пропускать «комки» на «пятаке». Мишка настолько «зауважал», как он признался в том Андрею, Тоню Привалову, что стал советоваться с нею по самым неожиданным поводам. Не скрывал и того, что отношения его со старшим братом становятся все более и более враждебными, даже пришлось как-то сбежать на ночь глядя из дома, иначе Десятник пришиб бы.
Были, правда, кое-какие странности... Анонимки, телефонный звонок, например...
— Вы сейчас, Андрей Павлович, вспомнили об анонимных письмах, — прервал его размышления Ревмир Иванович.
— Точно, — подтвердил Андрей, он перестал уже удивляться проницательности следователя.
— Почему вы о них ничего не сказали мне раньше?
— Не придал значения, — чистосердечно признался Андрей. — Знаете, к сожалению, редко встречается активно выступающий в прессе журналист, на которого не писались бы анонимки.
Он объяснил:
— Когда готовишь критическое выступление, его будущие «герои» обычно понимают, в каком тоне будет выдержан материал. И стараются нанести упреждающий удар. Сообщают в редакцию, что корреспондент не разобрался, не вник, не встретился, скандалил в ресторане, привел к себе в гостиничный номер девицу и так далее.
— Такие письма проверяются?
— Иногда да, иногда нет. Все зависит от конкретных обстоятельств.
— Вам за вредность молоко не выдают? — шутливо поинтересовался Ревмир Иванович.
Андрей развел руками:
— Такая у нас работа.
Анонимка пришла в редакцию вскоре после того, как Андрей вплотную занялся Оборонной. В грязных, мерзких выражениях в ней сообщалось о том, что журналист Андрей Крылов ведет себя аморально, сожительствует с некой Анчишкиной, пьет с нею и ее дружками-хулиганами в баре «Вечернем», подает дурной пример молодежи, тем более что Анчишкина промышляет спекуляцией, а Крылов доставляет ей шмотки из своих заграничных поездок. «Просим оградить нас от тлетворного влияния таких, с позволения сказать, журналистов!» — с пафосом восклицал автор (или авторы) анонимки, написанной ровным, спокойным почерком на страничке из ученической тетрадки в клеточку. «Первоклассная мерзость», — прокомментировал Главный. Страничку из тетрадки он держал двумя пальцами брезгливо отдалив от себя, словно из боязни заразиться. «Кто она такая, эта Анчишкина?» — поинтересовался. «Елка, — сказал Андрей. — По характеру очень похожа на Анжелику, которая прислала письмо в редакцию. с него все и началось». — «Понятно. — Редактор произнес это так, словно и в самом деле объяснение Андрея что-то прояснило. Он недолго пошагал из угла в угол своего прямоугольного, выдержанного в современном стиле (пластик, ковролит, геометрические светильники) кабинета, остановился точно против Андрея.
— Слушай, а ты случайно не...
— Не... — поморщившись, ответил Андрей и вынырнул из мягкого, обволакивающего кресла. — Я пошел..
— Я должен был задать этот дурацкий вопрос.
Андрей с удовлетворением уловил в тоне Главного извинительные нотки.
Редактор бросил косой взгляд на анонимку.
— Что мне с нею делать? Черт-те .что: один в бар ходит, а другой за него отдувайся.
— Сходи и ты, — посоветовал Андрей язвительно. — Много там интересного увидишь.
— Ты как поступил бы с этой пакостью, будь на моем месте? — Редактору хотелось, чтобы Андрей сам себе вынес приговор.
— Я на твоем месте никогда не буду. — Андрей произнес это вполне искренне.
— Крепко, видно, насолил ты кому-то своими прогулками по Оборонной и поисками Анжелики.
В этом редактор был прав. Анонимку прислал кто-то, кто видел Андрея и Елку на Оборонной...
Ревмир Иванович скрипнул стулом, на котором удобно устроился, как бы намекая Андрею, что пауза затянулась.
— Вспомнили, Андрей Павлович? Не надо пересказывать анонимное письмо в редакцию, я его читал. И видел резолюцию вашего главного редактора: «Списать в архив — обвинения абсурдны».
— Мне неизвестно, что начертал Главный. Просто мы к этой теме больше не возвращались,
— Решительный мужик ваш редактор, — то ли с одобрением, то ли с укоризной произнес Ревмир Иванович. — А вдруг в том послании было хоть зернышко правды?
— Почему же только одно зернышко-то? — Андрей начал злиться. — Там их несколько штук разбросано: я знаком с Елкой, посещал с нею бар «Вечерний», она была у меня в гостях, допускаю, что раньше она кое-что покупала-продавала...
Ревмир Иванович задумчиво забарабанил пальцами по крышке тумбочки.
— Когда берут несколько фактиков и заваривают на крепкой дозе клеветы — убойной силы настой получается. И не таких, как вы, Андрей Павлович, сшибали с ног подобным варевом.
— Сейчас другое время, Ревмир Иванович. — Андрей понял, о чем говорит следователь.
— Ваше молодое счастье, Андрюша.
Андрей впервые заметил, что у следователя волосы побиты сединой, глаза серо-дымчатого, усталого цвета, а лицо перепахано морщинами. Вот только лоб не тронут временем — высокий и чистый.
Следователь посмотрел на часы.
— Заболтались мы с вами, Андрей Павлович. Давно уже вышел лимит времени, который определила ваша строгая Людмила Григорьевна. Ну, бог даст, простит она нас.
Получилось в рифму, и Ревмир Иванович первым рассмеялся. Смеялся он искренне, от души.
— Еще несколько вопросов. Я человек более строгий, чем ваш редактор, поэтому его вопрос повторю более определенно: были ли ваши отношения с Елой Анчишкиной чисто дружескими или...
Андрей не дал закончить фразу:
— Нет! Я сказал, нет! — Нелепость подозрений привела его в ярость.
— Почему же? — Вспышка гнева не произвела на Ревмира Ивановича никакого видимого впечатления. — Вы сами говорили, что она очень симпатичный человек.
Андрей устало проговорил:
— Я другую люблю, понимаете, другую... И Ела это знала.
— Значит, ревность отпадает, — Ревмир Иванович произнес эти слова с удовлетворением, он уже давно пришел к выводу, что любовь и ревность здесь ни при чем, но все-таки надо было спросить об этом Крылова, пусть журналисту и неприятно отвечать на такие вопросы.
— Теперь, Андрей Павлович, о второй анонимке...
— Ну и дотошный человек вы, Ревмир Иванович! — с некоторым удивлением произнес Андрей.
— За то меня и держат, Андрей, хотя еще вчера пора было на пенсию.
— Вы меня как-нибудь одинаково кличьте, — попросил Крылов, — или Андрей Павлович, или просто Андрей. Второй анонимки не было. Была записка, брошенная в мой почтовый ящик...
Андрей пришел с работы, как обычно, поздно. Открыл почтовый ящик внизу, в подъезде, извлек груду газет, очередной номер «Нового времени» на английском, пакет из издательства. И только дома обратил внимание на то, что среди газет белеет конверт. Он был без штемпелей и без адреса, стандартный конверт, который можно приобрести в любом киоске «Союзпечати». В конверт вложен листок, вырванный из канцелярской книги. Под графами «порядковый номер», «приход», «расход» печатными буквами начертано:
«Многоуважаемый сэр, примите наши искренние извинения за беспокойство, которое мы причиняем вам этим посланием. Предлагаем вам немедленно прекратить совать свой журналистский нос не в свои дела, иначе вы рискуете потерять его. Надеемся, что больше не увидим вас ни в баре «Вечернем», ни на Оборонной и в пределах ее окрестностей. Будьте благоразумны и тогда примите наши уверения...»
Подписи не было. Написано грамотно, без единой ошибки. Ровненько, словно под линейку. Андрей растерянно вглядывался в строки, явно выписанные человеком не без идиотского, самодовольного юмора. Ишь ты: «надеемся»! А он и не подозревал, что кто-то все эти недели присматривается к нему, взял на
