шелестящий звук.
Тишина обрушилась на меня, подобно ушату ледяной воды. «Вставай, ведьма. Свадьбу свою проспишь…» Я широко зевнула, пошевелив стянутыми за спиной запястьями.
Рассвет. Раскаленный горизонт неохотно отодвигается, выпуская ярко-желтую солнечную горбушку. Серебряная поверхность озера разбегается солнечными зайчиками. И над Заповедной пущей перекидываются изогнутые коромысла многоцветных радуг.
От здешнего великолепия меня уже мутило. С трудом поднявшись, я сплюнула себе под ноги. Жемчужный сгусток слюны повис на смарагдовом травяном стебле. У-у-у… Ненавижу! И место это, и людей, и спину свою затекшую — все! Я гневно раздула ноздри и оглядела толпу. Солнечные лучи вонзались в нее подобно разящим стрелам. Сборище подернулось рябью. Взрослые мужчины противились превращению. Некоторые не справлялись. И вот уже среди людской массы то там, то здесь засверкали в утреннем свете витые рога. Все молчали, делая вид, что ничего не происходит. Это уже потом над слабачками будут подшучивать и тыкать пальцами в их согнутые стыдом спины. А сейчас… Сейчас у народа были дела поважнее.
Сикис величаво смотрелся на фоне разгорающейся зари. Я даже залюбовалась невольно. Его будто выточенная из оникса фигура ждала меня по другую сторону обрядовых врат.
И как мне теперь ему повеление духа передать? Орать через всю поляну: «Если ты хоть пальцем…»? Глупо получится.
Вороной индрик развернулся спиной и длинным змеиным движением сиганул в воду. Над толпой разнеслись приветственные крики, озеро пошло волнами, забурлило, будто затягивая вождя в пенный водоворот. Последний отчаянный всплеск — и вот уже на мелководье, горделиво расправив плечи, стоит Сикис в своей человеческой ипостаси. Бусинки воды стекают по вздутым мышцам плеч и длинным волосам, хитрые черные глаза смотрят в мою сторону с усмешкой. Ну что сказать… Мужик как мужик, из тех, кого я привыкла вежливо величать «дядюшками». Лошадью он мне больше нравился.
Вождь воздел руки к небу. Стало тихо.
Мейера, облаченная в широкую белую рубаху, неспешно подходила ко мне со стороны, поигрывая огромным ножом. Орлиные перья, украшающие ее головную повязку, мягко колыхались в такт шагам.
— Ну, вот и все, девочка, — проговорила старуха, занося оружие. — Пришло время.
Широкий взмах. Сдерживающие меня путы коричневыми червячками упали на землю.
Я потерла запястья, почесала плечо, тряхнула волосами, еще почесалась. Эх, сейчас бы в баньку, ёжкин кот!
— Мне с женихом надо перемолвиться, — обратилась я к мудрейшей, пытаясь дотянуться до зудящего места на лопатке.
Что это со мной такое? Никак за ночь муравьев в одежду понаползло?
— После обряда поговоришь, — ухватила меня за руку старуха. — У вас там как раз для бесед время выделено.
— Потом поздно будет, — упиралась я.
Судя по гневному лицу Мейеры, я явно делала что-то не то. Вдруг взгляд старухи потеплел, она выпустила мою руку и проговорила почти с лаской:
— Ну так иди к нему, слово молви.
И повела головой в сторону обрядовых врат. Я с облегчением сделала шаг… Э-э-э, нет… Кто-то кого- то на мякине провести старается.
— Тетенька, получается, только я сквозь арку пройду, обряд и свершится?
— Иди, непутевая, — зло ответила Мейера. — После умничать будешь.
— Нет! — топнула я ногой. — Не бывать этому!
Самое странное, что никто из окружающих старой колдунье на помощь приходить не спешил. Стояли и пялились, как на ярмарочный скомороший балаган. Только что петушков на палочках не облизывали. С Сикиса вообще в этот момент можно было ваять аллегорическую фигуру бесконечного терпения.
— Ах так! — Мейера одним быстрым движением заломила мне руку за спину и поволокла на восход.
Иравари сказала бы, что я проигрываю по очкам. Как ни упиралась я пятками, как ни скулила жалобно, сильнющая бабка неотвратимо приближала меня к своей цели. Я фыркала, задыхалась… и в какое-то мгновение — не знаю, то ли освещение изменилось, то ли солнце еще на пару вершков выползло из-за горизонта, но поверхность Серебряного озера приобрела такую зеркальную гладкость, что перед моими зареванными глазами очутилось как бы два небосвода. Пространство разрасталось в бесконечность, открывая мириады миров. И на самом краю колдовского зеркала неподвижно ждала меня судьба — нелюбимая, нежеланная, неотвратимая.
Мейера перехватила меня свободной рукой под подбородком и всем телом подтолкнула в спину:
— Иди!
Мы были настолько близко к вратам, что я видела каждую жилочку на мертвых ветках, каждый древесный волосок, выбивающийся из плотных лент коры. Еще один только шаг…
Горячие злые слезы бегут по щекам, кружится голова. Никак видения у меня начались? Вон и жених мой достославный двоиться начал. Я проморгалась. Темная мужская фигура за спиной вождя никуда не исчезла. Сикис, вздрогнув, как от укуса, развернулся и бросился на незнакомца. Захват, бросок, переворот… Я вытянула шею. Эх, да что там рассмотришь с моего места? Только силуэты. Крики разлетались над толпой, подобно морским чайкам. И глухие звуки ударов, которыми обменивались сражающиеся, вторили им от воды.
Мейера ослабила захват.
— Почему вождю никто не поможет? — спросила я.
— Потому что закон не велит, — ответила мудрейшая. — Сам должен управиться.
— Ну так охолонь, руку мою отпусти, — осторожно начала я. — Что-то мне подсказывает, что сегодня свадьбы не будет.
— Ворота готовы, сквозь них должны пройти, — зашипела старуха, опять схватив меня за шею. — Тебе что тут, шутки шутить будут? Ты знаешь, сколько колдовских сил потрачено на этот обряд? Боги ждут, чтоб благословить входящую. И Небо ждет, и Солнце, и Ветер…
Я резко повернула голову и вцепилась зубами в предплечье старухи, прокусив ткань рубахи. Солоноватый вкус крови заполнил рот. «Авось в упыриху не перекинусь», — думала я, изо всех сил пытаясь не глотнуть.
Мейера вскрикнула, дернувшись всем телом. Я разжала челюсти, сгруппировалась и сильно боднула ее головой в живот. Колдунья спиной влетела в арку и распласталась на той стороне.
— Твои боги благословляют тебя, мудрейшая, — сказала я, сплевывая под ноги красноватую слюну. — Совет да любовь! И детишек побольше.
— Все воюешь, птица-синица? — Влад, вцепившись в иссиня-черные волосы вождя, вытаскивал того на берег. Глаза Сикиса были закрыты, он был без сознания.
Я обежала ворота по большому кругу:
— Приходится, если защитники не торопятся.
На валашского господаря было страшно смотреть. Вся левая сторона лица превратилась в один сплошной синяк, рассеченная бровь кровила… Местный озерный дух не желал излечивать пришельца.
Сикис застонал. Кадык дернулся под захлестнутой удавкой. Серебро?
— Вот пропажа и пригодилась, — с гордостью проговорил Влад, указывая на свой нагрудный знак, который теперь тянул к земле противника. — Вовремя мы с тобой встретились.
— У тебя, как я погляжу, все ко времени, — начала я обвинительную речь.
Договорить не удалось. Из-под ног полетели комья земли. Я отпрыгнула назад. Мазила! С поляны, набычившись и чуть пригнув передние ноги, готовился повторить выстрел рослый незнакомый индрик.
— Нас же сейчас в капусту посечет! — заорала я. — Ёжкин кот!
Казалось, именно мой истошный крик послужил сигналом к началу сражения. Из леса стаей вездесущей саранчи вылетели дружинники в черных доспехах. Завизжали бабы, схватили оружие мужики. Да куда там? Захватчики были неплохо подготовлены. Не обращая особого внимания на мельтешащих женщин, они вплотную занялись воинами. Мечей я не заметила, как и луков или какого-нибудь другого
