кажется, наш журналист и на этот раз выдержал.
— Гады какие! — зло сказала Виктория Леонидовна.
— Кто? — не поняла Людмила Григорьевна.
— Те, кто его по голове шарахнул. Это ведь надо — не война, не бой, а парень который день по краю могилы ходит...
— Тише, — попросила врач, — вообще не стоит про это — он нас слышит...
— Ну и пусть слышит. Злее будет.
— Нам, врачам, особенно в «неотложке», в хирургии бывает очень тревожно. Не так давно девушку привезли... Какие-то двое избивали старика в переулке, она закричала, заступилась и сама получила удар ножом под сердце. Как же назвать того, кто бьет ножом, железкой, чем там еще, человека? Иногда говорят — заблудившийся... Так заблудившийся — это тот, кто дорогу потерял и старается отыскать ее... А вот такие, которые на жизнь руку поднимают, — они враги...
Андрей навсегда запомнит разговор врача и медсестры, услышанный сквозь, казалось, невыносимую боль.
Через несколько дней ему снова стало полегче. Зашел Ревмир Иванович, вместо приветствия осуждающе покачал головой:
— Говорят, вы тут фокусы выкидываете... Так, пожалуйста, поосторожнее...
Андрей засмеялся:
— Мне тоже такие фокусы, как вы выражаетесь, ни к чему. — И серьезно пообещал: — Впредь постараюсь вас не подводить.
— Вот, вот, а то без вас мы преступников не поймаем, останется нераскрытым преступление.
— Статистику испортите? — осведомился Андрей.
Ревмир Иванович понял, на что намекает Андрей.
— Далась вам, журналистам, эта статистика! Да милиция, можно сказать, кровно заинтересована в раскрытии любого, даже самого мелкого, преступления. Мы-то не раз видели, как безнаказанность рождает трагедии, Ну-с, об этом еще будет время поговорить, давайте продолжим нашу беседу о событиях минувшего лета. Что было после вечера в баре «Вечернем»?
— Да ничего особенного, — сказал Андрей. — Я продолжал собирать материал для серии задуманных статей. В ту субботу, в которую условился встретиться с Елой, с утра побывал на «пятачке». Еще это место называют комком.
— Как, как? — переспросил Ревмир Иванович. — Переведите, пожалуйста, этот термин на понятный непосвященному язык.
— «Пятачок», где толпится вся эта спекулянтская мелюзга, называют еще комком, от слова «ком», «комок». Они действительно со стороны напоминают копошащийся, постоянно меняющий форму, то разрастающийся, то сжимающийся ком. И должен вам сказать, что грязи заверчено в его оболочку хоть отбавляй...
А ЧТО ВСЕ-ТАКИ НА ПЕРВОМ ПЛАНЕ?
Андрей пришел на «пятачок» часам к одиннадцати. Юные дельцы, равнодушные, внешне безразличные, какие-то мятые, стояли группками по трое-четверо. Некоторые со свертками, с модными полиэтиленовыми пакетами-сумками. Андрей быстро понял суть скрытых от внешнего взгляда взаимоотношений, определявших жизнь на «пятачке». Он оделся специально для такого случая, завсегдатаи «пятачка» наметанным взглядом оценили и джинсы и пиджачок. Андрей присел на ступеньки подъезда дома, у которого вертелась вся эта куча мала, подумал: «Вот радость жильцам!», достал пачку «Мальборо», щелкнул зажигалкой.
— Угости, — попросил паренек, пристроившийся рядом с ним. И, прикурив, указал на зажигалку:
— Штатская?
Андрей понял, что тот интересуется, не американская ли зажигалка.
— Япония, — ответил лаконично.
— Тридцать?
— Сам отдал полсотни. Машинка на пьезокристаллах.
Оценка Елы пригодилась, Андрей припомнил, что именно эту сумму назвала его знакомая. Паренек с уважением глянул на Андрея. Развитие деловой беседы прервало появление Елы.
— Приветик! — Она явно обрадовалась Андрею. — Что ищешь? Может, помогу?
Ела была в деловом настроении, источала энергию, готовность бежать, улаживать, устраивать. Вдруг ее охватило подозрение:
— Слушай, а ты не... — Она замялась, видно, грубить не хотела, а мягкое словечко не находилось.
— Не... — засмеялся Андрей. — Не покупаю и не продаю.
Ела по-своему поняла последние слова и, удовлетворенно кивнув, пристроилась рядом, пожаловалась:
— Устала, как собачонка. Князь гоняет, то ему отнеси, то принеси.
— Много работы?
— Какая там работа, — пренебрежительно махнула рукой Ела. — Копеечная. Это Князь из себя президента «фирмы» строит. А так — настоящих клиентов сегодня нет.
— Почему? — вяло поинтересовался Андрей. Он быстро усвоил принятую здесь манеру говорить вяло, без интонаций, будто это невесть какой труд — произнести слово.
— Конец квартала, в магазинах товаров полно, план перевыполняют.
— Смотри ты... Надо и здесь, оказывается, знать уровень спроса и предложения...
— Еще как! — подтвердила Ела. И снова спросила: — Так чего причалил к «пятаку»?
— Тебя искал!
— Ну-у? — искренне удивилась Ела. — Так ведь договаривались вечером. Или передумал? Вариант покрасивше подвернулся?
— Красивее, ты хочешь сказать?
— Покрасивше, так мы говорим, а ты как хочешь.
— Ладно, не царапайся, я пришел предупредить, что опоздаю на часок. Не обижайся — задержусь по делам. Так что снизойди...
По «пятачку» двигался Мишка Мушкет в сопровождении двух оруженосцев.
— Чао, — признал он Андрея. — Изучаете быт и нравы, гражданин журналист?
Глаза у Мишки недобро блеснули. На «пятачке» не любили незваных гостей.
— А чего здесь интересного? — лениво протянул Андрей. — Мне случалось в Париже бывать на Блошином рынке, имеется аналогичное местечко и в Нью-Йорке, называется Яшкин-стрит. Вот где размах! Иной простак шубку из синтетики приобретет — дешевая, блестит и сверкает, в упаковочке будь здоров, а не успел до дома донести — она уже полезла между пальцами. Большие там специалисты по части объегоривания.
— Умеют... — восхитился Мишка. — Конечно, масштаб здесь не парижский. — Он окинул взглядом овальное, сжатое со всех сторон пространство «пятачка», которое явно считал своими владениями. — Но деловому человеку достаточно для разворота. Ты, к примеру, потянешь на все семьсот.
— Прости, не понял.
Ела засмеялась:
— Это значит, Андрей, не попадайся деткам в темном переулке...
— Зачем же так грубо? — Мишке явно льстило, что его побаиваются, считают грозой вечерних потасовок. — А может, мы с журналистом по-доброму столкуемся?
— Нет, Миша, — сказал Андрей. — Мне эти тряпки не даром достались. Это только на ваших «пятачках» рождается художественный свист: за кордоном джинсы — почти в подарок, «сейка» — пенсы и так далее. На Западе торгаши ой как считать могут и даром ничего не выдают. Красивую вещь они и в самом