Должно быть, именно это крикнул счастливчик, потому что услышать что-нибудь не было никакой возможности. А после его видимого, но неслышимого крика двинулся от очереди и прошел в дверь еще один человек.
Люди входили в домик и через две, три, пять минут — не подсчитаешь, время со стороны тоже, оказывается, штука относительная — появлялись с совсем иным выражением лица.
Многие из них тут же исчезали из очереди, многие оставались и продолжали свои бдения, переживая за товарищей из своей сотни, а может, тысячи — у кого где друзья образовались.
Уже недолго. Еще немного.
К моменту начала записи Лариса была бы двести пятьдесят третьей.
Потом в домик начали запускать по два-три человека.
Стало очевидно, что часов за семь завершится этот машинный искус и можно будет расплыться, разбежаться по своим делам.
Каким делам?
Какие сейчас дела?!
Дел у Ларисы было много. Она сидела в кабинете и планировала. Прикидывала планы ближайших месяцев, связанные сзащитой; планы еще более дальние — она уже думала о следующей записи. Не женское это дело — так далеко загадывать. Может, и женское, да плохо получается. После раскрепощения им сразу слишком много пришлось планировать. Сфера необходимого планирования, или, по-современному, прогнозирования, значительно расширилась. Ей бы только в семье спланировать… Нет. Наоборот. Если бы только на работе прогнозировать.
Лариса вспомнила, как лет десять назад шеф и учитель ругал ее, ругал всех ее коллег, ругал женскую психологию, женскую жизненную тактику, в частности женскую психологию и тактику в хирургии. Лариса помнит этот случай, когда различные образные обобщения шеф сыпал как из рога изобилия. Она сделала небольшую операцию — удалила маленькую опухоль грудной железы. Но при исследовании опухоль неожиданно, вопреки всяким прогнозам оказалась злокачественной, и предстояла повторная, уже большая операция с удалением всей железы, и делать ее должен был шеф сам, не Лариса.
Он посмотрел на грудь, на разрез, повернулся, вышел в предоперационную, позвал Ларису и произнес длинную речь: «Если женщина переходит через лужу, она смотрит, куда поставить ногу, и, найдя место, ставит ее туда. О следующем шаге она будет думать после, поставив ногу. Мужчина же, подняв ногу над лужей, еще не знает, куда ее поставить, но уже ищет сразу место для следующего шага. На три шага считает гений. — Шеф посмотрел на нее, сделал передышку, набрал воздух и продолжал: — Когда же вы, бабы, начнете планировать? Ты делаешь разрез. Сделала удачно и красиво. Но ты когда-нибудь заранее можешь сказать с уверенностью, что не придется расширять операцию, что не понадобится следующий этап, более радикальный? Как же прикажешь теперь делать разрез? Разумеется, сделаем. Не в этом направлении, так в другом. Но так было бы лучше. Да и не только в этом дело. Почему вы не думаете чуть дальше? Спрашивайте, наконец. И на будущее запомните, когда сами в начальники выйдете».
Лариса вспомнила этот эпизод, улыбнулась и опять стала планировать. Правда, с учетом лишь второго шага.
Раздался телефонный звонок.
— Слушаю.
— Лариса? Это Дима. Что ж ты?..
— Короче, Дима. Как там ваши дела?
— Я уже записался.
— Конечно. Ты же среди первых.
— Может, ты еще…
— Еще с аппарата не сняли.
— С какого аппарата? Я слышу хорошо.
— Пока я отсюда не уйду.
— Что ж, все сорвалось? И все?!
— Почему? Вся жизнь впереди.
— А что сегодня?
— Сегодня вечером банкет у Валеры, как и условились. Там поговорим. Еще во многом надо разобраться. С домом разобраться, запустила.
— Не уверен, что у нас будет возможность поговорить.
— Дима, так далеко я не планирую, до вечера бы дожить.
— Это верно. На сегодня я освободился — лекции читать не буду. Хотя, наверное, успел бы. Но банкет мне этот упускать не хочется, тебя упускать не хочется.
— Лесть — странная вещь. Тебе льстят, ты понимаешь, что это вздор, пустота, не веришь, а все ж приятно, и к льстецу относишься лучше. Не веришь, но эффект есть.
— Это верно, но я не льстил еще, хотя направление мысли ты взяла верное.
— Другими словами, то хочешь сказать, что я понуждаю тебя к лести?
Дима стал говорить нормальнее, и голос его стал спокойным, уверенным, ласковым и доверительным — обычным человеческим. Все они сейчас изменились. Кто стал спокойнее, кто стал нервничать больше, у кого-то в голове зашевелились каждодневные проблемы, от которых они были отключены все эти дни. Еще не закончилась их эпопея, а уже исчезла беззаботность от безраздельного заполнения мозгов одной целью. Достижение этой цели для многих сейчас близко, и наступала широким фронтом повседневность. Последний день каникул.
— В очереди нам было неплохо. А?
— Созвонимся. Я тоже не хочу забывать эту очередь. А то получится — прошла она, и все. Не будем планировать, но этот год, я думаю, повожу тебя на машине. Раньше у тебя не будет.
— Это уже хороший разговор. — Дмитрий Матвеевич улыбнулся. Наверное, улыбнулся.
Лариса опять пошла в реанимацию. Снова попробовали отключить аппарат. На этот раз самостоятельное дыхание больше не потребовало искусственной поддержки. Давление постоянно держалось на одних и тех же цифрах. Они ждали около часа — все было стабильно. Нина стала открывать глаза.
— Болит, миленькая?
Она отрицательно покачала головой. Ответить ничего не могла — мешала трубка в дыхательном горле.
— Трубка мешает?
Нина утвердительно шевельнула веками.
— Ну вот, Лариса Борисовна, в сознании. Убираем трубку?
— Убираем. Сейчас аппарат не нужен. О, господи! — протяжно вздохнула Лариса Борисовна.
— Что так?
— Привычка… Или кислородная недостаточность.
— У кого?
— У меня.
Все присутствующие вежливо рассмеялись. Шеф шутить изволит.
Удалили трубку. Голос у Нины сел. Она хриплым шепотом сказала:
— Мешает…
Никто не успел шевельнуться, как она протянула руку и выдернула зонд изо рта.
— Что ж ты наделала?
Нина лежала с закрытыми глазами и не реагировала.
— Не страшно, Лариса Борисовна. По нему ничего не шло. Понадобится — вставим.
— Конечно, не страшно. Неожиданно.
Нина открыла глаза, посмотрела на Ларису Борисовну.
— Толя где? Сами-то записались?
— Лежи, Ниночка. Лежи спокойно. Потом.
Лариса вошла в свой кабинет и стала лихорадочно переодеваться. Надела платье, остановилась у стола, махнула рукой и снова натянула белый халат.
