— Громодяне! В ознаменование одержанной победы предлагаю провести перекличку. Вынести из списка невыдержавших и сбежавших.
Бурными криками восторга это предложение было принято и тут же, исполнено. Вновь, но на этот раз с самого начала, каждая фамилия встречалась тушем. Несмотря на исходное желание уменьшить очередь при каждой перекличке, радость была сейчас как раз оттого, что потерь нет и их сотня в полном составе оказалась на месте. Радовались и бывшие недавние супостаты. Не все, конечно: не все присутствовали и не все радовались.
Кирилл стоял рядом с Ларисой.
— Неправильно все это.
— Что неправильно? Что выпихнуть нас пытались? Конечно, неправильно.
— Надо было так дать, чтоб хребтины им переломить.
— Почему? И так ведь ушли. И милиция тут.
— Непорядок потому что. Чтоб неповадно было. Мы честно заняли место раньше — и нечего. Это справедливо. А они, подонки, не пришли же раньше.
— А что ж у нас-то честно? Мы что, по совести получили сведения, что здесь запись будет?
— А они? По радио, что ли? Мы шустрее, пришли раньше — и все.
— А что, шустрость всегда честна?
— Ладно, Лариса Борисовна. Я за эту машину знаете как вкалывал! И чтоб она мне не досталась?
Стало совсем светло, и Лариса пошла к автомату позвонить.
— Алло, Стас?
— Я. Доброе утро.
— Это я, Стас. На тебя можно рассчитывать?
— Я только проснулся. Сейчас соображу.
— Стас, ничего не надо соображать, не надо лишних слов. Да — да, а нет — так нет.
— Радость моя, ты устала, раздражена. Я ж тебе еще ничего не сказал.
— И не говори. В конце концов машина не первая необходимость.
— Это правильно. «Машина не роскошь, а средство передвижения». «Ударим машиной по бездорожью и разгильдяйству!»
Ах, эти стандартные шутки-цитаты его поколения! Пора бы уже и отстать от них. Может, это алкогольная инертность мышления, памяти?
— Ну вот. Кажется, просыпаешься.
— Уже обе ноги стоят на полу. Значит, когда там нужно быть?
— Около десяти.
Лариса подошла к Валерию. С ним были Кирилл и две какие-то женщины. Кирилл что-то удовлетворенно вещал о хорошем порядке в их сотне. Ему нравилось все: как стоят, как отдыхают в машинах, как некоторые привозят поесть остальным, как проводятся проверки.
— Порядок полный. Никто не устраивает никакой анархии. А мы, конечно, за всех стараемся, чтобы все было путем.
— Перестань, Кирилл. — Валерий Семенович потрепал его по затылку. — Нам бы еще шатер поставить, загородочку, скамеечки-диванчики, электричество… Тогда хвались.
— Нет, Валерий Семенович, нам лучше и не надо. У нас порядок полный.
— Да что ты так к порядку привязался?
— Так вы посмотрите, как там, у тех. — И Кирилл показал рукой в сторону конца очереди. — Проверки не делают, так за людьми не уследишь, конечно…
Лариса перебила его:
— Если только свое хвалить, а чужое ругать, то добра не жди, тогда нет оснований для улучшений и, стало быть, никакого прогресса.
— Ну, Нарциссовна, ты хватила! С хирургической прямотой и занудством ты, видимо, планируешь на годы этот шабаш. Хирурги должны мыслить на более короткое время.
Просто у тех сотен мало шансов и не нужны им ни наша строгость, ни наш порядок.
Одна из женщин, стоявшая до этого со снисходительным видом и покуривая, вдруг оживилась и сказала:
— А вы, мужчины, уж слишком нами командуете. Мы и так в полной от вас зависимости.
Все засмеялись от неожиданного поворота разговора, смены заботы.
Лариса тоже закурила, что делала всегда при пустых разговорах, и ответила, хотя ее никто и не спрашивал:
— Ерунда эта наша зависимость. На самом деле все мы решаем.
— А я так полностью от своего завишу.
— Кажется только. В очереди, а не в жизни.
Вторая женщина тоже осмелела, пользуясь, очевидно, отсутствием мужа.
— Да я шагу не ступлю без разрешения. Такой шум будет — ужас.
— А я бы, — Лариса улыбнулась, — я бы с радостью спрашивала разрешения, отпрашивалась. Надоело решать самой да разрешать себе.
Кирилл, почувствовав свою значительность мужчины, приосанился и веско брякнул:
— Так быть и должно. Мы сильнее, мы вас защищаем.
— Дальше-то — хуже. По больнице знаю. Мы выносливее, стариками мужчины попадают в полную зависимость от нас. Ничего не могут.
— Мы сильнее, — снова повторил Кирилл. — Сила, конечно, очень важна для руководства.
Валерий Семенович искренне веселился:
— Сила уменьшает беспокойство. Правда, Кира? Чего беспокоиться, если ты силен и ловок?
— Конечно. Зачем беспокойство, Валерий Семенович? От силы, конечно, спокойнее.
Валерий Семенович совсем уж развеселился:
— А беспокойство — толчок для мозга. Вот Нарциссовна соображает, потому как кровь часто льет, волнуется. У сильных и ловких мозг успокаивается.
— Потому-то мы, женщины, и решаем все в конце концов. Устала я от этого.
— Ну да! Вы-то, Валерий Семенович, конечно, сами здоровый, спортом занимаетесь. — Вроде бы и зависть какая-то у Кирилла проклюнулась.
— Я от природы здоров. Для радости нутряной побегать могу, руками помахать. Спорт возвращает нас к прямому соревнованию рук и ног, без участия мозгов.
— Соревнование — это хорошо, повышает реакцию, а реакция без мозгов не бывает. И женщины, конечно, любят ловких, сильных, с реакцией. За самок все животные силой боролись. — Кирилл с довольным видом оглядел стоявших рядом женщин.
Лариса засмеялась. Что-то сегодня слишком часто она смеется.
— Правильно, Кирилл. А мы — люди.
— Я вам скажу, что интеллигенты вообразили в себе комплекс физической неполноценности и думают восполнять недостаток спортом. — У этой собеседницы, видно, какое-то личное негативное отношение к спорту, а может, к спорту только интеллигентов.
Валерий Семенович пошел еще дальше:
— И сексуальном отношении мозговитый не уступит мышечному.
— Это уж не вам судить, Валерий Семенович. — Лариса покачала перед его носом пальцем — вправо- влево, вправо-влево.
— Не мне. Да и не вам: соображаете всегда поверхностно, но судите быстро.
— А себя ты, Валера, к какому типу относишь?
— Мышечный, мышечный. В крайнем случае гармоничный. Жизнь покажет.
— Покажет, покажет… — И Лариса пошла навстречу появившемуся Станиславу.
— Доброе утро. Что дома? Все в порядке?
— Доброе. Все. Как спалось, как гулялось?
— Как спалось, так и гулялось.
— Устала, Ларисонька? Я поесть притащил, мама приготовила. — Он похлопал по сумке, висящей через
