лейтенант, с ног могут сбить, только они обязательно поднимутся». А с Викторией Леонидовной, как выяснилось, воевали почти рядом, на одном фронте...
— Я таких девчонок, как Анечка, — сказал Ревмир Иванович, — видел на фронте. Плачут, ойкают, а в огонь лезут...
— Верю я, что Анечка замечательный человек! — рассмеялся Андрей. — Только не пойму, куда вы клоните...
Ревмир Иванович шутливо его успокоил:
— Не пугайтесь, не сватаю. Хочу только обратить ваше просвещенное журналистское внимание вот на что: именно о таких людях надо писать, скромных, вроде неприметных и очень славных. Хотите, расскажу вам одну историю, связанную с вашей профессией?
— Конечно, хочу!
Андрей был рад разговорчивости Ревмира Ивановича. Время в больнице, особенно когда дела пошли на поправку, тянулось невыносимо медленно. День разлинеен процедурами, и сегодняшний мало чем отличается от вчерашнего. Раньше, бывало, устав после командировок и срочных заданий, Андрей мечтал о том, чтобы лечь и проспать несколько суток, никуда не бежать, не тушить редакционные пожары, когда номер «горит», материал не поступил, автор подвел. И только теперь, вырванный одним ударом из активной жизни, он понял, как это трудно — лежать часами, неподвижно, в странной тишине, когда размываются очертания происходящего, всплывает на волнах полусна забытое и мир настоян на аромате минувшего и реальности настоящего.
— Расскажите, Ревмир Иванович!
Следователь устроился поудобнее на жестком больничном стуле, чуть прищурился, словно припоминая.
— В вашей же газете, Андрей Павлович, прочитал я не без интереса очерк о некой девице, о ее трудных размышлениях в выборе жизненного пути. И еще о том, как она, такая сложная натура, вся в сомнениях и колебаниях, принимает или отвергает нравственные ценности. Хорошо сработан материальчик, ничего не скажешь. И эпитеты найдены удачные, и чувствуется, что автор сам немало размышлял над подобными проблемами, начитан по этике и философии. И «героиня» вызывает симпатии в авторской трактовке неординарностью поведения, неожиданными поступками, оригинальностью суждений. «Доверяй самому себе!» — по-моему, именно эту мысль положил автор в основу своего творения.
Андрей вспомнил очерк. Ревмир Иванович продолжал:
— Вся штука в том, что я хорошо знал эту, с позволения сказать, «героиню». Сопливая девчонка, из тех, кому уже в четырнадцать любые мини-юбки кажутся длинными. Бросила школу — ушла в ПТУ, бросила ПТУ — устроилась на работу, бросила работу... одну... вторую... Бесконечная болтанка по улицам, всяким «кафешкам», вечеринкам. Попала в поле нашего зрения, душещипательные беседы участкового... И все равно мелкие кражи... Эдакое эгоистичное, ленивое существо с хорошо подвешенным языком. На это она и купила вашего корреспондента. Знаете, сейчас в условиях всеобщей грамотности и обширности информации — включи телевизор, и он тебя просвещает, — появились молодые люди, которые оба всем знают понемногу и по любому поводу могут порассуждать. Наша героиня нахваталась всяких фраз — ровно столько, сколько ей надо было для того, чтобы в вестибюлях больших гостиниц «достойно» знакомиться с серьезными людьми, у которых во время командировок появляется легкомысленное настроение...
Андрей кивнул. Да, такие ему знакомы. Откуда-то они вынырнули в последние годы. Может, на фоне упрощения, в хорошем смысле слова, отношений между людьми? А может, и в связи с так называемой акселерацией, одной из сторон которой является быстрое физиологическое созревание? Трудно сказать, откуда все это прорисовалось, но и ему случалось сталкиваться с чем-то подобным. Не успел поселиться в гостинице большого города — звонок по телефону, мелодичный голосок произносит тщательно подготовленную первую фразу: «Я не ошиблась, вы тот, кто мне нужен?» Главное, чтобы голосок был наивным и доверительным... Все остальное — дело техники: где увидимся, я в синей куртке, в в руке у меня будут цветы для вас, не знаю какие, я новичок в вашем городе, понял, продаются в киоске вестибюля, а вы, значит, в джинсах и с пакетом от «Кента»... Девочки ни на что не претендуют, они даже гордятся «современным» стилем. Случайно встретились, ужин в ресторане, без переживаний разойдемся...
— Вы-то откуда знаете ту девицу? — спросил Андрей.
— Все по порядку... Ваш журналист в поисках темы забрел на заседание депутатской комиссии по трудоустройству при райсовете, там как раз пытались усовестить, как вы сказали, девицу и в пятый раз устроить на работу. Наша героиня раскрыла перед журналистом душу...
— Автор этого материала — женщина, — перебил Андрей.
— Какая разница, — досадливо поморщился Ревмир Иванович, — важно, что материал был опубликован. Юная особа почувствовала себя в зените славы — как же, о ней газеты пишут. Родители ее в отчаянии, а те, кто ею занимался, — в гневе. Зачем?
— Что «зачем»? — не понял Андрей.
— Придавать благородные оттенки элементарной плесени? Как же, «больше доверяй себе», Маша! Так заканчивался материальчик. Чему доверять-то? Блуждает в трех соснах, самомнения на рубль, а... Сказал бы, да боюсь, разобидитесь.
— Отчего же? — без энтузиазма откликнулся Андрей. — К сожалению, бывает и так. Наша журналистка действовала из лучших побуждений...
— А кому интересны ее побуждения? — хмуро сказал Ревмир Иванович. — Важно, к чему они привели. Наша «сложная натура» познакомилась с одним гражданином, любителем кутнуть, и под застольный шумок сперла, простите за терминологию, важный документ. На следующий день пришла в гостиницу, а тот товарищ в отчаянии, конечно. Она этак мило щебечет: «Дорогой, не надо паниковать, это вот, смотри, папочка от твоих драгоценных бумаг, пятьсот рублей на бочку, я звоню, и их доставляют в целости». Не вышло, конечно. Товарищ — дверь на ключ, ключ в карман и звонок нам...
— В редакции знают? — после паузы спросил Андрей.
— Мы сообщили. Естественно, наш отклик под рубрикой «По следам наших выступлений» опубликован не был.
Андрей попросил Ревмира Ивановича не сердиться, в каждой работе бывают проколы. Жаль, конечно, что так получилось. Но в редакции работают живые люди, а при подготовке материалов субъективизм практически неизбежен. Вообще он, Андрей, не завидует автору очерка. И хорошо бы Ревмиру Ивановичу выступить у них в редакции.
— Выздоровеете, организуйте такую встречу. Я своих коллег приглашу. У них есть немало любопытных наблюдений.
— Обязательно! — загорелся Андрей. — Только когда это будет!
— Скоро, — пообещал Ревмир Иванович, будто от него одного это зависело.
— А вы неспроста мне все это изложили. — Андрей внимательно посмотрел на Ревмира Ивановича. В самом деле, зачем понадобилось следователю рассказать о случае, не очень украшающем их редакцию?
— Да нет, не ищите тайных причин, Андрей Павлович. Каждый не прочь поговорить о том, что болит. А сейчас многих беспокоят подростки. Насколько я помню, вы в последние месяцы занимались изучением этой проблемы?
— Было у меня такое задание редактора, — подтвердил Андрей.
— Хотели написать материал?
— Угадали.
— А вам не приходило в голову, что это редакционное поручение и нападение на вас как-то взаимосвязаны?
Андрей замялся. Он и сам об этом думал. Однако связи просматривались неясно, уверенности не было, и он не стал говорить о своих догадках следователю — разве сложно бросить тень на ни в чем не повинных людей? Тем более что люди эти — Елка и Мишка — стали за последнее время ему небезразличными. Конечно, они не способны ни на какую пакость — в этом сомневаться не приходится. Ребята очень приличные, и Андрей в глубине души радовался, что их представления о жизни начали меняться. Как это Елка однажды сказала: «Я и не представляла раньше, что можно с таким нетерпением ждать следующего дня...» Бар «Вечерний» перестал быть вожделенным местом встреч, и — неслыханно! — они стали
