– Не знаю, – ответила сотрудница.
– Кто звонил?
– Какой-то дядя Коля.
Лицо директора постепенно окрасилось в цвет сливы, а его голос понизился до страшного предынфарктного шепота.
– Какой еще дядя?.. У него же клиенты! Девяносто восемь «кусков» сидит в кабинете! А документы! А справки!!
– Он всех, кажется, предупреждал… А вас нет?.. – Сотрудница была явно озадачена. – Еще когда Журбинский только пришел сюда работать, в первый же день, кажется… Ну да, точно. Он сказал, что ему может позвонить какой-то дядя Коля, знакомый его мамы. И что если он позвонит, то ему – Журбинскому то есть – надо обязательно об этом сказать. Если даже он будет лежать при смерти. Неужели он вас не предупреждал, Иван Николаич?
Директор коротко и смачно выругался, из чего можно было понять, что его агент Журбинский ни о чем таком предупредить не успел.
Самойлов положил трубку, аккуратно утопив пластмассовые рычаги в корпус телефонного аппарата. Прокурор Рахманов смотрел на его руку, представляя, как с такой же спокойной и мастеровитой обстоятельностью этот человек утапливал лезвие ножа в Синицына, Рогова, Лопатко, Седову и двух бомжей, фамилий которых он не помнил. Только тут – щелк, разговор окончен. А там – хрясь, окончена жизнь. Пять жизней. Это только то, что известно. А гуманное государство отменяет смертную казнь…
– Ну что? – встрепенулся прокурор. – Он хоть ответил что-нибудь?
– Нет, – сказал Самойлов.
– Так… Не понял, – Рахманов беспокойно оглянулся на Курбатова, потом снова впился взглядом в Самойлова.
– Он и не должен был ничего отвечать, – спокойно ответил Самойлов. – Только моя реплика. Или вообще без реплики. Звонил дядя Коля – и все. И клиент бежит в условленное место.
Рахманов снова оглянулся на важняка. Тот коротко кивнул. Они втроем сидели в прокурорском кабинете, расчерченном яркими солнечными параллелограммами и трапециями. За дверью неподвижно застыли пятнистые, как пантеры, кряжистые фигуры с автоматами. Под окном вдумчиво покуривал «Винстон» их пятнистый клон, а за несколько автобусных остановок отсюда два черных «Форд-транзита» с гудящими под капотами вентиляторами застыли в конце узкой улочки, обозначенном знаком «Тупик», и еще одна группа пятнистых под предводительством трех людей в штатском тихой рысью перемещалась в направлении безымянного пустыря.
Черный брикет коротковолновой рации, лежавший под рукой Курбатова, внезапно и бурно ожил.
– Второй на связи! – прохрипела рация голосом подполковника Суровца. – Группа на месте.
– Клиент направляется к вам, – сообщил Курбатов. – Минут пять – семь.
Рахманов встал из-за стола и прошелся к окну и обратно, покосился на Самойлова. «Как все странно», – думалось ему. Очень, очень странно. Такое же чувство, наверное, испытывали палеонтологи, впервые откопавшие череп динозавра. Мифический дракон, Змей Горыныч, герой сказок и былин… И вот тебе раз – надо мириться с объективным фактом его существования. Придумывать ему длинное латинское имя, классифицировать, вносить в списки и реестры, переписывать всю историю эволюции. Ох, тяжелая работа!..
Не должно существовать никакого такого Самойлова, наемного убийцы, исполнителя воли заокеанских агентов, героя глупых бабушкиных сказок. Любой здравомыслящий работник правоохранительных органов скажет вам, что не бывает никаких агентов, никаких киллеров и хилеров, никаких транснациональных заговоров! Чушь собачья. Есть бытовуха. И еще – бытовуха, сдобренная пьянью. И – бытовуха, возведенная в квадрат. И все. Все! А Петровский начал разводить романтику, бондиану, «юлиансеменовщину»… Доставучий хлопец… Но ведь – достал. Череп дракона. Зубы, клыки. Закопченные пламенем челюсти. Вот оно все – перед ним, перед Рахмановым. И он, Рахманов, будет не он, если не подведет под эти ожившие сказки научную основу, не перепишет наново теорию эволюции, сохранив при этом обычное выражение лица…
Вот так, пожалуй. Чуть подредактировать, и в качестве основного тезиса… Вполне.
Брикет рации издал приглушенный хрип.
– А вот и выпуск последних новостей, – холодновато произнес Курбатов, щелкая тумблером на панели.
По пустырю неторопливо брела парочка. Девчонка в короткой песцовой шубке, парень в черной балахонистой куртке. Увидев их, Мамонт издал тихий неопределенный звук.
– Что? – спросил Денис.
Мамонт покрутил головой: ничего. Парень высокий, ладный, под метр девяносто. Курносый. У девчонки смуглая кожа и большие синие глаза. Красивая. Мамонт даже не чувствовал, а точно знал, что все это уже было с ним, он точно так же сидел в засаде, ожидая спешащего к тайнику агента, а вместо агента явились парень с девчонкой. Только тогда была не зима, а поздняя весна, граница лета, и у девчонки за плечами был рюкзачок, а парень был поплотнее, поквадратнее…
Мамонт воткнул подбородок в ворот свитера, где прятался микрофон, тихо сказал:
– Всем приготовиться.
Подполковник Суровец, сидевший за десять метров в обоссанной телефонной будке с выбитыми стеклами, повернул к нему голову. На лице – удивление, недоверие. Он считает, что симпатичная девчонка и курносый парень не могут быть агентами. Он ошибается.
Мамонт отвернулся от него и смотрел на пустырь. Парочка брела не спеша, рука парня, как ковш экскаватора, загребла девчонку, притянула, вдавила в балахонистую куртку. Девчонка смеется.
Они в пяти метрах от бетонного колодца и идут точно на него.
Денис видел, как глаза Мамонта превратились в две узкие щелки, стали недобрыми, холодными. Он хотел его спросить, одно только слово… Но не решился. Никакой стрельбы не будет, ясно как день. Если, конечно, этот пацан не…
Они подошли к колодцу и парень легко, как пушинку, поднял ее на бетонное кольцо. Вскрикнув, она изогнулась, расставила руки, как девочка на шаре у Пикассо.
Мамонт чуть приподнялся.
Парень сделал вид, будто хочет столкнуть ее вниз, в черную дыру за ее спиной. Боднул головой в живот и тут же обхватил руками за колени. Девчонка, пища, колотила его ладошками по стриженой макушке.
– Даю отсчет, – проурчал Мамонт. – Пять… четыре… три…
Денис прикрыл глаза. Он втайне надеялся, что придет какой-нибудь мерзкий тип. Лохманенко. Или нечто ему подобное. Лицом в бетон, дуло в загривок: замри, гад! А эти двое… Не укладывалось в голове. Это совсем не то.
– Два…
Когда Денис открыл глаза, фигура девчонки сделала молниеносный пируэт, как делают танцовщицы рок-н-ролла на разных международных конкурсах… даже показалось, что кто-то не выдержал, выстрелил в нее из тяжелого спецназовского пистолета и переломил пополам хрупкое тело… Нет. Просто парень, козыряя своей силой и сноровкой, взвалил девчонку себе на плечо и, добродушно ухмыляясь в ответ на сыплющуюся из-за спины ругань, пошел прочь от колодца. Быстрым уверенным шагом.
– Так он взял или нет? – услышал Денис в наушниках свирепый шепот Суровца. – Взял?! Ну?
Мамонт, помедлив секунду, сказал в воротник:
– Нет. Ошибка. Отбой.
Не дойдя до телефонной будки десяток шагов, парень спустил подругу на землю. Она обиделась, отвернулась и пошла в другую сторону. В сторону от будки, в сторону от залегших среди строительного мусора и бетонных блоков автоматчиков, к последнему дому на улице, выкрашенному в декадентский ярко- бордовый цвет. Умная девочка. Парень поплелся за ней. Это хорошо. Все расслабились.
