Потом отделили тех солдат, которые бросили свои ружья, от тех, которые вернулись с ружьями. И к этим последним генерал обратился с такой речью:
— Честь вам и хвала за то, что сохранили оружие. Настоящие герои узнаются не в успехе, а в поражении.
— Смотрите, эти два малыша здесь! — воскликнул полковник. — Да здравствуют храбрые братья Валигора и Вырвидуб!
С той поры Фелек стал Валигорой, а Матиуш — Вырвидубом. И уже иначе их не называли:
— Эй, Валигора, принеси-ка воды!
— Ты, Вырвидуб, подбрось дровишек в огонь!
И отряд полюбил своих малышей.
Тут, на отдыхе, они узнали, что военный министр поругался с главнокомандующим, и только король Матиуш их помирил. Матиуш ничего не знал о кукле, которая заменила его в столице, и очень удивлялся, что о нем говорили так, как будто он был дома. Матиуш был еще очень молодой король и не знал, что такое дипломатия.
Ну, отдохнули, подкормились и засели в окопах. И началась так называемая позиционная война. Это значит, что и они, и враждебная сторона стреляли друг в друга, но пули перелетали над головами, потому что солдаты сидели под землей.
По временам, когда становилось уж очень скучно, шли в атаку — то те, то эти, — и тогда или одни, или другие подвигались на несколько миль либо вперед, либо в тыл.
Солдаты ходили из окопа в окоп, играли, пели, дулись в карты, а Матиуш усердно учился.
Учил Матиуша поручик, которому тоже было скучно. Поставит утром часовых, чтобы следили, не идет ли неприятель в атаку, позвонит в штаб, что все в порядке, и целый день ему нечего делать.
Итак, он охотно согласился учить маленького Вырвидуба. Это были чудесные уроки. Сидит Матиуш в окопе и учит географию, поют жаворонки, — иногда только раздастся выстрел. Тихо и приятно.
И вдруг — точно собаки завыли!
Начинается!
Это маленькие полевые орудия.
А тут: бух-бух — как залает большая пушка.
И начнется! Ружья квакают как лягушки — тут свистит, там шипит, там гудит, и раз за разом: бац-бац, бух-бух!
Так продолжается полчаса-час. Иногда снаряд попадет в окоп и там взорвется — уложит несколько человек, нескольких покалечит. Но товарищи, уже привыкшие к этому, посмотрят и только скажут:
— Жаль, хороший был парень.
— Царство ему небесное, — перекрестится кто-нибудь.
Доктор перевяжет раненых и ночью отошлет в полевой госпиталь. Ну что ж — война.
Не избежал раны и Матиуш. Ему было очень неприятно идти в госпиталь. Такая маленькая рана, даже кость не задета. Но доктор уперся и отослал.
Лежит Матиуш на кровати — первый раз за четыре месяца. Ах, какое блаженство! Матрац, подушка, одеяло, белоснежная простыня, полотняное полотенце, белый столик возле кровати, кружка, тарелка, ложка, немножко похожая на те, которыми он ел в королевском дворце.
Рана заживала быстро, сестры и врач были очень добрые, и Матиуш чувствовал бы себя прекрасно, если бы не одна страшная опасность.
— Смотрите, как он похож на короля Матиуша, — сказала однажды жена полковника.
— Правда! И мне показалось лицо его знакомым, только не мог вспомнить.
И решили его сфотографировать для газеты.
— Ни за что на свете!
Напрасно ему объясняли, что, может быть, король Матиуш пришлет ему медаль, когда, просматривая картинки, увидит такого маленького солдата.
— Глупенький, пошлешь отцу свою фотографию, вот он обрадуется!
— Нет и нет!
Достаточно было у Матиуша этих фотографий. В общем, он перепугался не на шутку. А вдруг узнают, догадаются.
— Оставьте его в покое, он не хочет. А может быть, он прав. Еще король Матиуш обидится, ему будет неприятно, что в то время, когда он разъезжает по столице в автомобиле, его ровесники получают раны.
«Что это, к дьяволу, за Матиуш, о котором все говорят?» — Матиуш подумал «к дьяволу», так как давно уже забыл этикет и научился солдатским выражениям.
«Как хорошо, что я удрал на фронт», — подумал король Матиуш.
Матиуша не хотели выписывать из госпиталя, очень просили, чтобы он остался, говорили, что пригодится: будет подавать раненым чай, помогать на кухне.
Матиуш возмутился.
Нет, ни за какие сокровища! Пусть тот расфуфыренный Матиуш в столице раздает подарки в госпиталях и ходит на похороны офицеров, он — настоящий король — снова пойдет в окопы. И вернулся.
11
Где Фелек? — Нет Фелека. Фелеку надоела служба в окопах. Живой был мальчик, ни минуты не мог усидеть на месте. А тут сиди в окопе по целым неделям и головы не высунь, а то сейчас же начнут стрелять, и поручик ругается.
— Нагнешь ты свою глупую голову или нет? — кричит поручик. — Подстрелят дуралея, а потом вози его по госпиталям, делай перевязки. И без тебя хватает хлопот.
Два раза покричал, а на третий посадил его в карцер на три дня на хлеб и на воду. А было это так.
В неприятельских окопах сменился отряд. Старый отряд пошел на отдых, а новый ночью занял его место. Окопы их были теперь так близко друг от друга, что одним было слышно, что кричат другие. И начали они оскорблять друг друга.
— Ваш король сопляк! — кричат из неприятельского окопа.
— А ваш — старый сморчок!
— Сами вы сморчки. Сапоги у вас дырявые!
— А вы — голодные глотки, бурду пьете вместо кофе.
— А ты приди, попробуй!
— Как возьмем вашего в плен, так зубами застучит, как волк!
— А вы голодранцы!
— А вы славно от нас удирали!
— А мы вам напоследок всыпали!
— Стрелять не умеете. Вам только ворон бить!
— А вы умеете?
— Конечно, умеем.
Рассердился Фелек, выскочил из окопа, повернулся спиной к ним, нагнулся, подобрал шинель и крикнул:
— А ну, стреляйте!
Грянуло четыре выстрела, но пули пролетели мимо.
— Эх, вы, стрелки!
Солдаты смеялись, но поручик очень рассердился и посадил Фелека в карцер.
Это была глубокая яма, обложенная досками.
Нужно вам сказать, что солдаты натащили из разбитых хат досок и сделали себе в окопах стены, пол и
