муж подменит?
— Во-первых, не помню, забыл нарочно. По Фрейду.
— По Фрейду — так не нарочно, а подсознательно.
— Значит, забыл подсознательно, не нарочно. Я к тому: зачем мне муж твой, когда ты сама здесь?
— Горячишься, князь кавказский.
— Что ты так часто горячность поминаешь?
— В семье так принято.
— Ты ж не в семье — в обществе, в коллективе.
— Ну ладно. Слушай, Валера, ты уже тут всех знаешь, где кто работает…
— А что?
— Да не очень уверена, что в типографии мне реферат отпечатают в срок. Тут никого нет из типографий?
— Порыщем. Вроде не замечал. Ребятам скажу, они шустрые, вирильные.
— Вирильные? Это как понимать?
— Мужественные. Говорят, что такой смысл.
— А для чего мужественность нужна в таком деле?
— Всюду проникать. Лариса засмеялась.
— Ну и представления о мужественности. Значит, от «вир». А я бы сказала — от слова «вирус» Бог с ними, как их ни называй, но имей в виду мою просьбу Хорошо?
— Ладно. Мои люди из дальних рядов сообщают, что серьезно обсуждается план вытеснения нашей сотни.
— Вы что, с ума посходили?
— А что? Мужикам не пристало лишь на месте топтаться да переклички устраивать. Необходимо дать выход энергии.
— Драться, что ли? Из-за чего?! Это не по-божески, не по-человечески! Из-за вещей?
— Бога нет.
— Не по-человечески.
— Жить надо для себя.
— Уму непостижимо. И когда?
— Постижимо. Постигай, доктор, постигай, Нарциссовна, жизнь. Заперлась в своей операционной да за мужниной спиной живешь, толкаешь пустопорожние речи. Жизнь не в белых перчатках делается.
— Учитель жизни! И что ж вы, ждете, готовитесь?
— Нет еще. Ждем информацию. Думаю, к утру что-то выяснится, к концу темноты.
— Лариса Борисовна! Здравствуйте.
— Привет, газета.
— Здравствуйте, Валерий Семенович. С вашим мужем, Лариса Борисовна, кашу не сваришь.
— Зато пива выпьешь.
— Это было. Но мне ж интервью надо, Лариса Борисовна. Может, все же вы сами, а?
— У меня голова не тем забита.
— Газета, не привязывайся. Слышь, у доктора голова не тем забита. Слушай, ты не знаешь, здесь никого нет из типографии?
— Зачем?
— Срочно надо автореферат диссертации напечатать. У доктора голова рефератом забита. А если в типографии газеты сработать дело?
— Давайте, Лариса Борисовна, интервью, а я поинтригую у нас.
— В большой типографии быстро не сделают. Да и потом, что я, сумасшедшая, — давать интервью перед защитой? Наша каста этого не любит. Мне сейчас надо тихонечко сидеть. — Лариса улыбнулась, будто что-то вспомнила. — Как мышке сидеть — лишь ушки торчат. Не то черных шаров накидают.
— Добро, Нарциссовна. Спасибо за еду, пошел в обход. — И они оба ушли.
Лариса включила двигатель, печку, села на заднее сиденье, поджала под себя ноги и решила думать о защите, о диссертации, о жизни своей. Но разве может кто-нибудь запрограммировать свои мысли? Они крутились только вокруг очереди. И действительно, ситуация необычна, необычно и странно сближение всех этих людей, не имеющих, казалось бы, никаких точек соприкосновения. Все вроде разобщены и заботятся только о себе, о своем месте в этой очереди, о своем благополучии, о своей конечной цели — машине, и, с другой стороны, взаимопомощь, какая-то спайка, желание помочь друг другу, выстоять и всем вместе дождаться, добиться желанного. Так бы и думала она об этом, если б не счастливая особенность человеческого мозга переливать вдруг весь поток своих мыслей в русло иных проблем при появлении нового феномена в поле зрения или слуха. Таким раздражителем стал один из коллегочередников, делавший свою, видно, ежедневную оздоровительную пробежку «от инфаркта». «Весь мир скоро очумеет и будет так носиться: с носка на пятку, с носка на пятку, трусцой, трусцой с носка на пятку, а потом вприсядку станут…»
Лариса уснула.
Разбудил ее помощник Валерия, юный таксист Кирилл, пришедший с каким-то дородным мужчиной.
— Нарциссовна…
— Борисовна.
— Валерий сказал, что вам нужен этот товарищ из четвертой сотни.
— Мне? Зачем?
— Доктор, начальник сказал, что вам типография нужна срочно.
— А! Да, да. Очень нужна.
— Я директор типографии. Маленькой, правда, но авторефераты мы делаем часто.
— И быстро?
— Быстро не быстро, но за неделю сделаем, а то и раньше.
— Ох, спасибо! Простите, как вас зовут?
— Павел Дмитриевич.
— Павел Дмитриевич, и когда это можно будет?
— Приезжайте завтра с утра.
— Завтра с утра! О чем вы говорите?
Павел Дмитриевич как-то странно улыбался, и Лариса решила, что он нарочно ей это предлагает, чтоб очередь перед ним уменьшилась хоть на одного человека.
— Ко мне оппонент приехал из Ленинграда. Никак не смогу.
— Ну после воскресенья. Я вам свой адрес оставлю и телефон.
Лариса разозлилась на себя, огорчилась, замолкла: «Надо все же жить с презумпцией — все люди хорошие, все хотят добра. А у меня как до дела, так вылезает кувшинное рыло. Ведь вполне благожелательный дядечка. С чего же я так взъелась на него? Что случилось со мной? Или я всегда такая?»
— Ладно, доктор, насчет реферата мы договоримся. У меня к вам будет встречная просьба, чисто медицинская.
— Всегда к вашим услугам.
— У жены моей вены расширены на ногах. Говорят, оперировать надо, а мы сомневаемся. Не посмотрите ли? Посоветуемся.
— Бога ради! Конечно. Хоть советовать, хоть оперировать.
— Ну, значит, договорились по всем фронтам. Я к себе побегу.
Таксист остался в машине.
— Кирилл, кофе хочешь?
— Да, пожалуй. Выпью, пожалуй. Спасибо.
Лариса налила ему из термоса кофе, дала какие-то бутерброды, прикрыла глаза и вновь задумалась: «Хорошо бы раздеться — и в постель. Вытянуться, натянуть одеяло до зубов. Вытянуться, сложить руки на груди и заснуть. Раньше я всегда спала на боку, клубочком свернувшись, а теперь — всегда вытянувшись на спине. Возрастные изменения, наверное. Свернуться на боку — это еще возвратное стремление к прошлому
