– Молодец, шпан! – приблатненно цыкнул зубом Витек. – Довинчивай!
И, пружинисто распрямившись, повернулся к вбивающим колья Курочкину и Муслимову.
– Быстрей, шпанята, не уложимся – шкуру сдеру!
– Готово! – Вовка подергал металлический штырь с проушиной для троса и отшвырнул кувалду.
– Готово! – Лапин поднял длинную, ощетинившуюся вибраторами на все четыре стороны головку, поднес к подъемнику, Курина вовремя подскочил и приподнял трубу, так что Сергей с ходу вставил деревянное колено основания в верхнее кольцо, не потеряв ни секунды. Он отметил, что сегодня они работают слаженно и перекрывают норматив.
– Ставь подъемник! – заорал Витек, как будто кто-то этого не знал.
Курица с Сергеем подняли трубу стоймя, уперли понадежнее в землю, Вовка и Витек натянули две растяжки. Лапин, отпрыгнув, закрепил третью. Дождь сек лица и руки, тросики резали пальцы, бушлаты цвета хаки, несмотря на водоотталкивающую пропитку, набухли и потяжелели. Ветер раскручивал Г-образно торчащий «волновой канал», Сергей наступил на одну из волочащихся по земле фал, веревка натянулась, и вращение прекратилось.
– Мертво! – доложил Курица, попытавшись пошатать подъемник.
– Поднимаем!
Начиналось самое сложное.
Высота антенны четырнадцать метров – десять дюралюминиевых секций по метр сорок. Каждую нужно просунуть в кольца подъемника, последующая поднимает предыдущую, намертво соединяясь с ней конусообразными сопряжениями. Есть еще два яруса растяжек – на восьми и тринадцати метрах. Даже при нормальной погоде установка ее требует изрядной сноровки и большой ловкости. А в сильный ветер...
Раз! – резким движением Витек сунул снизу вверх первую секцию, головка поднялась на метр с лишним. Два! Головка выдвинулась еще выше. Три!
Когда в дождь поднимаешь что-то вверх, вода заливает глаза, попадает в рукава и за воротник, течет по телу, всасывая с кожи тепло и оставляя взамен пупырчатый озноб.
– Сейчас бы самогоночки засадить, – оскалился Курица то ли в усмешке, то ли в страдальческой гримасе.
– Цепляй, салабон! – раздраженно крикнул сержант. – Тебе еще до самогоночки надо двести рыбьих хвостов схавать!
Каждый день на завтрак для разнообразия стола солдату полагался разносол. В качестве такового с удручающим постоянством выступала маленькая ржавая селедка. Поэтому срок службы измерялся в хвостах или погонных метрах сельди. До дембеля каждому предстояло обглодать семьсот хвостов или съесть сто сорок метров пряно-соленой рыбешки.
Иногда меню разнообразили бурые соленые помидоры или кислая квашеная капуста, но овощи поедались старослужащими, начиная с ранга «черпака», поэтому без двухсот хвостов не обходился никто. Самогонка и прочие вольности так же дозволялись после сорока метров селедки.
Курица подпрыгнул, по-обезьяньи ловко вскарабкался на подъемник, вставил в паз хомут, надел перемычку, принял от Вовки с Сергеем концы тросиков и защелкнул карабины.
– Готово! – Он тяжело плюхнулся на землю, попав в лужу и взметнув облако брызг, на которые никто не обратил внимания, потому что они не могли ничего изменить.
– Держать! – Витек погнал секции дальше, хотя теперь это было труднее – приходилось преодолевать сопротивление трех человек, растягивающих тросы каждый в свою сторону.
Темное небо расколол ослепительно белый зигзаг, ударил раскат грома.
Курица втянул голову в плечи и ослабил растяжку, металлический штырь сразу прогнулся, заваливаясь в сторону.
– Дай ему по жопе, Кардан! – рявкнул сержант, но Петька сам выправил положение.
– Чего очкуешь, если не повезет – и пернуть не успеешь! – перекрывая шум ветра, крикнул Муслим. – Сгоришь в кочерыжку, а грома не услышишь...
Так что не дергайся!
Из пелены дождя материализовался Трофимов. Он был в дождевике с накинутым остроконечным капюшоном. Лапин подумал, что лейтенант совсем не вымок, и еще раз ощутил, какая бездна существует между солдатом и офицером. В армии неравенство людей проявляется наглядней, чем где-либо. Исключая, пожалуй, тюрьму.
– Быстрей, ребята! – даже не приказал, а попросил начальник узла связи. Его призвали после института, и, как все двухгодичники, он был человеком больше штатским, чем военным. – Проверяющий копытом землю роет, сказал, не уложимся в норматив – со всех погоны снимет...
– Вам-то чего бояться, – с трудом загоняя очередное колено, выдохнул Витек. – Вернетесь на гражданку, плохо, что ли...
– Разговорчики! – заорал вынырнувший словно из-под земли Усков. Он тоже был в плащ-накидке, но длинный, вечно вынюхивающий недостатки нос не умещался под капюшоном и был покрыт дождевыми каплями. – Пока вы возюкаетесь, враг вас десять раз накроет!
– Как раз наоборот, – Витек устало распрямился, сделал знак, и Курица полез цеплять средний ярус. – Пока мы молчим, бояться нечего. А только выйдем в эфир, тут и начнут накрывать – и снарядами, и бомбами, и ракетами...
– Так ты к чему призываешь?! – изумился прапор. – К саботажу? Может, еще дезертировать хочешь?
– Успокойся "Виктор Иванович, – устало сказал лейтенант. – Пойдем лучше аппаратуру проверим.
– Надо его к Воробьеву отвести, – напоследок пригрозил Усков. – Пусть разберется, что за птица.
Трофимов и прапор залезли в кузов «Цветочка», или радиорелейной станции дальней связи «РДС-69». Криво улыбаясь, сержант продолжал подсовывать очередную секцию и выдавливать сооружение на следующие метр сорок вверх. Сейчас это была вообще каторжная работа. Но сердце грели приятные воспоминания.
У Ускова была злющая жена столь же дурного нрава, сколь и наружности.
Наверное, судьба так мстила прапору за отвратительный характер и постоянные издевательства над солдатами. Но Витек придумал собственную месть, причем очень коварную и изощренную.
Время от времени, поругавшись с супругой, прапор оставался ночевать в казарме. А глупый салабон Кардан на четвертом месяце службы залез на смазливую и вечно смеющуюся Лариску с третьей фермы, хотя все знали, что к ней и на метр лучше не приближаться без общевойскового комплекта химической защиты. Новичкам везет, повезло и Кардану – из всего разнообразия венерических и иных дурных заболеваний ему выпали всего лишь лобковые вши, именуемые в просторечии мандавошками. Он травил кровососущих паразитов одеколоном, жег спиртом, ловил и давил ногтями, так что они лопались с противным хрустом, оставляя на пальцах красные пятнышки. Но, несмотря на явное физическое превосходство, обеспечивающее победу в локальных столкновениях, добиться окончательного перелома в затянувшемся единоборстве Лапин не смог, так как механическое воздействие было малоэффективным, а вши размножались в геометрической прогрессии. Не видя другого выхода, он решил обратиться за советом к сержанту, который знал решительно все.
Усков в очередной раз затеялся устраиваться на ночлег: послал Курочкина в каптерку за чистым бельем, а Муслимову приказал взбить матрац и подушку на пустующей в конце казармы кровати. Как раз в этот день смущенный и готовый перенести положенную порцию насмешек и издевательств, Лапин подошел к Пономареву со своей бедой. Но против ожидания и вопреки существующим правилам, Витек не стал насмехаться над салабоном, не стал даже задавать скабрезных вопросов. Он мгновенно посерьезнел, задумался и заговорщически поднес палец к губам.
– Давай об этом не болтать, – шепотом произнес он, оглядываясь по сторонам. Такая забота о репутации молодого солдата тронула Сергея до глубины души. Он отнес ее на счет высшей мужской солидарности: бывают моменты, когда все шутки отбрасываются в сторону.
– Возьми пузырек или баночку и налови туда штук десять, – по-прежнему шепотом сказал сержант.
Лапин подумал, что тому необходимо сделать какой-то анализ или проверить, каким химикатом лучше разделаться с неистребимыми тварями. Уединившись в кузове «Цветочка», он отрешился от задач боевой и
