суша. – Это он Гуля опрокинул. Квадратный этот…
– Посмотри еще раз.
– Да, это они.
Курбатов быстро набросал протокол допроса, дал подписать Сухановой, попросил Жданкову написать рапорт. Так мол и так, сего числа, на допросе, в моем присутствии, обвиняемая Суханова опознала на предъявленной ей следователем Курбатовой фотографии, ну и так далее… Готово.
– Можете идти.
Отпирая дверцу своей машины, Курбатов мысленно поздравил себя. Меньше десяти минут на все про все. Как это классик наш выразился? Молодец, Курбатов! Ай да сукин сын!.. Правда, предстоит еще официальное опознание Петровского при очной встрече и при понятых… Она его опознает, можно не сомневаться. А дальше Петровский все расскажет сам. Если он, Курбатов, его попросит. Важняк самодовольно усмехнулся.
И тут Курбатова осенило. Он даже перестал улыбаться. На выезде со двора его машина, не притормаживая, выскочила на проезжую часть, «подрезав» переполненный автобус. Водитель автобуса одновременно врезал по тормозам и сигналу на рулевом колесе. Па-ааау!.. Пассажиры навалились друг на друга, заворчали, кто-то громко выругался. Опять эти, едрить их, на иномарках… Но Курбатов был уже далеко. Он думал о своем.
Ладно, прокурор Степанцов, Суша, Гуль – это спетая песня и пройденный этап. Если идти дальше, то возникает следующий вопрос: а кто же в конце концов убил Курлова С. И., того самого «Х»? В свете-то последних данных… Ого. Стоит только задать себе этот вопрос, только задать – а ответ уже сам в руки прыгает: тепленький, кругленький. Кто ж с ним в паре-то был, с Курловым? Ага. Кому было выгодно убрать его, как лишнего свидетеля? Ага…Теперь мы знаем, кто и кому.
«Ай да Курбатов, – сказал себе важняк. – Ай да сукин сын! Даже не так – ты гений следствия!»
По дороге из СИЗО он купил бутылку водки и упаковку копченого лосося, с коими и явился вскоре пред светлые очи начальника экспертно-криминалистического отдела майора Варашкова.
– Не ждал, Семен Константиныч?.. А я вот мимо ехал, думаю: а не выпить ли нам водки?
– Ух ты, «Тиходонская»! Да у тебя и закусь шикарная! А хлеб есть?
– Хлеба нету. Забыл.
– Интересно – хлеб вроде самая простая вещь, а его всегда забывают. Почему?
– Потому и забывают, что простая…
– А у меня, кстати, есть. И тоже потому, что простая!
– Диалектика! Ну давай, за все хорошее!
И понеслось-покатилось… Стукаются граненые стаканы, переливается их огненное содержимое в привычные к такому огню желудки, веселит кровь, копченые ломтики красной рыбы оттеняют чистоту водки класса «премиум», задушевно течет беседа.
Как работается? Да полегче стало. Как статью за холодное и газовое отменили, так и количество экспертиз упало. Теперь хоть можно дух перевести. Неправильно все это. На руку преступникам играет. Но мы-то что можем? Ничего. А легче стало – и слава богу! А как твои дела? Да ничего, спасибо. А у тебя что слышно? Да все путем, холостякую вот в свое удовольствие. Кстати, о холостяках. Петровский-то наш крепко запил, похоже. М-да. Какой Петровский? Ну, как какой – тот, что на Контору работает. Не слышал, что ли? Во-во. Он сейчас убийство в Первомайском парке ведет. Ну, сам знаешь, как. Из стакана не вылезает. А мне Рахманов по шее, мол, попустительство, старший товарищ обязан… И все такое. Ну, так я насчет этого. Он же вам что-то скинул на экспертизу по тому огнестрелу? Пистолет. Отлично. И что там – чисто? Или не припудрили еще? Ну, даешь. Нет, Семен, я понимаю, время оно везде время, но где у вас часы, у меня – минуты и секунды. Давай-ка ты прямо сегодня своих хлопцев озадачишь, а вечерком перезвонишь мне и… Как это почему? Потому что сегодня такой день, Константиныч. А завтра будет совсем другой. Я тебе вот что по секрету скажу: если завтра ждать, так его никогда не будет. Потому что завтра опять превращается в сегодня, и надо снова ждать завтра. Ты меня понял? Кончайте вы с этим пистолетом, хватит ему тут валяться. Так до второго пришествия не разгребемся, Рахманов мне печенку выест… Ну, вот и хорошо. А я в долгу не останусь, ты знаешь.
Время провели хорошо: посидели душевно, даже песню спели: «По тундре, по железной дороге, там где мчится курьерский „Воркута – Ленинград“, мы бежали с тобою, опасаясь погони, опасаясь тревоги и криков солдат…»
Почему-то и менты, и судьи, и прокуроры, и юристы-профессора любят петь зэковские песни. Хотя никто их, естественно, не заставляет. Видно, и впрямь есть в блатном фольклоре нечто привлекательное!
По Банану не скажешь, что его застали врасплох. Он скалил желтые зубы и держался нагло. Однако зубы стучали.
– А че мне вынюхивать-то? – сказал Банан. – Я ж не мусор какой, чтоб вынюхивать. Вот от Кирьяна привет тебе. Ну и ваще, эта… Поговорить надо.
Денис накрутил ворот его пальтеца на кулак и с силой припер к бетонной стене магазина. Грязный мохеровый берет сполз бомжу на глаза.
– А зачем ходил за мной?
– Ну так… Я ж в кабинет твой прокурорский не пойду. И домой ты меня то ж небось не пригласишь. Вот я и искал, где прибазариться.
Банан заерзал под рукой Дениса, пытаясь освободиться. Денис легонько ударил его по почкам.
– А где тогда этот Кирьян твой?
