Матиуш на необитаемом острове

начальник, но тут же пожалел об этом.

— Вы в своем уме? — крикнул Матиуш, и глаза его засверкали. — Не для того ли я целый месяц гнию в вашем подвале, чтобы в конце концов лакомиться печеньем? Я хочу знать, что решили мои враги. Я требую категорически, чтобы меня сослали на необитаемый остров. Если бы мне сказали, что целые недели я буду сидеть в тюрьме, я не принял бы помилования. Я хотел умереть в клетке с дикими зверями — они захватили меня обманом. Я требую официальной бумаги с печатью.

И тут Матиуш схватил прекрасную фарфоровую вазу и ударил ею об стол, на котором лежала книжка с картинками. Ваза разбилась на мелкие кусочки, Матиуш поранил себе руку, Орестес вскочил с кресла, королева зажмурила глаза, а начальник тюрьмы побежал за доктором, так как не знал, что делать.

Королева Кампанелла достала из сумочки надушенный носовой платок и осторожно вытерла кровь с руки Матиуша. У королевы созрел план: она не допустит, чтобы короля-сироту выслали на необитаемый остров, — она решила взять его к себе.

Кампанелла была одинока, детей у нее не было, муж ее умер. Пусть обнесут высокой стеной прекрасный апельсиновый парк, который отлично может заменить необитаемый остров. А Кампанелла заменит ему мать.

Тюремный врач перевязал Матиушу руку, как и следовало в присутствии королей, и дал Матиушу пять капель успокоительного на кусочке сахару. У тюремного врача было два лекарства: в левом кармане капли, в правом порошки. То и другое было страшно горькое и давалось с водой. Но если уж начальник тюрьмы предлагал собственный сахар, можно сделать исключение.

Назавтра Матиуш объявил, что отказывается от пищи, а также от прогулки. Он требовал бумагу с печатью, чтобы знать, наконец, что хотят с ним сделать. Больше сидеть в тюрьме он не желает.

В полдень Матиуша вызвали в канцелярию. Матиуш ответил: не пойду. Он не тронется с места, пока ему не предъявят бумагу с печатью. Он хочет знать! Довольно этой игры в жмурки.

Начальник тюрьмы был недоволен: королева не только не оскорбилась, но даже признала, что Матиуш прав. Кроме того, она пожелала посмотреть, как он живет. А жил он плохо. Камера была сырая и темная, по стенам ползали пауки и клопы. Спал Матиуш на соломенном тюфяке, прямо на полу. В углу стояла лоханка и кувшин с водой, и не было даже стула. А королева принесла большой букет белой сирени. Что тут делать?

Тотчас же караульный принес в камеру мягкое кресло из квартиры начальника и точно такую же прекрасную вазу, какую Матиуш вчера разбил. Оказалось, что их было две: одна стояла на столе, а другая на рояле. Начальник тюрьмы втайне хотел, чтобы Матиуш разбил и эту вазу, тогда королева увидит, как трудно с ним сладиться, и поймет, почему его держат в такой темной камере.

Но Матиуш принял королеву чрезвычайно любезно. Он поблагодарил за цветы, но поставил их не в фарфоровую вазу, а в свой глиняный кувшин с водой. Кампанелла, ободренная этим, положила незаметно коробку шоколада, которую прятала в кармане своего плаща, так как не знала, в каком Матиуш будет настроении.

— О нет, благодарю: эти конфеты мне неприятно напоминают мою первую детскую реформу.

Итак, он услышал:

Необитаемый остров уже выбран. Матиуш сердится справедливо, но быстрее, действительно, было нельзя. Король Орестес не виноват» он только из любезности сопровождал королеву. Очень хотел приехать грустный король, но Бум-Друм и молодой король не разрешили. Бум-Друм теперь дружит с молодым королем. Бумага с печатью и подписями королей еще не готова. Кампанелла приехала, чтобы успокоить Матиуша и сказать» что о нем помнят, что скоро он уже сможет отсюда уехать. А тем временем…

— …Если ваше величество позволит, я буду навещать вас ежедневно.

Вместо ответа, Матиуш поцеловал руку доброй королевы.

— К сожалению, — сказала королева, — я не могу приходить больше чем на четырнадцать минут.

— Я понимаю: этикет, — шепнул Матиуш.

— Нет, тюремный распорядок…

3

Но лучше ли стало Матиушу теперь, когда его перевели в светлую комнату, разрешили прогулки в тюремном саду, когда его ежедневно навещала королева, и спал он на кровати, а еду ему доставляли из кухни самого начальника тюрьмы?

Нет, ему было так же тесно и так же горько. Может быть, даже еще более горько. Там, в сырой камере, он знал, что это временное убежище будет заменено другим — на необитаемом острове. Теперь он не ждал уже ничего.

Чего мог он ждать? Ведь на необитаемом острове у него будет все, что есть сейчас. Если даже будет лучше комната и мебель, разрешат долгие прогулки у моря, дадут больше свободы, все-таки останутся одиночество и тоска.

Раньше ему так хотелось иметь часы. Ему казалось, что дни шли бы быстрее, если бы он мог следить по часам, сколько осталось до конца дня. Какое заблуждение! Теперь он знает, как медленно ползут стрелки, как бесконечно долго длится час. Как бесконечно долго длится тюремный день.

— Матиуш, не могу ли я что-нибудь сделать для тебя? — спросила королева, когда, заложив руки за спину, он молча шагал взад и вперед по комнате.

— Что-нибудь? А жива еще в королевском дворце моя канарейка?

Не помню, говорил ли я, что у Матиуша была канарейка в прекрасной золотой клетке. Он получил ее в подарок в день рождения и очень любил. Когда в парламенте кто-то назвал его Матиушем-канарейкой, эта маленькая невинная птичка стала ему неприятна. Но сейчас он снова вспомнил о ней и захотел, чтобы она была с ним, чтобы рядом было хоть одно живое существо, и не четырнадцать минут, а постоянно.

Кампанелла не ответила, ей было строго-настрого запрещено говорить Матиушу о том, что происходит в его стране. Однако, возвратившись домой, она послала официальную телеграмму молодому королю:

Могу ли я сообщить Матиушу о судьбе его канарейки и поставить клетку с птичкой в его камере? Припомните, Ваше Величество, что я на совещании уже говорила, как детям нужны деревья и птицы.

Телеграмма очень рассердила молодого короля.

— Хуже нет связываться с бабами, — ворчал он. — Сегодня канарейка, завтра собака, послезавтра еще что-нибудь. То камера сырая, то темная, Матиуш расстроен, Матиуш похудел!.. Как будто у нас только одна забота — беспокоиться об удобствах Матиуша!

И король ответил, что разрешает, но надеется, что это уже последняя просьба и последняя уступка:

Пусть нежное сердце Вашего Величества соизволит считаться с интересами короны.

Корону носят на голове, а в голове должен быть разум. Таким образом, король деликатно дал понять, что королева добра, но не умная и не должна слишком надоедать.

Не знал Матиуш, как трудно было королеве исполнять его требования, как горько отвечать ему: «нельзя, не разрешают».

Ни газет, ни книг приносить не разрешили. Упоминать о Бум-Друме, Фелеке, Клю-Клю, грустном короле не разрешили.

У королевы были большие неприятности, когда Орестес пожаловался, что она рассказала Матиушу о дружбе молодого короля с Бум-Друмом. Ее строго предупредили, что, если она еще раз скажет о чем-нибудь подобном, ей придется покинуть столицу Матиуша, а ее место займет уже не король, а губернатор Залива Кенгуру, известный своей жестокостью и настроенный по отношению к Матиушу недоброжелательно.

— Вот твоя канарейка, милый Матиуш.

Королева уже давно перестала называть Матиуша официально. А Матиуш не знал, поправить ли ее или сделать вид, что он этого не замечает.

— А вот фотография твоей мамы, — совсем тихо сказала королева.