Уолтер возмутился побоями и убежал из дома. Он был очень зол и не думал о том, куда идет. Очнувшись, он увидел, что отшагал целую милю по владениям Булейр. Наверно, все его чувства можно было прочитать у него на лице, потому что, когда он встретил отца — к тому времени ему стало известно, кем ему приходится красивый незнакомец, так как об этом постоянно сплетничали слуги в Герни, — отец его остановил и спросил:
— Уолт, что случилось?
— Ничего, милорд, — сдержанно ответил ему Уолтер. Сверкающие синие глаза понимающе улыбались.
— Ничего? Уолт, неужели ты считаешь, что я поверю, что у тебя всегда такое мрачное лицо? Расскажи мне, в чем дело? Кто тебя обидел?
— Никто меня не обидел, милорд.
Он уже понимал, что случилось с его матерью, и был настроен против милорда и не пытался скрыть от него это чувство.
Лорд Булейр сразу все понял. Брови у него поднялись и губы искривила усмешка.
— Тебе известно о моей вине, и поэтому ты плохо обо мне думаешь. Я тебя не осуждаю. Я поступил нехорошо, и меня нельзя за это похвалить. Мне очень жаль, что мы не можем быть друзьями, Уолт, но у меня имеются кое-какие планы. — Он помолчал, а потом спросил мальчика: — Я могу что-то сделать для тебя?
— Ничего, милорд. Обо мне хорошо заботятся.
— Твой дед стал добрее к тебе и… твоей матери?
— Я не собираюсь обсуждать личные дела с незнакомыми людьми.
— Уолт, мы с тобой не чужие. — Милорд не сводил с мальчика взгляда. — Тебе известно, что я — твой отец?
Уолтер чуть не разрыдался, и ему пришлось собрать волю в кулак, чтобы не показать свои слезы. Он кивнул головой:
— Да, милорд. Мы стыдимся этого и никогда в Герни не говорим на эту тему.
— Ты сильно вырос, мой мальчик, и вскоре тебе будут впору сапоги, которые я тебе обещал.
Уолтер выпрямился и провел рукой по глазам.
— Мне они не нужны. Когда я стану взрослым, дед купит мне прекрасные сапоги из красной кожи!
— Значит, так тому и быть!
Лорд Лессфорда засмеялся и начал натягивать перчатки. Во время разговора Уолтер разглядывал отца, потому что его теперь интересовала красивая одежда. Перчатки лорда Лессфорда были самыми модными. Они были сделаны из мягкой кожи, и у них все пальцы были выкроены отдельно. Уолтер никогда прежде не видел такой красоты. Плащ отца был сшит из чудесной материи под названием «балдахин», потому что ее доставляли из Багдада, который иногда называли именно так. Портупея была богато украшена и отделана вышивкой, и мальчик не мог оторвать от нее взгляда. К бархатной шляпе были прикреплены пышные синие перья, и они выгодно подчеркивали яркий цвет его синих глаз.
Лорд медленно и неуверенно заговорил:
— Уолтер, мы с тобой встречаемся абсолютно случайно. Кто знает, может, нам больше никогда не придется встретиться! Но я хочу, чтобы ты кое-что знал, и скажу тебе об этом сейчас. — Он опять надолго замолчал. — Ты сейчас еще очень молод и не можешь понять все сказанное мною до конца. Я хочу тебя попросить кое о чем. Я хочу, чтобы ты меня внимательно выслушал и запомнил мои слова. Ты можешь мне это обещать?
— Да, милорд.
— Сын мой, — сказал граф, глядя куда-то вдаль, — я не стану тебе хвастаться, но я — храбрый человек. У меня на плаще был Крест, и я сражался с иноверцами. Никто не станет отрицать, что я хорошо владел копьем. Но… — ему было трудно продолжать, — в некоторых делах мне не хватает решительности. Когда ты вырастешь, то поймешь, что я пытаюсь тебе сказать. Мне кажется, сильные люди часто проявляют слабость по отношению к окружающим. Это правда, и мне очень жаль, что я не могу сопротивляться желаниям тех, кто день за днем пытается навязать мне свою волю. Я словно воск в сильных руках. Я совершал поступки, о которых сожалею, потому что вовремя не сказал «нет!» и не повторял этого слова. Я… я по своей слабости не сделал того, что было правильным, справедливым и благородным.
В голосе у него слышалась такая горечь, что Уолтер взглянул на отца. Ему показалось, что у того сейчас выступят слезы на глазах. Отец все еще смотрел вдаль, и мальчик не видел выражения его лица.
— Я не сделал всего, что хотел сделать для тебя, сын мой. Я был слаб, очень слаб! — Он еще помолчал, а потом продолжил покаяние: — Уолтер, тебе может показаться, что я говорю тебе чушь. Но помни, что ты мне обещал, и не забывай сказанные мною слова. Когда ты подрастешь и станешь разбираться в жизни, может, тебе удастся кое-что понять и ты не будешь меня так сильно осуждать. Я на это надеюсь, Уолтер, сын мой. Прощай!
В последний раз Уолтер видел отца перед отъездом в Оксфорд. До Герни дошли слухи, что преподобный епископ Ан-сельм будет произносить проповедь в Сенкастере. Уолтер решил, что там будет присутствовать Ингейн, и хотел посетить службу.
Дорога из Герни до Сенкастера была длинной. Уолтер решил сократить путь и отправился по лесу. Трава пружинила у него под ногами, и ему было приятно шагать пешком. Но когда он добрался до города, то был весь пропыленный, и ему пришлось долго отмываться в ручейке, смахивать пыль с башмаков и выбивать куртку и панталоны ореховым прутиком.
Когда он вошел в церковь, было уже поздно. Как и ожидалось, в церкви было полно народу. Прежде чем поискать для себя место, Уолтер окинул взглядом дубовые лавки. Ингейн не было на службе. Юноша расстроился, но семейство из Бу-лейра присутствовало на мессе. На местах, отведенных для лорда Лессфорда, он заметил золотистые кудри отца. Волосы его жены-нормандки были прикрыты золотой сеткой, она едва доставала ему до плеча. С другой стороны сидел Эдмонд, их сын и наследник.
Уолтер давно не видел Эдмонда и почти всю службу глазел на его затылок. Эдмонд был слабым юношей и совсем не походил на отца. Он был темноволосым, тощим, с желтоватой кожей. О нормандской крови свидетельствовало постоянное настороженное выражение его взгляда. Теперь Эдмонд сильно вырос и начал немного выравниваться, но Уолтер с удовольствием заметил, что он оставался все еще весьма хилым парнем и у него был нездоровый цвет лица.
Служба продолжалась, и Уолтер понял, что на него обращают внимание окружающие. Ему стало неудобно. Люди, сидевшие впереди, поворачивали назад головы, улыбались и перешептывались. Он не мог понять, почему привлекает к себе внимание, и решил, что новый синий костюм, сшитый для него по приказанию матери, плохо на нем сидит. Но он не мог с этим согласиться, потому что гордился новым нарядом и желал, чтобы в нем его увидела Ингейн. Может, он плохо вымыл лицо? Или люди считали нахальством, что незаконнорожденный сын великого графа сидит так близко от него?
Сидевший с ним рядом парень повернул голову, и сразу стала ясна причина волнения собравшихся. Это был плотный юноша. На нем был надет металлический нагрудник и солереты [4]. Было видно, что он служит в тяжелой кавалерии замка: на рукаве у парня был вышит красный крестик. На голове вилась непослушная копна светлых волос, а нос имел гордую, горбинку, как у хозяина замка. Глаза были синие, как летнее небо! Черты графа были выражены настолько ярко, что Уолтер в первый раз понял, что он не единственный внебрачный сын графа Рауфа. Людям было над чем посмеяться: рядышком расположились два внебрачных сына графа, и ни один из них не подозревает о существовании «братца»! Уолтер так расстроился, что не слышал ни единого слова проповеди.
Он не стал разглядывать своего нового брата. Как только народ начал расходиться, он выбежал одним из первых из церкви. Ему хотелось побыстрее скрыться отсюда, чтобы избежать новых унижений.
На улице Уолтер остановился позади зарослей тиса — здесь он мог наблюдать за людьми, но его самого не было видно. Он оставался там, пока все семейство графа и его приближенные из замка не проследовали мимо. Отец казался задумчивым и смотрел на небо, как будто предвкушал соколиную охоту и не собирался поразмышлять по поводу прослушанной проповеди. Большинство людей называли его жену Нормандской женщиной. Он привез ее из крестового похода, и богатство жены помогло процветанию замка Булейр. Она шагала рядом с графом, как властная хозяйка. Женщина была небольшого роста и довольно плотная, с черными бровями и огромным носом. Никто не мог назвать ее красавицей. Эдмонд был на три года моложе
