оставаться здесь.

Вот ведь осел упрямый, совсем свихнулся с этими своими психами!

– Я с вами! – Люся решительно встала, направилась было к выходу из кабинета, но вовремя вспомнила, что босая, вернулась к шкафу, сунула ноги в негламурные, но очень удобные шлепанцы.

К их приходу две из трех статуй уже были установлены на площадке между парком и прудом, невдалеке от ажурной каменной беседки. Ангелы, очищенные от ила и окислов, приведенные в божеский вид, стояли, обратив скорбные лица друг к другу. Выглядели они вполне мило, даже трогательно. Люся боялась, что будет хуже, а получилось очень даже неплохо.

Установкой Спящей дамы занимались два рабочих из пансионатского штата, тут же неподалеку, задумчиво пожевывая травинку, стоял Сандро. При появлении Люси он встрепенулся, расплылся в белозубой улыбке. Вот и хорошо, что улыбается, пусть Свирид посмотрит. Может, поймет, дубина стоеросовая, от какого счастья отказался.

Но, к огромному Люсиному огорчению, Свирид не смотрел ни на нее, ни на Сандро. Свирид не сводил взгляда с Дамы.

– Стоп! – В сонной тишине парка его голос показался вдруг громогласным. – Как вы ее ставите?

– Да так и ставим, как нужно. – Один из строителей стянул с головы грязную бандану, протер мокрое от жары и напряжения лицо. – А что не так-то?

– Все не так. Вы ее устанавливаете лицом к дому, а нужно лицом к пруду.

– С чего бы это? – удивилась Люся. – Ангелы смотрят друг на друга, а Дама смотрит на Ангелов. Логично?

– Может, и логично, но недостоверно, – Свирид покачал головой. – В архивных документах сказано, что изначально все было не так.

– А как? – хором спросили рабочие.

– Дети смотрят друг на друга, – вместо Свирида ответил Степаныч, – а мать смотрит на пруд.

– Не понимаю, – Люся мотнула головой, – мать должна смотреть на детей, чего ей на пруд-то пялиться?

– Сейчас увидишь. – Свирид потер безупречно выбритый подбородок, скомандовал: – Переворачивайте, ребята!

Легко сказать – переворачивайте. На деле все выходило гораздо сложнее. У Люси, наблюдавшей за установкой статуи, вдруг возникло ощущение, что Дама сопротивляется, что плевать ей на пруд с его красотами, что, как всякая нормальная мать, она хочет видеть своих детей. Может, все это лишь игры воображения, да только за время установки статуя падала трижды и всякий раз так, что лицо Дамы было обращено в сторону Ангелов. Да что ж они издеваются-то?

Люся уже хотела было вмешаться, но Сандро, который непонятно каким образом оказался рядом, взял ее ладонь в свою, сжал не сильно, скорее успокаивающе, сказал задумчиво:

– Может, и не зря ее так поставили? Может, есть за что?

Глупость какая! Кто б додумался наказывать статую?! Это же не живой человек, это же арт-объект.

– Умные вы все больно, – проворчала Люся и высвободила руку из цепких пальцев Сандро. – Только и умеете, что команды раздавать да решать, в какую сторону бабе смотреть. И вообще, ты чего тут стоишь? У тебя дел нет?

– Нет, – он хитро зыркнул сливовым глазом, пожал плечами. – Переделал всю работу, моя дорогая Люси.

– Вишь, как тут некоторым хорошо живется, – буркнула она себе под нос и отвернулась.

– Готово! – Рабочие установили наконец Даму так, как того требовал Свирид, и, обессиленные, рухнули на травку рядом.

– Ох, и умаялись! – Один из них со злостью стукнул кулаком по постаменту. – Вот гляди ж ты, баба железная, а все одно упрямая как черт.

Люся строителя не слушала, Люся не отрывала взгляд от получившейся композиции. Выходило странно, но логично. Теперь становилось понятно, откуда у статуи такой необычный наклон головы. Дама силилась обернуться, посмотреть на девочек.

– Теперь видишь? – Свирид перехватил ее взгляд.

– Вижу! – Люся раздраженно дернула плечом. – Но это ничего не меняет, зря вы ее из пруда вытащили. Вот попомнишь мое слово – зря!

Дневник графа Полонского26 сентября 1913 года

Не вышло у меня ничего с Санкт-Петербургом. Оленька опять занемогла. На сей раз я сам ее нашел, взял в привычку поутру заходить в ее комнату, чтобы поцеловать и пожелать доброго здравия. А сегодня еще дверь не открылась, а я уже почувствовал неладное.

Обычно Оленька меня уже ждала. Спала она нынче совсем мало, вставала раньше прислуги, гуляла по парку, в беседке перед прудом часами могла сидеть. Летом-то ничего, а осенью темно еще на заре, да и холодно. Уж сколько раз просил ее, чтобы не выходила из дома до рассвета, да пустое: смотрит так, словно не узнает, улыбается и делает свое. А люди-то все видят, все примечают. Слухи грязные про Оленьку мою по округе пошли, будто сумасшедшая она. Я уже было решился на крайние меры, думал до рассвета жену в комнате запирать, для ее же блага, а тут снова беда...

Сердце Оленькино не билось. И дыхания не было, я нарочно зеркальце к губам подносил, чтобы убедиться. Умерла... Или заснула сном этим страшным, летаргическим... И мотылек вот он – бьется об стекло, рвется на волю. Я бы отпустил, да не могу, не время еще моей девочке умирать...

Послал Ульяну за Ильей Егоровичем. Тот приехал сразу же, и часу не прошло, Ульяну из комнаты прогнал, а мне дозволил остаться, только попросил не мешать. Я не мешал, я уже во второй раз вслед за Оленькой умер, а разве ж мертвец может кому помешать?!

Не знаю, сколько длился осмотр, запомнил только приговор:

– Витальных функций не наблюдается, дорогой мой Иван Александрович. – Илья Егорович складывал инструменты, на меня старался не смотреть. – Но вы же помните, что профессор сказал? Будем ждать. Даст бог, это всего лишь проявление Оленькиной болезни.

– Сколько ждать? – только и смог спросить я.

– Думаю, за три дня все ясно станет, – он вытер руки приготовленным полотенцем и, наконец, посмотрел прямо мне в глаза, сказал успокаивающе: – Иван Александрович, я пока скажу, что графиня занемогла, каждый день буду вас навещать, присматривать за Оленькой. А вы молитесь. Молитесь, друг мой. Нынче от меня мало что зависит, все в руках Его...

* * *

Несмотря на рань несусветную, всего-то шестой час, утро выдалось жарким. Во всех смыслах. Петр, который по случаю предстоящего законного выходного улегся спать далеко за полночь, для пущего расслабления принявши на грудь отменнейшей тещиной самогоночки, сегодня немилосердно зевал, тер глаза и силился войти в рабочую колею. Силился, только как-то плохо у него это получалось. Мозги не то от жары, не то от передоза самогонки спеклись и отказывались переваривать информацию.

Степаныч позвонил на рассвете, не здороваясь, гаркнул в трубку:

– Петя, приезжай в поместье, у нас ЧП.

Петр, не выспавшийся, а оттого злой как черт, уже хотел было послать Степаныча вместе с его ЧП куда подальше, но профессиональный долг, будь он неладен, взял свое.

– Что за ЧП? – он потряс головой, прогоняя сон. Голова отозвалась тупой болью. Эх, сейчас бы рассольчику...

– Труп у нас. Вот только что в парке нашли.

– Труп? – Мысли о рассоле выветрились, уступив место другим, гораздо более серьезным. – Чей труп? Кто нашел?

– Петя, – в голосе Степаныча послышалось граничащее с истерикой нетерпение, – ты давай-ка приезжай побыстрее, на месте все сам увидишь, а я пока покараулю, чтобы не затоптали место преступления...

Место преступления? Петр тупо вслушивался в гудки отбоя и никак не мог привести себя в боевую готовность. Это что же получается? Выходит, что Степаныч сейчас не про несчастный случай говорил, а про убийство? Вот ведь незадача, пятнадцать лет в округе ни единого мало-мальски серьезного преступления не

Вы читаете Третий ключ
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

2

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату