не хотели рисковать. Быстро, как молния, Больше? подскочил к отвлёкшемуся Хейксвеллу и обхватил, крепко прижав его руки к телу. Англичанин напрягся, пытаясь освободиться, но француз был сильнее. Харпер приблизился к ним, отобрал у беспомощного Хейксвелла клинок и вернулся на место.
– Сержант! – беспокойно окликнул его Дюбретон.
Харпер покачал головой. Он не собирался кончать урода сейчас. Взяв рукоять сабли правой рукой, он перехватил клинок ладонью левой и, подмигнув бессильно скрипящему зубами Хейксвеллу, одним движением сломал оружие о колено. Обломки он швырнул под ноги врагу. Больше? усмехнулся.
Все застыли. Немую сцену прервал отчаянный крик. Женский крик.
Потофе скосил глаза на Дюбретона и проникновенно залопотал по-французски. Полковник выслушал его и обратился к Шарпу:
– Он предлагает забыть это маленькое недоразумение. Уберите оружие, и он отзовёт своего пса.
– Пусть сначала отзовёт.
Светская беседа, словно не было никакого крика.
– Обадья?! Обадья?! – льстиво заворковал Потофе, – Идти сюда, Обадья?!
Дюбретон скомандовал Больше?. Здоровяк неохотно ослабил хватку. Секунду Шарп думал, что Хейксвелл вновь кинется на ирландца, но Потофе продолжал увещевать урода, и Обадия повиновался. Ссутулившись, он побрёл к хозяину, по пути подобрал рукоять сломанной сабли и воткнул в ножны, так что теперь она казалась целой. Потофе похлопал Хейксвелла по плечу, подтолкнул к нему одну из девиц. Шарп отвёл винтовку от Потофе и встал.
Вожак дезертиров обратился к Дюбретону. Тот перевёл для Шарпа:
– Расхваливает мордатого. Мол, самый верный, самый-самый. Обадия убивает для толстяка и получает всё, что хочет: власть, девок и выпивку.
Потофе довольно хохотнул, когда полковник закончил. Дюбретон выглядел немного рассеянным. Шарп понимал, что у того не выходит из головы женский вопль, ведь где-то здесь держали жену полковника. Конечно, можно было прямо спросить, и Потофе явно ждал вопроса, но оба офицера упрямо молчали, не желая подыгрывать толстяку в его мерзких увеселениях.
Неведомая страдалица снова закричала. Потофе как ни в чём ни бывало заговорил с полковником. Дюбретон перетолмачил:
– Посчитают деньги, потом приведут женщин.
Вопреки ожиданиям Шарпа, полагавшего, что выкуп будут пересчитывать на столе, трое дезертиров споро подхватили мешки и вытряхнули золото прямо на плиты двора. Стол нужен был Потофе для другого. Пухлые ладошки сомкнулись в энергичном хлопке. Четвёртая потаскушка внесла поднос и водрузила его на стол. Милостиво потрепав её по щеке, пузан снял крышку с пышущего жаром глиняного горшка. Ноздри его раздулись, втягивая аромат пищи. Блаженно жмурясь, Потофе разразился длинной тирадой на французском и запустил ложку в посудину.
Дюбретон вздохнул, повернулся к Шарпу и устремил взор в небо. Там поднимался дымок, которого не было ещё двадцать минут назад.
– Хотите знать, майор, что ест бывший повар Дирон? Тушёную зайчатину. По моему рецепту.
Дюбретон невесело улыбнулся. Потофе уплетал кушанье за обе щеки. Жирная подлива стекала по складкам многочисленных подбородков за воротник, капала на брюхо.
Шарп покачал головой:
– Не думал, что для готовки зайца нужен рецепт. Я обычно рублю его на куски и варю с солью.
– Не сомневаюсь, майор. Так многие думают. Даже мою супругу мне пришлось переучивать.
Француз помолчал.
– Она – ваша соотечественница. Мы встретились и поженились во время Амьенского мира, я тогда приехал в Лондон. Прожив десять лет во Франции, она научилась весьма недурно готовить. Может, и не так, как профессиональная стряпуха, но самое главное она усвоила – вкусно готовить просто.
– Просто?
– Очень просто.
Полковник оглянулся на Потофе, подбиравшего с коленки оброненный кусок лакомства, и продолжил:
– Берёте зайчатину, очищаете мясо от костей и кладёте на день в оливковое масло с уксусом и вином. Добавляете туда чеснок, щепотку соли, перец; если есть ягодки можжевельника, их тоже. Кровь не выбрасываете – её мы перетираем с печёнкой…
Глаза Дюбретона засверкали. Он вошёл в раж:
– Вымочив мясо, слегка подрумяниваете его на масле и, обваляв в муке, возвращаете обратно в соус. Подливаете ещё вина, бросаете перетёртую с кровью печёнку, тщательно перемешиваете и варите до готовности. Блюдо – пальчики оближешь, особенно, если полить ложкой-другой оливкового масла перед подачей на стол.
Сзади довольно закряхтел Потофе. Смысл речи Дюбретона толстяк уловил, и, поймав на себе взгляд Шарпа, бывший кашевар показал ему крохотный кувшинчик:
– Масло!
Похлопав себя по животу, Потофе шумно испортил воздух.
В третий раз прозвучал крик, рвущий душу, полный боли и безысходности. Дезертиры лыбились, выжидательно пялясь на четверых чужаков. Дюбретон уронил еле слышно:
– Ничего, майор, настанет и наш черёд посмеяться…
Хейксвелл, который совмещал два приятных занятия: тискание шлюхи и присмотр за подсчётом денег, объявил:
– Тютелька в тютельку, маршал!
– Bon! – Потофе протянул ладонь, и Хейксвелл бросил ему одну из гиней.
Золото вернуло Обадии отличное расположение духа. Уняв судороги, он глумливо поинтересовался у Шарпа:
– Желаешь теперь получить пленную дамочку, Шарпи?
– Уговор дороже денег.
– Уговор, да… – Хейксвелл засмеялся, – Хочешь, уступлю тебе эту?
Девица захихикала. Хейксвелл изгилялся:
– Она испанка, Шарпи. Ты же любишь испанок? Тоже испанка и тоже шлюха, как твоя баба… Тереза, так, что ли?
Шарп не отвечал. Рядом неслышно возник Харпер.
Хейксвелл приблизился, волоча с собой девку:
– Бери эту, Шарпи, не прогадаешь!
Урод сбросил с плечей женщины бретельки, обнажив её грудь:
– Смотри, какое добро пропадает! Смотри! Ах, ну-да! Я запамятовал! Шарпи таперича вонючий офицер! Шарпи брезгует таперича шлюхиными сиськами!
Солдатня вокруг загоготала. Хейксвелл ущипнул девку за сосок, и та отозвалась натянутым смешком.
– Она лучше любого служивого, офицер Шарпи! За шиллинг в день и выпивку будешь командовать ею сколько влезет!
Рядовой английской армии получал жалование – один шиллинг в сутки, плюс регулярно выдаваемый ром. На это Хейксвелл и намекал.
Потаскушка вытянула к Шарпу накрашенные губы и причмокнула.
Потофе, смеясь, бросил Дюбретону фразу на родном языке. Упиваясь собой и собственным остроумием, Хейксвелл швырнул девку Шарпу, так что она была вынуждена вцепиться в стрелка, чтобы не упасть. Тогда Обадия ткнул в них пальцем и завопил:
– Гляньте-ка, парочка просто создана друг для дружки!
Шарп поправил винтовку, вздёрнул подбородок девицы вверх и взглянул ей в бесстыжие очи под сальной чёлкой. Было, наверно, в его взоре что-то такое, от чего шлюшка потупилась и сникла. Шарп мягко оторвал её от себя и натянул одёжку обратно её на плечи:
– Иди с Богом.
