— Я уверен, мы все это уладим, — дружелюбно заявил он. — Мне лишь необходимо задать вам несколько вопросов.
Подразумевалось, что если я не буду артачиться, то можно избежать чего-то худшего, и я удивилась, как Паттерсон мог подумать, что со мной пройдет такой избитый маневр. Когда прокурор штата хочет побеседовать, значит, он намерен за что-то зацепиться, что-то выудить. Похожие методы присущи и полиции. Я ответила Паттерсону «нет», как учил старик Грумэн, и на следующее утро получила повестку предстать двадцатого января перед специальным большим жюри. А за этим последовал вызов в суд по поводу моих финансовых отчетов. Грумэн сначала сослался на Пятую поправку, а затем выдвинул требование аннулировать вызов. Неделей позже мы были вынуждены подчиниться, иначе мне грозил арест за невыполнение распоряжений суда. Приблизительно в это же время губернатор Норринг назначил Филдинга исполняющим обязанности главного судмедэксперта Вирджинии.
— Еще одна телевизионная машина. Только что проехала, — сказала Люси, стоя возле окна в столовой.
— Давай-ка обедать, — крикнула я ей из кухни. — Твой суп уже почти остыл. Молчание в ответ. Потом вдруг раздался взволнованный возглас:
— Тетя Кей?
— Что такое?
— Ты ни за что не угадаешь, кто приехал. Из окна над раковиной на кухне я увидела подъехавший белый «форд-лтд». Из автомобиля вылез Марино. Подтянув брюки и поправив галстук, он окинул все вокруг быстрым взглядом, от которого ничего не могло ускользнуть. Глядя, как он направляется по дорожке к моему дому, я вдруг почувствовала волнение.
— Не знаю, радоваться мне или нет, — сказала я, открыв дверь.
— Не волнуйтесь, док. Я пришел не для того, чтобы арестовать вас.
— Проходите.
— Привет, Пит, — радостно поздоровалась с ним Люси.
— А что, разве твоя учеба еще не началась?
— Нет.
— Как так? Что там, в вашей Южной Америке, продлили каникулы до конца января?
— Точно. Из-за плохой погоды, — ответила моя племянница. — Когда ниже двадцати одного градуса, все закрывается.
Марино улыбнулся. Он выглядел, пожалуй, хуже, чем когда-либо.
Через несколько минут я уже развела в гостиной огонь, а Люси убежала в магазин.
— Ну как вы?
— Курить — на улицу?
Я пододвинула ему пепельницу.
— Марино, у вас под глазами мешки, лицо пунцовое, а здесь не настолько жарко для такой испарины.
— Вижу, что вы по мне соскучились.
Достав из кармана скомканный носовой платок, он вытер брови. Потом, закурив сигарету, посмотрел на огонь.
— Паттерсон — порядочное дерьмо, док. Он хочет расправиться с вами.
— Пусть попробует.
— А он и попробует, лучше готовьтесь.
— У него против меня ничего нет, Марино.
— У него есть ваш отпечаток на конверте, найденном в доме Сьюзан.
— Я могу объяснить, откуда он.
— Но не доказать. Кроме этого, у него есть еще один маленький козырь. Я ведь, черт возьми, не должен вам об этом рассказывать, но все-таки расскажу.
— Что за козырь?
— Помните Тома Люцеро?
— Я помню, кто он такой, — сказала я, — но не знаю, что он из себя представляет.
— Он может казаться очаровашкой и, честно говоря, отличный полицейский. Оказывается, он захаживал в «Сигнит-бэнк» и разговорил там одну из кассирш, так что та выдала ему кое-какие сведения о вас. Его об этом никто не просил, и она не должна была ему ничего рассказывать. И тем не менее, она сказала, что помнит, как вы выписывали чек на большую сумму наличных незадолго до Дня благодарения. Если ей верить, чек был на сумму в десять штук.
Я уставилась на него, словно онемев.
— В принципе Люцеро ни в чем не виноват. Он делал свое дело. Однако Паттерсон теперь знает, чти ему искать при проверке ваших финансовых документов. Он собирается преподнести вам приятный сюрприз, когда вы предстанете перед специальным большим жюри.
Я не проронила ни слова.
— Док, — подавшись вперед, он посмотрел мне прямо в глаза, — неужели вы не понимаете, что вам следует об этом рассказать?
— Нет.
Поднявшись, он подошел к камину и выбросил сигарету в огонь.
— Дьявол, — тихо произнес он. — Я не хочу, чтобы вас предавали суду, док.
— Мне не следует пить кофе и, насколько я знаю, вам тоже. Но чего-то хочется. Как насчет горячего шоколада?
— Я выпью кофе.
Я встала, чтобы приготовить напитки. В голове назойливо, как осенние мухи, крутились какие-то мысли. Моему негодованию не было выхода. Я сварила кофе без кофеина и надеялась, что Марино не разберет.
— Как давление? — поинтересовалась я у него.
— По правде говоря, бывают дни, когда мне кажется, будь я чайником со свистком, я точно бы свистел.
— Просто не знаю, что мне с вами делать.
Он уселся возле камина. Огонь гудел, точно ветер, языки пламени словно танцевали, отражаясь на медной отделке.
— С одной стороны, — продолжала я, — вам, вероятно, не следует даже приезжать сюда. Я не хочу, чтобы у вас возникли какие-нибудь проблемы.
— Да плевать мне на прокурора с губернатором и всех прочих! — неожиданно взорвался он.
— Марино, мы не должны сдаваться. Кому-то известно, кто этот убийца. Вы разговаривали с тем офицером, который водил нас по тюрьме? С Робертсом?
— Еще бы. Что разговаривал, что не разговаривал.
— У меня приблизительно такой же результат в беседе с вашей знакомой Хелен Граймз.
— Должно быть, получили массу удовольствия.
— Вам известно, что она там больше не работает?
— Насколько я знаю, она никогда и не работала вообще. Ленивая как черт, только ощупывала женщин, приходивших на свидания. В этом она проявляла усердие. Она нравилась Донахью, только не спрашивайте меня почему. После того как его не стало, ее перевели в гринсвиллскую караульную службу, и там у нее неожиданно что-то случилось с коленкой или что-то вроде этого.
— У меня такое чувство, что ей известно гораздо больше, чем она говорит, — заметила я. — Тем более, раз они с Донахью были на дружеской ноге.
Потягивая кофе, Марино смотрел сквозь стеклянные двери. Земля была белой от снега, а хлопья, казалось, падали все чаще и чаще. Я вспомнила тот снежный вечер, когда я приехала в дом Дженнифер Дейтон, и невольно представила себе полную женщину в бигуди, сидящую на стуле в центре гостиной. Раз убийца допрашивал ее, это было неспроста. Зачем же он был послан?
— Вы думаете, убийца пришел в дом Дженнифер Дейтон за письмами? — спросила я Марино.
— Я думаю, его интересовало что-то связанное с Уодделом. Письма, стихи. Что-то из того, что он мог
