Но она ничего не сказала. Пошла на кухню. Не включая свет, нашарила на столе недопитую бутылку «Винного квартала», постояла над ней в раздумье. Не то. Открыла холодильник, вытащила бутылку водки и налила себе полный фужер. Чуть не захлебнулась, но выпила. Потом умыла лицо холодной водой. Часы на вытяжке показывали начало третьего. Сна ни в одном глазу. Таня села на табурет, зажала ладони между колен. Она пыталась вспомнить, когда именно назвала Коленьку Денисом. И какого черта, спрашивается?
– Ладно тебе, – услышала она.
Коленькина рука легла ей на плечо.
– Все нормально, – сказала Таня.
– Это не мое дело, понимаю.
– У меня с ним ничего не было, – сказала Таня и неожиданно икнула. – Хоть это и не твое дело.
– Мне-то что… – пробормотал Коленька.
– Он мне нравился когда-то. Выпей.
Она кивнула на бутылку и опять икнула. Вот, еще не хватало. Коленька взял бутылку, прицелился отпить прямо из горлышка.
– Погоди, – остановила Таня и подставила фужер. – Мне тоже. Каплю.
Коленька налил и ей.
– Хотя гад он, конечно, – сказала Таня. – Но кругом все гады, он еще не самый худший. Так что, давай выпьем. За Петровского…
Она задумалась, успев два раза подряд громко икнуть.
– Да. Потому что жить ему, похоже, осталось не так уж и долго. Слушай… – Она захихикала. – Что-то меня повело, а?
– А чего ему не жить-то? – спросил Коленька, вытирая губы.
– Ясно как день, – Таня зябко передернула плечами. – Я тогда дежурила… Ну, когда парня пристрелили около его дома. Сергей… Сергей… Не помню уже, как фамилия. Какая, к хрену, разница, правда?.. Я сейчас…
Она вышла из кухни, натолкнулась на что-то в темной прихожей, проследовала в спальню. Через минуту вернулась, целомудренно закутанная в одеяло и с зажженной сигаретой в руке.
– Если хочешь сигаретку, сам сходи, я не нанималась. Так вот… Выехала я на место. Парень готовый. Крупный калибр, похоже, девятка… «Глушак». А он жил в одном подъезде с Петровским. Кто-то ждал его там, понимаешь?
– Кого? – спросил Коленька. – Петровского?
Таня махнула на него рукой.
– Ну, наверное ж. Тот Сергей… Он издалека похож на Петровского. Высокий. Худой. Курточка такая до середины бедра. Без шапки тоже всегда ходил. А это поздно было уже. Темно. И Сергей этот никому не упал, понимаешь? Ну, на шиномонтаже работал. Ни криминала за ним, ни бизнеса, ни денег, ни хрена такого, чтоб им спецы занимались, понимаешь? А там спецы работали. Две пули в область сердца, почти рядом. Ночь, тусклый фонарь в стороне, прикинь… А?..
– А кому в таком случае Петровский упал? – спросил Коленька.
Таня еще раз икнула, постучала себя ладонью по груди.
– Кому-то упал, наверное… Раз следователь и с Конторой связан, тут самые разные завязки могут быть. Налей-ка ты мне воды в стаканчик. Вон, рядом с мойкой.
Она выпила воды, прислушалась к себе. Стало еще хуже.
– Он знает? – спросил Коленька.
– Петровский? – Огонек сигареты в Таниной руке прочертил замысловатый зигзаг. – Нет, конечно. А зачем ему знать? Кто меньше… Как это… Тот дольше живет…
Локоть, которым она опиралась на стол, соскользнул, Таня покачнулась на табурете и чуть не упала.
– Ну и чего ты уставился на меня, любовничек? Как хер на бритву? Да знает он, все знает, не волнуйся. По крайней мере догадывается. Ходил все вокруг меня, допытывался… Ой, устала я чего-то. Пошли спать, а?..
Таня со свистом потянула воздух сухими от водки ноздрями. Но подниматься не торопилась.
– Сам виноват, что влез в дерьмо… Он же к нам спецом заслан: коррупцию разоблачать… Какая у нас, на хрен, коррупция? Нам что скажут, то и делаем. А коррупция вся наверху! Вот там пусть и разоблачает… А он у нас засел, смотрит, нюхает… Пальцем ткнет: этот виноват, этот, этот. Вот такой он сукин глаз, этот Петровский.
Коленька собрался налить ей еще водки, она прикрыла ладонью фужер.
– Нет, мне не надо больше. Сам пей. Если хочешь. Что за дрянь эта водка, бр-р-р.
– А Рахманов в курсе?
– В курсе чего? Это ведь только догадки, Коленька. Ничего су… существенного. Если б тот стрелок бумажку обронил с фамилией или фотку его – тогда ясное дело. Но такое только в кино… Да и то не всегда.
– А кто стрелял?
– Да откуда я знаю? И не узнаем никогда. Говорю же – профи. Даже гильз не оставил – видно, пакет на руку надел. «Висяк» глухой. А о чем мы с тобой говорим? О работе, о… Да надоел мне этот Петровский хуже…
Таня резко встала, схватилась за кухонный шкафчик, чтобы не упасть.
– Все. Пошли спать.
Коленька осторожно спустил с ее плеча одеяло, потянулся к груди, она оттолкнула руку.
– Хватит с тебя, ты свое получил. По крайней мере на сегодня. Что-то мне хреновато. Спать хочу.
Коленька убрал руку и рассмеялся.
– Ты чего это? – Она посмотрела подозрительно. – Что тут смешного?
– Я так и не понял, – сказал Коленька. – Почему ты меня все-таки назвала Денисом?
Она приложила указательный палец ко лбу, повертела, криво улыбаясь.
– А с чего ты взял? Никак я тебя не называла. Пить надо меньше.
Денис заканчивал завтрак, прибирая остатки желтка на тарелке, когда из комнаты донесся голос матери.
– Это еще что такое? – негромко воскликнула она, будто разговаривала сама с собой.
И уже громче:
– Денис. Иди-ка сюда.
Такой голос бывает у матерей, чьи дети имеют привычку прятать в школьном ранце сигареты или порнографические открытки.
Денис порылся в памяти. Буквально на днях он выгреб из-под своей кровати целый склад пустых бутылок, которые тихонько, без шума, вынес на помойку. То есть бутылок там нет. Ни одной. Он встал из-за стола и прошел в свою комнату, на ходу дожевывая хлеб.
– Что случилось?
Ящик письменного стола был открыт. Бумаги, лежавшие сверху, отодвинуты в сторону. Внизу чернела рукоятка пистолета. Мать с брезгливым любопытством смотрела на нее.
– Тебя же никто не просил лезть сюда, – сказал Денис.
Он взял пистолет и сунул его в карман пиджака. Тот сразу отвис и перекособочился.
– Какой ужас, – сказала она.
– Ты залезла в мой стол, – сказал Денис. – Без спросу.
– Я хотела прибраться.
– Твоему сыну давно не десять лет, – сказал Денис. – Он работает в прокуратуре. Напоминаю на всякий случай.
– Ты говорил, работникам прокуратуры не положено оружие.
– А теперь положено.
– Что-то случилось? У тебя неприятности?
