которых красовались не то танцовщицы, не то купальщицы в таких костюмах, на каких кто-то явно перестарался в экономии материала.
— Вот за это нам остается только покраснеть, — согласился Вадим. — Глупость, больше ничего. Но и это заведено не нами. На физмате ребята-прибористы всегда украшают приборы такими картинками. Больше такого не будет.
— А как ты объяснишь нам это? — Вася развернул злополучный юмористический листок.
— Что же тут объяснять! — удивился Вадим. — Кажется, ясно…
— Тебе кажется? А по-нашему, тут надо кое-что объяснить. Что это за «гнет цивилизации», например, от которого вы бежите за город?
Вадим усмехнулся:
— Ничего особенного! Имеется в виду уехать от городского шума, дыма, пыли… Шутка, одним словом.
— Ну-ка, дайте этот листок! — прервал их Бардин. — Хватит оттуда цитаты выдергивать. Да и все документы комиссии заодно передайте сюда. Посмотрим. Дело-то, кажется, выеденного яйца не стоит.
— Вот как! — возвысил голос Вася. — Для тебя это тоже, может быть, шутка. Или ты тоже против цивилизации?
— А что! Иногда против. Да вот хоть в позапрошлом году, в экспедиции. Изодрал я штаны по оврагам. Пришлось обрезать до колен, — в таком виде и приехал в город. А милиционер меня за это чуть не арестовал… Разве это не «гнет цивилизации»?
Все захохотали. А Вася забарабанил по столу:
— В последний раз предупреждаю тебя, Бардин, за срыв работы бюро…
В спор неожиданно вмешался корреспондент:
— Так это же юмор, товарищ Герасимов, только юмор! Как вы не понимаете.
Однако на помощь Васе пришел Воробьев:
— Что это, товарищ Ашмарин, за «просто юмор»? Или вы забыли, что юмор относится к области идеологии?
— Нет, я этого не забыл, но в данном случае…
И тут Саша не выдержал:
— Но здесь в самом деле нет ничего, кроме желания ребят посмеяться. Где же «чуждые нравы», «анархия», о которых нам читали в справке?
— А ты, Степанов, помолчи! — осадил Вася. — Молод еще. Тут и без тебя есть кому заняться этим делом.
— Что за тон? — вспыхнула сидящая неподалеку от Саши Инна Григорьева. — Ты что же, единолично хо-Нешь все решать, как и комиссию создавал, — «в рабочем порядке»?
— Действительно, что за тон! — поддержал Инну другой член бюро, Володя Свиридов.
Ребята зашумели.
— Ну, ладно-ладно. — Вася беспокойно заерзал на стуле. — Давайте без крика! Переходим к обсуждению. Должен предупредить, что вопрос, который мы решаем, очень серьезный. Кто будет говорить?.. Может быть, вы, Модест Петрович?
— Нет-нет! Я послушаю. — Бенецианов был чем-то недоволен.
— Дай мне сказать.
— Опять Бардин… — Вася недовольно поморщился.
— Да, я. Мы тут просмотрели с ребятами все «документы». О них и говорить нечего! Только людям с болезненной мнительностью могло прийти в голову, что на кафедре минералогии образовалась какая-то «организация», распространяющая «чуждые нравы». Это не значит, что там все безупречно. Взять хотя бы эти картинки. Но с ребятами надо было поговорить запросто, по-товарищески. Поэтому я хочу сказать сейчас о другом. Как могло возникнуть это высосанное из пальца «дело»? Как получилось, что нас оторвали от работы и заставили быть невольными участниками комедии…
Вася попытался прервать его, но все зашумели:
— Не мешай! Говори, Андрей!
— Так вот, — продолжал Бардин, — как могло получиться что целому коллективу кафедры нанесено такое оскорбление, а все комсомольское бюро оказалось в положении недоумевающих свидетелей? Причина в том, что наш секретарь перестал считаться с мнением бюро, присвоил себе право единолично решать любые, даже важные вопросы, и больше того — проникся нездоровым чувством подозрительности, недоверия к своим товарищам. Я считаю, что мы должны указать ему на это, а если не поймет, придется нам ставить вопрос о переизбрании секретаря.
— Ставьте! — крикнул Герасимов. — Хоть сейчас! Но я этого так не оставлю. Сегодня же пойду в партком!
— Не нужно ходить.
Все повернулись к двери. Там стоял Стенин.
— Незачем ходить, — повторил секретарь партбюро. — Тем более, что вы уже были у меня и, видимо, ничего не поняли. Зато сегодняшний урок, надеюсь, откроет вам глаза на роль коллектива.
С улыбкой оглядев ребят, Стенин обратился к Бенецианову:
— Молодежь-то у нас, оказывается, на высоте, Модест Петрович?
— Да, мне и словом не пришлось вмешаться в их дискуссию. — Бенецианов встал и направился к выходу. — Пойдемте, Алексей Константинович, у меня к вам одно дельце…
Все поднялись. Но Вася постучал ладонью о стол:
— Постойте! Тут вот еще чэ-пэ, и пока все в сборе… — Он порылся у себя в столе и извлек какую-то бумажку. — Беленький, ты знаешь, где сейчас студент вашей группы Краев?
— Краев? — Витя оглянулся на Сашу. — Нет, не знаю…
«В самом деле, ведь его не было на занятиях, — подумал Саша. — И Иван что-то хотел сказать в последнюю минуту».
— Не знаешь! — повысил голос Вася. — И даже не поинтересовался, почему его не было на лекциях?
— Так ведь… Сразу после занятий сюда, на бюро. А где он может быть?
Вася прищурился:
— В тюрьме! Арестован за связь с уголовными элементами. Рядом с тобой столько времени сидел преступник. А ты прохлопал! Тут персональным делом пахнет…
— Сразу уж и персональным? — спросил Саша.
— А ты что думал? Пусть лучше людей изучает.
— Да ведь всего месяц какой-нибудь… — начал было Витя.
— Довольно разговоров! — прервал его Герасимов. —
Предлагаю поставить Беленькому на вид для начала... Других предложений не будет?
— Каких предложений? — вспылил Саша. — Беленькому на вид! А Краев? Его ты уже в расход списал?
— Преступные элементы нас не интересуют.
— Какой же он элемент? И что ты знаешь о Краеве!
— Вот! — Вася поднял над головой бумажку. — Из милиции. Вчера только из деканата передали. Поинтересуйся!
— Да я с Краевым три недели бок о бок работал и знаю, что не может он быть преступником. Здесь какое-то недоразумение. Надо выяснить!
— Милицию проверять? — усмехнулся Вася.
— Проверять надо все, — возразил Андрей. — Ну-ка покажи, что за бумажка.
Он пробежал глазами письмо:
— Да… бумага серьезная. И все-таки надо уточнить. Только без всяких комиссий. Поручить кому- нибудь…
— Поручите мне, — вызвался Саша. — Я проверю.
— Будут там с тобой разговаривать! — возразил Герасимов.
— А почему бы и нет? — сказал Андрей. — Напишем ему удостоверение. Пусть сходит и все выяснит.
