сан!», что означало примерно одно и то же: «Добрый день!»
Мальчик выучил и другие слова на кикуйю и суахили и даже записал их себе в записную книжку. Родителям он сказал, что это французские слова а для маскировки над некоторыми гласными поставил акцентные знаки свойственные французскому языку. Они удивлялись и хвалили его, что он наконец-то взялся за ум и не забывает школьные предметы.
Кенийские сигареты стоили в пересчёте на немецкие деньги тридцать пфеннигов за пачку. Были действительно хорошие сигареты с фильтром под названием «Rooster», а были и «Jumbo», от которых самое позднее после трёх затяжек зеленеешь и валишься с ног.
Этих мальчик взял две пачки — специально для попрошаек на школьном дворе во время перемены.
Далеко от берега, там, где цвет морской воды переходит из бирюзового в синий над поверхностью торчит остов затонувшего танкера, повернувшись ржавым дном в сторону пляжа.
Мальчик помнил один чудесный рассказ Хемингуэя примерно о таком же остове затонувшего корабля и собирался как-нибудь сплавать к этим руинам Но так и не собрался, потому что рассказ об этом был уже написан.
После обеда в одном из залов отеля играли в бинго. Мальчик несколько раз пробовал сыграть, но никогда не выигрывал. Можно было подумать, что эта игра задумана специально для старых тёток. Те постоянно выигрывали.
Один из чернокожих служителей на пляже, отвечавший за сохранность лежаков, рассказал мальчику, что учился в Париже на отделении экономики и хозяйства. На недоверчивые вопросы мальчика он сорвался с места, убежал и вернулся со своим дипломом.
Он объяснил, что чернокожему в Кении очень трудно получить хорошую работу. Мальчик угостил его рюмкой водки.
Родители постоянно фотографировались и фотографировали — и так плохо, что это могло только испортить воспоминания.
Они записались также на все мыслимые экскурсии — на поездку к Килиманджаро, на сафари, на сплав по реке — мимо усталых, малорослых крокодилов, — на поездку в стилизованную деревню аборигенов, где специально для туристов устраивались трёхчасовые шоу-программы разномастного фольклора, на ночь у костров.
Чаше всего мальчику не удавалось от этого отвертеться. Он плёлся за своими родителями говорил мало, больше наблюдал за туристами, чем за аттракционами, на которые их возили А на требования выглядеть воодушевлённым реагировал с большой порцией сарказма.
При этом ему очень нравилось в Кении Там было тепло.
Родители утверждали, что им приходится из — за него терпеть такой стыд, что лучше было бы провалиться сквозь землю. Они говорили об этом так часто, что давно уже могли бы достичь центра Земли.
Ночами мальчик выходил из своей комнаты в отеле, ложился под пальмой смотрел на звёздное небо и пил вино. Всё лучше, чем кататься на лыжах, думал он.
То обстоятельство, что ежегодную поездку в горы для катания на лыжах на сей раз удалось заменить на такое дальнее путешествие, базировалось на троице ипостасей: во-первых, повысили офицерское денежное довольствие отца, во-вторых, сократили сумму карманных денег сына, а в-третьих, благодаря святому духу Пенни-маркета — сети супермаркетов, в которых продавались очень дешёвые сорта хлеба. Сама мать явила собой хозяйственное чудо. Несмотря ни на что, так и оставалось загадкой, как ей всё-таки удалось собрать средства на утоление своей мании путешествий.
Как бы далеко мальчик ни уходил вдоль по пляжу, из зоны отелей удалиться не удавалось. Они стояли на побережье один за другим, бесконечной чередой. А сама Кения скрывалась где-то в глубине материка.
Однажды утром на берег вынесло труп утопленника-курортника. Он был уже изрядно раздут и послужил угощением на праздничных пирах разнообразных морских тварей.
Мальчик видел его на расстоянии метров в тридцать. Ближе подойти он не отважился. Он стыдился собственного страха.
На пляже промышляло множество торговцев, которые продавали со своих лотков, висевших на животе, наручные часы, платки, аудиокассеты и гашиш. Мальчик купил последнего на десять марок и ночью курил у моря, у кромки шелестящих набегающих волн. Он не ощутил никакого особенного действия и чувствовал себя обманутым. Но светящаяся пена, которую выбрасывала на берег волна, но тёплая гладь скал — они почти опьяняли его.
Однажды во время отлива мальчик с отцом забрели далеко в мелководье. И нашли крупную раковину, жёлто-коричневую, а местами даже отливающую синевой; с одного конца она была заострённой с другого — округлой Между створками таилась живая мякоть. Когда они вернулись на берег, какой-то негритёнок выпросил у них эту раковину. Они не знали, на что она ему, но он так умолял, что они отдали.
Мальчишка на вид не старше восьми лет, раз пятьдесят со всего размаха бросал раковину в песок, пока бедное существо не покинуло своё убежище. Оно лежало на солнцепёке — белая подрагивающая плоть. Негритёнок вернул раковину отцу, рассыпаясь в нижайших благодарностях, а потом взял мякоть, ополоснул от песка и съел Судя по его виду, вкус у неё был отменный.
Как в любом путешествии, родители мальчика вскоре нашли другую супружескую чету, с которой они обменивались впечатлениями об увиденном и о своих прежних поездках. Мальчик был обязан присутствовать при этих разговорах Ему вдалбливали в голову две обязательные вещи: во-первых, со всеми взрослыми он должен был держаться мило и любезно, а во-вторых, он должен был молчать, когда взрослые разговаривают Получалось, что он всё время молчал. Не желая понимать, что, когда к нему обращаются, он должен отвечать вежливо, громко, отчётливо и доброжелательно.
Это влекло за собой ужасные сцены, и родители от стыда снова проваливались в подземное царство километров на пять в глубину.
Он узнал о Кении кое-что ещё, незапланированное — благодаря одной случайности Все, кто купался в бассейне, подхватили какой-то ушной грибок. В том числе и мальчик. Когда боли стали нестерпимыми он поехал на местном рейсовом автобусе в Момбасу, разжившись у отельного портье адресом одного индийского врача.
В автобус набилось не меньше ста пятидесяти человек. Они висели на дверях, сидели на крыше, крепко вцепившись во что придётся, и стояли на заднем бампере.
Некоторые негритянские матери держали своих младенцев над головой, чтобы их не раздавили Мальчик мог пошевелить пальцем, но не очень, и чуть не задохнулся.
Он был единственный белый во всём автобусе и единственный пассажир, который потел, недовольно кривил лицо и стонал, когда дребезжащий автобус подбрасывало на ухабах.
Когда они улетали на родину, туристов тщательно обыскали Один из аэропортовских полицейских вытащил у него из кармана брюк на глазах у родителей две панки сигарет «Jumbo» и понюхал, не набиты ли они гашишем. За год до этого мать нашла в его школьной сумке коробку табаку, задала ему реальную трёпку, а потом ещё позвонила отцу, на которого взвалила всю вину за то, что его сын стал таким пропащим субъектом. Отец тогда находился в командировке, но всё бросил и приехал домой чтобы позаботиться о воспитании своего отпрыска. Отец сел в машину, ехал четыре часа подряд, явился — понятное дело — во взведённом состоянии, всыпал сыну вторую трёпку и тут же уехал назад в командировку, изрыгая проклятия.
Мальчик вспомнил об этом, поднимаясь по трапу в самолёт Он подумал также и о том, что, когда они оставались с отирм вдвоём, ему запросто разрешалось выкурить сигарету. Но если бы это открылось, отец неделю не мог бы показаться дома.
В Кении тогда на самом деле было очень тепло.
И когда самолёт взлетел, мальчик подумал: ничего, осталось потерпеть ещё три с половиной года.
