– До встречи после войны. Удачи вам!
Наблюдая, как пленники спускаются с холма, Фредериксон поделился с сержантом:
– Приятный парень.
– Похоже на то, сэр.
– И мозги у него на месте. Не то что современные идиоты, предпочитающие новый собор в Саламанке старому!
– Редкость в наши дни, сэр. – вежливо поддакнул командиру сержант, ещё минуту назад понятия не имевший, что в Саламанке вообще есть собор.
Лейтенанта Вайса капитан встретил вопросом:
– Какие потери, лейтенант?
Тот осклабился:
– Невообразимые, сэр! Страшно сказать: капрал Бейкер потерял палец, сэр.
– На какой руке?
– На левой, сэр.
– Стрелять сможет.
Капитан подставил лицо сыпящимся с неба снежинкам:
– А хорошо, что не дождь? Боеприпасы кончатся, забросаем врага снежками.
Севернее деревни, там, куда не достанет пуля самого меткого «кузнечика», французы разворачивали две батареи артиллерии. Лошадей отвели прочь. Чистый белый снег заметал пузатые горки готовых зарядов, саржевые мешки с порохом. Пушкари были бодры и уверены в себе. Пехота потерпела неудачу, и генерал призвал артиллерию. Не просто «артиллерию», а Французскую Артиллерию, род войск самого императора! Каждый пушкарь во Франции гордился тем, что может назвать себя коллегой Его Величества Наполеона I, бывшего артиллерийского офицера Бонапарта. Сержант обтёр снег с буквы «N» в венке, выбитой на казённике орудия, нагнулся и шепнул:
– Скоро, мой пупсик, скоро.
Голос его был нежным, будто разговаривал он не с глядящими на монастырь чудовищем из меди, железа и дерева, а с любимой дочуркой.
Во время перемирия Шарп посетил монастырь. На ступеньках у входа он оглянулся. Первозданную чистоту снежного покрывала у обители нарушала лишь цепочка его следов. Рядом с Адрадосом крохотные артиллеристы суетились у игрушечных с такого расстояния пушечек, направленных прямо на Шарпа. Снег лежал на ветках граба в монастыре. Подумать только, всего сутки назад стрелки украшали дерево лентами. Всего сутки.
Решение, принятое Шарпом относительно монастыря, удивило офицеров размещённых в обители рот.
– Мы не будем оборонять монастырь, джентльмены!
– Припасли каверзу, сэр? – понимающе ухмыльнулся Прайс.
Шарп его разочаровал:
– Нет, Гарри.
Харпера Шарп нашёл в нижнем дворике:
– Как у вас тут, Патрик? Тихо?
– Тихо, как в монастыре, сэр. – пошутил ирландец.
Майор поведал, что забирает всех в замок, и Харпер расплылся в довольной улыбке:
– Слава Богу, сэр! Ребята по вам соскучились.
– Я по ним тоже. Передашь им?
– А как же. Как поживает наш друг рядовой Хейксвелл?
– Рядовой Хейксвелл гниёт в донжоне.
– Что-что?
– В донжоне, говорю, гниёт… Издеваешься?
– Прямо слушал и слушал бы…
– Пушка заклёпана?
– На совесть, сэр.
Харпер вбил в запальное отверстие гвоздь, срубил шляпку заподлицо и хорошенько сплющил мизерный пенёк. Теперь, чтобы привести пушку в боеготовность, запальное отверстие придётся высверливать заново.
– Когда выдвигаемся, сэр? Вечером?
– Да, в сумерках. После их атаки. Удачи.
– Нам, ирландцам, удача ни к чему.
– Кроме тех случаев, когда на хвосте англичане. А, Патрик? – поддел его Шарп.
Харпер смиренно потупился, скрыв пляшущих в глазах весёлых чёртиков:
– Продвижение по службе способствует вашему здравомыслию, сэр.
Снег валил и валил, укрыв землю белым одеялом, пронзенным редкими упрямыми былинками. Вопреки царящей вокруг благодати на душе у Шарпа было неспокойно. Существовала маленькая возможность того, что французы не собираются атаковать монастырь, а выставленные пушки – демонстрация, призванная ввести в заблуждение Шарпа. Шарп в это не верил. Монастырь нужен был французам, чтобы поставить пушки, и, пока орудия из-за крепких стен громят замок с севера, под шумок взять башню.
С холма форт, как на ладони. Шарп опасался гаубиц с их чёртовой навесной стрельбой.
Снег скрипел под каблуками, таял на лице. Красиво, но красота эта задержит подмогу. Сколько ещё сможет продержаться здесь воинство Шарпа? Ракеты на исходе, их осталось четыре сотни штук. Джилиленд, вынужденный везти припасы фузилёров, не мог взять полный комплект. Да и, честно говоря, кто мог предположить, что они пригодятся? Идею применить их породило отчаяние, но ракетчики оправдали ожидания. Теперь у Шарпа возникла новая идея. Для претворения её в жизнь майор реквизировал у Джилиленда запас фитилей, поджигающий связки ракет. Джилиленд расстался с ними безропотно, хотя и не без сожаления.
В замке хирург ампутировал солдату ногу. Выкроив лоскут кожи, чтобы обернуть потом культю, врач рассёк мускулы, перевязал кровеносные сосуды и пилил кость. Санитары прижимали фузилёра к столу. Тот мычал, стискивая зубами кожаный кляп, изжёванный до него десятком других страдальцев. Хирург устало ругнулся, когда кость треснула и разломилась под зубьями короткой пилы. Доктор участливо сказал фузилёру:
– Почти всё, сынок. Потерпи ещё немного.
Немцы из роты Кросса хоронили в траншее двух погибших товарищей. Углубив дно, стрелки положили туда тела, притрусили грунтом и, нагромоздив камней, чтобы до мёртвых не добрались трупоеды, насыпали невысокий холмик. Капитан Кросс произнёс речь, по его собственному выражению «ненужную, но необходимую», солдаты тихо затянули песню, которую всякий немец этой войны носил в сердце: «Ich hatt’einen Kameraden, Einen bess’ren findst du nicht…» Их скорбные голоса слышал Шарп на верхушке донжона: «Был у меня товарищ, лучше не сыскать…»
Капитан Брукер успел побриться и вычистить мундир. На его фоне Шарп чувствовал себя грязным бродягой.
– Потери, сэр.
– Докладывайте, капитан.
– Пятнадцать убитых, сэр. Тридцать восемь тяжелораненых.
– Плохо.
Шарп бережно спрятал список в сумку:
– Боеприпасы?
– Хватает, сэр.
– Провиант?
– На два дня, сэр.
– Бог даст, помощь придёт раньше. – Шарп поскрёб щетину, – С учётом потерь в замке у нас сто восемьдесят фузилёров?
– Сто восемьдесят два, сэр. Плюс офицеры.
