Денис!
Рюмка снова была полна. Денис уже чувствовал приятное тепло, поднимающееся от желудка к голове, уют какой-то, словно кто-то там, внутри у него, прибирается, полы чисто вымыл, пыль вытер, печку затопил… «Ришелье, – думал Денис. – Д'Артаньян. Шерлок Холмс. Профессор Мориарти».
– Но ведь не думаешь же ты, что теперь мы все время будем на тебя коситься? А, Денис? Ведь не думаешь?
И что-то во взгляде Курбатова Денису очень не нравилось. Не так чтобы раньше нравилось, а сейчас вдруг – нет. У Александра Петровича был некий средний постоянный «градус мерзости», что ли. Если принять его за единицу, то сейчас Курбатов был мерзок градусов на 50.
– Думаю, – сказал Денис.
– А? – Курбатов как раз прикуривал в это время. – Прости, что ты сказал? А-а, думаешь. Понял. Хорошо…
Он неторопливо затянулся, пошевелил бровями. Затем нацелился глазами на бутылку и налил еще коньяку. Себе и Денису.
– Так что же ты думаешь, Денис Александрович?
– Думаю, что вы все-таки будете на меня коситься, Александр Петрович. И вы, и Таня, и Рахманов. Я для вас всегда буду как бельмо на глазу. Как прыщ на мягком месте… И зачем вы мне эти песни сейчас поете, я не…
– Ты пей, – перебил его Курбатов, кончиками пальцев подвигая рюмку. – Выпей, потом договоришь.
Не вопрос. Денис опрокинул в себя коньяк, пожевал лимон. Тоже закурил. Но едва раскрыл рот, как Курбатов опять перебил его:
– Ты правильно думаешь, Денис. Именно так мы и будем на тебя смотреть. Но недолго. Потому что при первой же возможности избавимся от тебя. Выдавим, как прыщик. Понял? А теперь – проваливай. Пошел вон.
Вся его напускная сердечность вдруг пропала без следа. Денис вскочил, чувствуя, как краска заливает лицо. Перед ним сидел обычный Курбатов – холодный, вальяжный, и смотрел на него как на ничтожную букашку-таракашку. Какого-нибудь клопа. Или таракана. Уважение мигом закончилось, как заканчивался крепкий, с острым запахом коньяк.
– Я к тебе как человек, а ты опять свою линию гнешь, Петровский. Окружающие в говне, а ты весь в белом! Но ты – следователь, ты должен уметь прямоту эту свою изгибать время от времени, чтоб получить результат. Ре-зуль-тат. Вот как я, к примеру… Понял?
Курбатов издевательски улыбнулся.
– Ну а не понял, так и не поймешь. Ступай, Петровский, ступай.
– Вы… – начал было Денис.
А что сказать? Сказать нечего. Идиот, дурак, раздолбай. Но эти слова Денис мог сказать сам себе в тиши родного кабинета. Он понял, что попался на какой-то крючок. На какой именно – этого он не знал.
– Адьёз, бэби, – сказал Курбатов.
Денис вышел. Когда дверь за ним закрылась, важняк достал из ящика стола небольшой полиэтиленовый пакет, надел его на руку на манер перчатки и осторожно взял рюмку, из которой пил Петровский. Рассмотрел ее на свет. Осмотром, по-видимому, остался доволен. Из недр допотопного следственного портфеля был извлечен дактилоскопический комплект. Когда-то следователь был и криминалистом, и фотографом – всем вместе. Сейчас молодежь уже и не знает, как следственный портфель устроен и что в нем находится.
Но Курбатов все это знал. Рюмка светлая, значит, порошок нужен темный, а пленка – светлая. Он уверенно достал графитовую пыль, кисточку, квадратики светлой дактопленки. Пять минут кропотливой, слегка пыльной работы – и в распоряжении Курбатова оказались несколько отпечатков довольно приличного качества. Отпечатки, как и сама рюмка, тут же были упакованы в прозрачный файл и отправились в сейф. Там уже лежала фотокопия отпечатка с затвора ТТ, проходившего по делу об убийстве Курлова С. И. А в глубине сейфа отсвечивала золотой надписью солидная черная бутылка – не какая-нибудь кислятина молдавского розлива и не самопальный кизлярский коньяк, нет – настоящий французский «Реми Мартель» из дьюти-фри. Правда, начальник ЭКО Толя Варашков вряд ли что понимает в хороших коньяках… Ну да это не так уж и важно. Просто Курбатов не привык оставаться в долгу.
Глава 5
Кому можно верить?
Утром Рахманов позвонил по внутреннему, не здороваясь, буркнул: – В десять тридцать жду вас у себя. Со всеми материалами. Денис положил трубку на рычаг и некоторое время смотрел, как остывают на пластмассе отпечатки его пальцев. Папиллярные узоры считаются неопровержимыми доказательствами. Даже в наше время, когда ничего неопровержимого уже не осталось. Потом начал приводить папки в порядок. Последними бумагами, подшитыми к делу Курлова, были заключение криминалистической лаборатории с приложенным к нему «пальчиком», и ответ из информационного центра, из которого следовало, что в областной картотеке идентичные отпечатки отсутствуют, поэтому соответствующий запрос отправлен в Москву, в ГИЦ МВД [7]. Отлично! Эти справки подготовят прокурора к выводу, что дело Курлова – «висяк»… А в МВД тоже идентичных пальчиков не найдется, Денис был уверен в этом на сто процентов. Подозреваемые не установлены. Так случается, товарищи. Виновный не найден. История умалчивает. Остается приостановить расследование и положить дело в долгий ящик.
Денис закурил, но это не помогло. Тогда он сходил в уборную, намочил под краном носовой платок и тщательно протер оба телефонных аппарата – внутренний и городской. В двадцать пять минут десятого он взял под мышку все свои уголовные дела и направился к Рахманову.
Однако о Курлове в то утро речь даже не заходила.
– Присаживайтесь, Петровский, – прокурор отодвинул в сторону бумаги и хмуро взглянул на Дениса. – Докладывайте все, что есть по Синицыну.
– По Синицыну? – Денис удивился. – Так я ж только начал. Пока ничего конкретного нет.
– Давайте неконкретное, – согласился Рахманов. – Да садитесь же вы…
Денис сел. Раскрыл папку.
– В общем, так. Родственников в городе нет, приехал из Пскова в девяносто пятом. Работал на моторном заводе, слесарем второго разряда… Потом на механическом… Прошлой осенью устроился на «Прибор». Не женат. С соседями по общежитию почти не знался, единственная связь – подруга, крановщица с того же «Прибора». Алферова Антонина. Часто уезжал куда-то, вроде к матери или к дальним родственникам.
– Версии?
– Деньги, вещи на месте. Ни врагов, ни друзей. Так что остается лишь пьяная драка. За неимением лучшего…
– Но вы так не считаете, верно?
Прокурор смотрел на Дениса так, будто вот-вот скажет: «Погодите-ка, а ведь мы, кажется, где-то встречались!»
– Я считаю, что это предумышленное убийство, – сказал Денис.
– А мотивы?
Денис пожал плечами.
– Мотивов нет. Но удар был необычный. Сверху вниз – в сердце, через ключицу.
– Ну а что тут, собственно, такого необычного? – Рахманов вдруг зычно чихнул и высморкался в платок. – До сердца можно, простите, хоть через задницу добраться… А вот в июле одного грузина убили его бывшие дружки из Коопбанка, дали каких-то рвотных таблеток, а потом связали, рот пластырем заклеили и подвесили вниз головой. Вот это, я считаю, необычно…
Прокурор побарабанил пальцами по столешнице.
– Ну да ладно, Денис Александрович. Что там еще? Какие-нибудь записи, телефоны, адреса?
– В шкафчике для переодевания на заводе у него хранилась записная книжка. В ней восемь телефонных номеров. Два из них подписаны инициалами – Б. М., Т. Е., один – «Настя», остальные без подписей. Причем семь из восьми – номера мобильной связи. Селеденко по моей просьбе пытался связаться – безрезультатно. Или «Абонент недоступен», или никто не отвечает… Единственный городской номер принадлежит некой Оксане Получик, тридцать второго года рождения, пенсионерке. Какое она имеет отношение к Синицыну,
