Саша.
— Вот и лежу! — ответил Краев. — И буду лежать! Меня такими баснями не купишь! А ты развесил уши. Не беспокойся, никого раньше срока не пустят. И нечего нас агитировать, как маленьких.
— Ай-вай-вай! — усмехнулся Джепаридзе, рослый парень с шапкой густых волос и маленькими усиками. — У нас в Грузии ни один порядочный мужчина в земле не копается.
— А в нашей деревне, — ответила ему Таня, — с таким «порядочным» парнем даже рябая девка не станет разговаривать.
— Получил? — засмеялась Светлана.
— Девчонки! — сверкнул Джепаридзе глазами. — Смотрите у меня! Грузинский народ — горячий народ!
— Ничто! Сбрызнет нашим дождичком, и остынешь! — отпарировала Таня.
Через минуту вся группа гудела, как потревоженный улей.
— Ну, хватит! — крикнул Саша, стараясь перекричать расшумевшихся ребят, — предлагаю разделиться на четыре бригады. Одну возглавит Краев…
— Другую возьмет Ларин! — крикнул Войцеховский. — Хватит ему языком трепать.
— Не беспокойся, «чемпион»! От вас не отстанем. Витька, вербуй себе тоже бригаду!
— И Степанову дайте! — потребовал Краев. — Хочу с ним силами помериться. Посмотрим, как на деле он постоит за честь группы.
— Давай, давай! — ответил Саша. — Пошли отсчитывать борозды.
Вернулся Петр Ильич. Он провожал председателя колхоза и не слышал спора.
— Вот что, — сказал он, обращаясь ко всем. — Нам следует обдумать создавшееся положение, ибо информация, полученная мной от председателя, вызывает опасение…
— Петр Ильич, простите, что я вас перебиваю, но мы уже надумали, — сказал Саша. — Только что разбились на бригады.
— И теперь нам тратить время некогда, — вступился Краев.
Петр Ильич только пожал плечами.
Вечер опускался на тихую деревенскую улицу. Только что прогнали стадо. По дворам надсадно блеяли овцы, тонко позванивали струйки молока о дно подойников. На темнеющем небе замигали первые звезды.
Саша, встав с завалинки, тихо шел по широкой улице, туда, где виднелась невысокая изгородь из тонких жердей — околица. Здесь он остановился, глядя на темную дорогу, сбегавшую по светлому жнивью к невидимой сейчас реке. Там, внизу, было уже темно, и казалось, именно оттуда, из-за плотной стены густого тальника, надвигается на деревню ночь.
Саша присел на изгородь и задумался. Как просто было бы поговорить сейчас с Наташей. И все бы стало на место. Временами ему казалось, что никакой размолвки не было и что все это он придумал сам. Но тогда не стоял бы он сейчас один под огромным звездным небом…
Вдруг легкий шорох послышался на дороге. Саша поднял голову.
— Люся? — удивился он.
— А-а, ты, Саша. Я даже испугалась. Вижу, стоит кто-то в темноте. — Она подошла ближе. — Правда, хорошо на улице? А в избе душно. Я девчонок звала…
Саша вздохнул,
— А почему ты такой печальный? Неужели из-за того, что краевская бригада нас обогнала? Он ведь самых сильных собрал. И потом… Даже лучше. Главное, что все хорошо работали.
— Нет, не потому.
— Из-за Наташи?
Он смутился.
— Да, из-за нее.
— И зачем вы ссоритесь?
— А мы и не ссорились как. будто…
И он рассказал ей обо всем, что было в ту субботу и после, кончая разговором с Наташей в день отъезда.
— Вот ведь как все получилось.
Откуда-то издалека, должно быть, с другого конца деревни, послышалась песня. Сначала тихо, потом все громче, уверенней, она будто плыла над уснувшей землей.
— Слышишь? — тихо шепнула Люся. — Наши поют.
— Надоел я, наверное, своими рассказами?
— Нет-нет! Если б надоел, я давно бы ушла.
Больше они не говорили ни слова. И сидели не двигаясь, слушая песню. И смотрели в темноту. И ему хотелось, чтобы так было долго-долго.
Хорошо, конечно, когда все трудятся на совесть. А все-таки обидно Саше, что его бригада позади краевской. Сегодня только начали работать, а ребята Краева опять уже вырвались вперед. Особенно Попов с Джепаридзе. Глядя па них, и остальные подтягиваются, даже девчата из бригады Валерия. Но вот Краев оглядывает поле и кричит:
— Эй, Степанов! Саша оборачивается.
— На вот, держи! — Колька выхватывает из кармана кусок веревки и протягивает конец Саше. Все хохочут.
Саша схватил ведро и чуть не бегом понес его к картофельной куче. На нем уже рубаха взмокла. Но разве угонишься за Джепаридзе. Они с Поповым словно летят по борозде. Только почему так медленно наполняется У них ведро? Картошки, что ли, там нет? Саша присмотрелся внимательней. Похоже, они просто идут по борозде, переворачивая землю лопатой.
Он подошел к Джепаридзе и, ни слова не говоря, копнул землю — из-под лопаты вывернулась картошка. Копнул в другом месте — то же самое.
— Вы что, все время так работаете? — подступил он к Джепаридзе.
— А ты что за контроль? Проваливай к своей «краснознаменной». У нас пока свой бригадир.
— Вот и покажем бригадиру. Крае-е-ев!
— Что там такое?
— Иди-ка сюда. Краев нехотя подошел:
— Ну, чего?
— Копни-ка здесь.
Колька недоуменно пожал плечами, но, взяв лопату, вонзил ее в землю. Показалось несколько крупных картофелин.
— Еще копай!
Но Краев уже и сам принялся с ожесточением рыть пройденную борозду. Наконец, бросив лопату, подошел к Джепаридзе.
— Что же вы? Бригаду позорить?!
— Брось, Колька! Из-за такой дряни… — Джепаридзе презрительно поджал губы. — Ай-вай-вай! У нас в Грузии…
— Хватит мне про свою Грузию! — обозлился Краев. — У нас в России вот что за это делают! — И он ударил Джепаридзе кулаком в грудь.
Тот качнулся, но устоял и с криком бросился на Краева, стараясь достать его своими кулаками. Саша схватил Джепаридзе за руки.
— Успокойся!..
— А какое он имеет право драться? В Грузин такое…
— Ладно-ладно! Лодырей везде учат. А если будешь и дальше так «работать», пеняй на себя! Понял?
Джепаридзе молчал.
Саша повернулся к Попову:
