В эту минуту, пыхтя, подошел поезд. Шум — суматоха — беготня.
— Никому не садиться! — крикнул, подбегая, поручик. Но его голос потерялся в шуме.
Матиуша и Фелека солдаты бросили в вагон, как два пакета. Снова где-то какие-то две лошади упирались, не желая входить в вагон. Какие-то вагоны должны были отцепить или прицепить, поезд дрогнул — что-то стукнуло — машинист снова дал задний ход.
Кто-то вошел в вагон с фонариком, стал выкрикивать фамилии. Потом солдаты выбежали с котелками за супом.
Матиуш как будто бы все видел и слышал, но глаза у него слипались. Когда поезд, наконец, тронулся, Матиуш не знал. Когда он проснулся, мерный стук колес указывал на то, что поезд шел уже полным ходом.
«Еду», — подумал король Матиуш. И снова заснул.
7
Поезд состоял из тридцати товарных вагонов, в которых ехали солдаты, нескольких открытых платформ с повозками и пулеметами и одного пассажирского вагона для офицеров. Проснулся Матиуш с легкой головной болью. Кроме того, болела ушибленная нога, спина и глаза. Руки были грязные и липкие, при этом его мучил зуд.
— Вставайте, разбойники, суп остынет.
Не привыкший к солдатской пище, Матиуш с трудом проглотил несколько ложек.
— Ешь, брат, ничего другого не получишь, — уговаривал его Фелек, но безрезультатно.
— У меня болит голова.
— Слушай, Томек, только не вздумай разболеться, — шепнул опечаленный товарищ. — На войне можно быть раненым, но не больным.
И Фелек начал вдруг чесаться.
— Старик был прав, — сказал он, — уже паразиты кусаются. А тебя не кусают?
— Кто? — спросил Матиуш.
— Кто? Блохи. А может что и похуже. Старик мне говорил, что на войне меньше досаждают пули, чем эти зверюшки.
Матиуш знал историю несчастного королевского лакея и подумал:
«Интересно, как выглядит насекомое, которое тогда так разгневало короля?» Но долго раздумывать не было времени, потому что капрал вдруг закричал:
— Прячьтесь, поручик идет!
Их втолкнули в угол вагона и прикрыли попоной.
Когда проверили их одежду, оказалось, что тому и другому чего-нибудь не хватало. Но в вагоне был один солдат — портной, любящий свое ремесло, и он охотно взялся от скуки перешить для добровольцев солдатскую форму.
Хуже было с сапогами.
— Слушайте, мальчики, вы действительно думаете воевать?
— Для того и едем.
— Так-то оно так, да походы больно тяжелые. Сапоги для солдата — это первое дело после ружья. Пока ноги здоровы, ты вояка, а как натер их — калека. Кончено дело. Никуда.
Так они ехали, толкуя о том о сем. Остановки были длительные. То их задерживали на станциях по часу и дольше, то ставили на запасный путь, чтобы пропустить более важные составы, то возвращали обратно на станции, которые они уже проехали, то останавливали в двух верстах от вокзала, так как путь был закрыт.
В соседнем вагоне солдаты пели, кто-то играл на гармонике. Даже танцевали на остановках. А для Матиуша и Фелека время тянулось особенно томительно, потому что их не выпускали из вагона.
— Не высовывайтесь, поручик увидит.
Матиуш чувствовал себя таким усталым, как будто он перенес не одно, а пять больших сражений. Он хотел уснуть и не мог: его мучил зуд. В вагоне было душно, но выйти было опасно.
— Знаете, почему мы так долго стоим? — пришел с новостью один солдат, веселый, живой, который все где-то вертелся и каждый раз приходил с какой-нибудь новостью.
— Ну что? Верно, неприятель взорвал мост или путь поврежден?
— Нет, наши хорошо стерегут мосты.
— Значит, угля не хватило, железная дорога не предвидела, что должен быть запас для стольких поездов?
— Может быть, какой-нибудь шпион повредил паровоз?
— И не поэтому. Все составы задержаны потому, что будет проезжать королевский поезд.
— А кто же, черт побери, будет в нем ехать — ведь не король же Матиуш?
— Его еще там не хватало!
— Хватало, не хватало, а он король — и все тут.
— Короли теперь на войну не ездят.
— Другие, может быть, не ездят, а Матиуш мог бы поехать, — вмешался вдруг Матиуш, хотя Фелек дергал его за шинель.
— Все короли одинаковы. Раньше, может быть, было иначе.
— Что мы знаем, как было раньше. Может быть так же лежали под периной, а раз никто не помнит, значит, врут.
— Зачем им врать?
— Ну, скажите, сколько королей убили на войне и сколько солдат?
— Но ведь король один, а солдат много.
— А тебе что, мало одного? И с одним-то наплачешься.
Матиуш не верил своим ушам. Он так много слышал о любви народа к королю, а в особенности войск. Еще вчера думал, что должен скрываться, чтобы от непомерной любви они не причинили ему вреда, а теперь видит, что, если бы он открыл им, кто он такой, это не вызвало бы никакого восторга.
Странно: армия едет драться за короля, которого не любит.
Матиуш боялся, чтобы чего-нибудь не сказали про отца.
Но нет, его даже похвалили.
— Покойник не любил войн. Сам не хотел драться, и народ к войне не принуждал.
Это замечание принесло некоторое облегчение наболевшему сердцу Матиуша.
— Да и в самом деле, что королю делать на войне? Поспит на траве — тут же насморк получит. Блохи ему спать не дадут. От запаха солдатского сукна голова разболится. И кожа у них нежная, и нос нежный.
Матиуш был справедливый мальчик, он не мог не признать, что они правы.
Вчера он спал на траве, — и действительно, у него насморк. И голова болит, и кожа невыносимо чешется.
— Ну, ребята, довольно — ничего хорошего не придумаем. Лучше давайте песню споем повеселей.
— Едем! — крикнул кто-то.
И действительно, поезд вскоре тронулся. Как ни странно, но так уж получалось, что каждый раз, когда кто-нибудь говорил, что поезд будет стоять долго, поезд внезапно трогался, солдаты вскакивали на ходу, и не один, замешкавшись, отставал в дороге.
— Учат нас не зевать, — догадался кто-то.
Приехали на большую станцию. Оказалось, что будет проезжать какая-то важная персона. Флаги, почетный караул, какие-то дамы в белом и двое детей с большими букетами.
— Королевским поездом едет на фронт сам военный министр.
Снова поставили поезд на соседний путь, где он стоял всю ночь, которую Матиуш проспал как убитый.
