ГЛАВА 4. ГОЛОГОРЛЫЕ КОЛОКОЛА
в которой Эдгар разочаровывается, в которой оплакивают газовую плитку, а Хаген бреется и идёт гулять по городу, встречает старого знакомого, получает по морде и уносит ноги, ничего не видя
Такая замечательная газовая плитка, последняя роскошь, самое почитаемое действующее лицо — из второстепенных, — характерная актриса, вечно изображавшая для нас люкс посреди чернильно-чёрных могильных ночей… Теперь ты почила в бозе, пришёл тебе каюк, назад ты не вернёшься никогда.
— Свинюги! Я их урою!.. Потопчусь на их тыквах! Спалю их вагончики на фиг!
Фред никак не мог успокоиться. Мы лишились спального места, лишились газовой плитки, а эти строительные рабочие явились с неприемлемым численным превосходством. И всё из-за лужи, которую Эдгар наблевал на свежий бетон. Лужа — это самое подходящее слово; уж если Эдгар рыгает, то в его лужёной глотке булькает, как в водосточной трубе.
Стоит только человеку показать, что содержится у него внутри, как у всех добропорядочных граждан начинается истерика.
И вот снова ночь, а мы без ночлега. Спаслись бегством в Английский сад.
— Куда бы нам податься? — говорит Лилли, кутаясь в свой шарф.
— А как насчёт бункера? — спросил Том.
— Бункер закрыт, — говорю я. — Наш приличный город находит нежелательным, чтобы мы ночевали в бункере. Нечего нарушать мир и спокойствие.
Эдгар валится на землю и хихикает. Повалялся, встал, обошёл нас по периметру квадрата, остановился, принялся помавать руками, изображая сцену безумия из старинной трагедии, и, запинаясь, твердить — как он это делает вот уже несколько дней:
— Где же Лиана? Никто её не видел? Где она? Что с ней? Лиа-а-ана!
Эдгар ищет её в кустах и в долине ручья, взбирается на причудливые стальные перила мостика и разглядывает уток в пруду.
Мы находимся неподалёку от Китайской башни; парк трещит по швам от изобилия гуляющих, все явились сюда праздновать его двухсотлетие.
На берегу пруда построили сцену. Блюз-джаз чередуется с дикси-капеллой. Лужайки и дорожки затоплены парочками всех возрастов, сидящими и гуляющими в обнимку.
— Лиа-а-а-на!
Эрик оглашает своими воплями все окрестности. Скоро зароется в землю и будет вопить в самую глубь земли.
Вот начался фейерверк. Все парочки останавливаются и смотрят, задрав головы вверх. Небо наполняется искрящимися красками.
Разноцветная эякуляция среди медлительных дождевых туч.
Фейерверк горит слишком высоко, от него не согреешься. Том трогает меня за плечо:
— Смотри, Эдгар на пределе…
— Не мешай, он так чудесно страдает. По — настоящему стильно.
— Тебе это нравится?
— Да. Ты только посмотри! Истинно верующий человек.
Эдгар пристаёт к прохожим, спрашивает о своей возлюбленной, мечется от одного к другому, цепляется за брюки и юбки и делает отчаянные попытки описать Лиану при помощи жестов: вот такого роста и такая тоненькая… Но все только плечами пожимают.
Ещё три дня назад, до того как Лиана покинула нас, Эдгар был вполне сносный парень. И вот что теперь делается. И всё только из-за удалённого отражения, из-за дематериализовавшейся галлюцинации.
— Захватывающе!
— Что?
— Месяцами он удовлетворялся от неё чисто оптически. И вот, не помогает никакая скромность и смирение. Лиана ушла — и он страдает. Потому что его любовь-у него в глазах и нигде не может встать на якорь.
— Ммм…
— Это неистовство пройдёт. Сейчас его любовь переезжает со всеми пожитками, со всем своим скарбом, с детишками и игрушками перекочёвывает в тыл его черепушки. Идёт изгнание в область воспоминаний. Последняя резервация, так сказать. И цена этому горю — один вздох.
— Ас виду можно подумать, что он свихнулся…
— Это народная молва так называет. Переезды — это всегда хаос и неразбериха. Он страдает. Но, насколько я разбираюсь, он справится с этой задачей быстро.
Какое-то насекомое садится мне на грудь, жаждет крови. Я прогоняю его прочь. Его громкое жужжанье вызывает у меня в затылке мурашки.
— Пойду скажу ему! — решается Том и направляется к Эдгару, прежде чем я успеваю сообразить.
— Эй, Эдди, Лиана не может прийти, у неё возникли серьёзные препятствия!
— Том! Оставь его в покое!
Но слишком поздно.
— Лиа-а-ана? Где она? Ты что-то знаешь. Том? Какие препятствия, где?
— Между ног, командир. Она промышляет своей волшебной шкатулкой!
Эдгар схватил шутника, вцепился ему в горло и пытается выжать из него подробности. Том тотально недооценил потенциал тоски Эдгара. Он уже хватает ртом воздух и хрипит то, что знает.
— Она открыла своё дело, ты, сумасшедший Квазимодо с любовной горячкой! Она на Розенхаймер- плац, работает нелегально…
Руки Эдгара ослабили хватку. Он отвернулся. Глубоко огорчённый и разочарованный. Рухнули столпы, на которых держался его мир. Балаган погрёб под собой барахтающегося клоуна.
Раз-очароваться — должно быть, это особо изысканная вещь. Но этого никто не понимает. Никому это не нужно.
— Лиана… Бу-у-у-у!
На какое-то время из него ушла вся мышечная сила. Клякса бескостной каши шмякнулась в высокую траву.
Я ругаю Тома за его сплетничество.
Он поднимает плечи и растирает свой кадык.
Фейерверк закончился, гуляющие парочки расходятся по домам, поддерживая друг друга, словно раненые.
Но вот дрожь прошла по куче грязи, Эдгар приподнялся из травы, глаза его по-леопардьи озирают горизонт на все триста шестьдесят градусов, выискивают ту сторону света, в которой расположена Розенхаймер-плац.
На Розенхаймер самообразовалась спонтанная любительская панель, и теперь Лиана занимается там непотребством — как начинающая. Неужто в этом её будущее? Вчера мы с Томом случайно встретили её, прогуливаясь по городу. На ней была чёрная мини-юбка, она была сильно накрашена и отвернулась от нас. Мы тоже отвернулись от неё.
Эдгар патетически-медленно поднял с земли своё безвольное тело, потянулся и убрал со лба волосы. Он всегда был мне симпатичен, этот ощипанный феникс. О скольких уже драмах он успел мне поведать!
И вот он галопом поскакал по траве, прямиком в катарсис. Умопомрачительно. В обоих смыслах слова.
— Куда это он помчался? — спросил Том. — Розенхаймер-плац совсем в другой стороне…
— В его состоянии это даже лучше. Он и так найдёт её раньше, чем следует.
— Как ты думаешь, что будет?
