чего и разводить всякую тягомотину – любовь, то-се?
И, будто спохватившись, оборвала сама себя:
– Ладно, хватит философии разводить, проехали…
Время за встречами с ней шло незаметно – зима промелькнула как один долгий снежный вечер. Потом пролетела весна, а вот уже и лето в разгаре. И к грязной однообразной работе он привык: в конце концов, работа есть работа, за нее платят деньги, и, наверное, не следует ожидать от нее больше ничего особенного. Много ли людей могут похвастаться, что идут на работу с радостью?
Жизнь налаживалась, входила в устойчивую колею. Она была не такой яркой, красочной и острой, как его прошлая жизнь, но та, скорее всего, была сном. А эта была настоящей. И Владимир Григорьевич Волков уже не удивлялся той вялости, которая незаметно охватывала тренированный организм, словно кто-то медленно ослаблял в нем пружину, еще недавно туго закрученную.
Как-то, выходя после смены из райотдела, старший лейтенант Волков лицом к лицу столкнулся с бодрым гражданином весьма преуспевающего вида, который вдруг расплылся в широкой улыбке, бросился к нему навстречу и принялся яростно трясти руку. Удивленный, он даже не пытался освободиться.
– Здорово, Володя! Не узнаешь, что ли? Здоровый стал, чертяка, тебя тоже признать трудно…
В следующий миг Волк узнал бывшего одноклассника – Сашу Погодина, но удивление не прошло: не такие они закадычные друзья, чтобы столь бурно выражать свою радость. Скорей наоборот – лично он испытывал к Погодину глухую неприязнь: именно он дал ему на хранение самопал, который изъял участковый дядя Коля Лопухов.
– Рад тебя видеть! Болтали, что ты в Москве… Да разное болтали: даже что в тюрьме сидишь! А ты, наоборот, – сам милиционер! Рад, очень рад!
Глаза Погодина радостно блестели. Впрочем, он всегда был экзальтированным человеком.
– Слушай, а чего мы здесь стоим? Пойдем пива выпьем!
– Нельзя. Я же в форме.
– Ну…
Погодин на миг задумался, переложил солидный портфель из одной руки в другую, поправил шляпу.
– Знаешь что! – возбужденно воскликнул он. – Давай завтра ко мне в гости! Ты же помнишь, где я живу? Жена уехала к матери, посидим по-холостяцки, ничего особенного – обычный донской стол… Селедочка, картошечки отварим, пивко, водочка…
– Да вообще-то… – Волк хотел отказаться, сославшись на службу, но завтра у него как раз был выходной, а упустив приготовленный довод, он не успел убедительно придумать новый.
– Нет, нет, нет, – закрутил головой Погодин. – Не вздумай отказываться! Зазнался, что ли?
– Хорошо, приду, – кивнул Волк.
Погодин жил напротив сорок шестой школы, на третьем этаже кирпичной пятиэтажки. В скромной двухкомнатной квартире пахло вареной картошкой и укропом. Стол был накрыт по-тиходонски: свежепосоленная донская селедка, овощи, в эмалированной миске горка серебристой таранки, трехлитровый баллон пива и бутылка водки. Рядом Волк поставил свою бутылку.
– Ого! Куда столько? – в радостном возбуждении воскликнул Погодин. – А впрочем, не прокиснет! Давай садись, мы ведь никого не ждем!
Выпили по рюмке под селедку с картошкой, повторили, закусили еще, почистили на обрывки газеты твердую сухую тарашку и принялись смаковать, запивая жидковатым пивом.
– У нас новый пивзавод строится, – с набитым ртом сообщил Погодин. – Вот он будет классное пиво делать – не хуже чешского!
– А ты баварское когда-нибудь пил? – спросил Волк.
Погодин покачал головой:
– Не доводилось. А ты?
– Пил.
– И что?
– Пиво как пиво. Хорошее.
– А… Ну давай водочки?
– Давай.
Сидели они хорошо, Волк расслабился, чего уже давно с ним не происходило. В комнате было душно, по лицу тек пот. Погодин сбросил рубашку.
– Раздевайся. Чего церемонии разводить? Мы ведь никого не ждем!
Помешкав, Волк разделся.
– Ничего себе, – Погодин присвистнул. – Где ж это тебя так?
– В армии, – ответил Волк тоном, не располагающим к дальнейшим расспросам. – А ты мне, Саша, вот что скажи… Помнишь, как мы самопал покупали?
Все органы чувств Волка, как датчики детектора лжи, фиксировали реакции собеседника.
– Конечно, помню! – оживился тот. – В развалинах стреляли. А он затяжной выстрел дал, рикошетом чуть меня не убило! Вот дураки были!
– Ты потом мне его отдал. Сказал, что тебе домой нести нельзя…
– Это точно! Мой батя, если б нашел, задницу ремнем надрал, только так!
– А ко мне пришел участковый, Лопухов, – и забрал.
– Помню, помню… – кивал Погодин. – Еще бы не помнить – с меня Мороз трояк требовал! Где пушка, говорит, давай или пушку, или трояк! Еле отбоярился…
– И все?
– Что – «все»?
– Лопухов ко мне спецом пришел. Он знал, что пистоль у меня. Откуда он это знал?
– Да ты что, Володя? Столько лет прошло, а ты меня пытаешь. Ты же сам милиционер, тебе видней! Чего это ты вдруг вспомнил? Давай еще по одной…
– Давай. Только им надо было, чтобы этот самопал у меня в доме оказался. И он оказался. И это ты его мне дал!
Погодин подкатил глаза и театрально схватился за сердце:
– Ну кончай, Володя, ерундить… Кому им? Я уже забыл про эту историю. Ты-то чего вспомнил? Она же без последствий обошлась!
Без последствий. Если не считать того, что они взяли отца на крючок, завербовали его и перевернули ему жизнь.
Реакции Погодина были совершенно естественными. Ни один датчик не зафиксировал лжи.
«Похоже, правду говорит, гнида, – подтвердил кот. – Но все равно, ты ему не доверяй. Скользкий тип…»
– Ладно, проехали, – Волк поднял рюмку. – Давай по одной.
Они чокнулись.
– Да и вообще, ты подумай, сколько мне тогда лет было? – держа рюмку на весу, вернулся к теме Погодин. – Мальчишка! Чьи задания я мог выполнять?
– Да Александра Ивановича! – буднично произнес Волк и выпил.
Рюмка дрогнула, водка капнула на скатерть.
– Какого Александра Ивановича? Ну какой Александр Иванович может давать задания двенадцатилетнему школьнику?
Датчики детектора лжи зашкалили.
«Врет, гнида, фуфло гонит!» – торжествующе закричал кот.
Александр Иванович как раз работал с молодежью. И именно по его заданию маленький Вольф искал пацанов, которые подожгли памятник пионерам-героям. Кстати, к этим поискам по своей воле присоединился и маленький Саша Погодин! Только сейчас до Волка дошла эта красноречивая деталь…
– Чего ты не пьешь? – добродушно спросил он, закусывая.
– Почему? Я пью…
Саша опрокинул рюмку, но без прежнего удовольствия. В дверь позвонили.
– Странно, кто это может быть? – удивился хозяин. – Мы ведь никого не ждем!
