послом США Авереллом Гарриманом. Суть переговоров тогда публично не оглашалась, но разве было непонятно, что речь на них шла и о скором вступлении СССР в войну против Японии?
На середину июля 1945 года пришлись последние якобы «дипломатические» конвульсии Японии. 12 июля принц Коноэ был вызван в императорский дворец на инструктаж, а московский посол Сато обязывался получить советскую визу для Коноэ. Был готов транспортный самолёт для доставки представителя японского императора в столицу СССР.
13 июля 1945 года Сато безуспешно попытался встретиться с Молотовым, но не добрался даже до Вышинского. Японского посла принял замнаркома Лозовский, остававшийся «на хозяйстве» после отъезда Молотова, Вышинского и ещё двух замнаркомов — Кавтарадзе и Майского, на конференцию в Берлин.
18 июля 1945 года СССР ответил Японии в форме
В переводе с дипломатического на обычный язык это означало: «Отстаньте!» Тем не менее японцы были настойчивы, как «слепец» Паниковский, выпрашивавший у подпольного миллионера Корейко миллион. И 21 июля 1945 года из Токио ушла новая телеграмма для Лозовского: мол, принц «выполняет волю императора», должен просить Советское Правительство «о посредничестве в деле окончания войны» и «обсудить вопрос об установлении отношений сотрудничества между Японией и Советским Союзом».
25 июля 1945 года Сато вновь пришёл к Лозовскому. Уже упоминавшийся мной полковник Хаттори Такусиро, рассказывая об этом в своей книге, сообщает, что Лозовский пообещал сообщить о японских предложениях Советскому правительству, понимая-де «их чрезвычайную
Но к концу июля 1945 года суть позиции Японии если и была
Сам факт уклонения СССР от конкретного ответа был ответом, особенно с учётом того, что в Потсдаме проходила конференция трёх глав союзных государств.
За неделю до официального объявления войны — 3 августа 1945 года, в «Известиях» (тогда ещё правдивом печатном органе Верховного Совета СССР) было опубликовано Сообщение по итогам Потсдамской конференции, начавшейся 17 июля и закончившейся 2 августа 1945 года.
В пункте XIV Сообщения говорилось:
«Во время Конференции происходили встречи Начальников Штабов трёх Правительств по военным вопросам, представляющим общие интересы».
Что могли обсуждать начальники Генеральных штабов трёх правительств в июле — августе 1945 года кроме предстоящих
Собственно, окончательно — если уж что-то было неясно до этого — японцам должно было стать всё понятно уже после сообщения ТАСС в конце июля. Со ссылкой на агентство Рейтер Телеграфное Агентство Советского Союза передало, что 26 июля 1945 года от имени Черчилля, Трумэна и Чан Кайши было опубликовано обращение к японцам, призывающее их «заявить о безоговорочной капитуляции или оказаться свидетелями полного разорения своей страны».
До объявления войны оставалось 5 дней. В Токио могли бы связать свой последний запрос в Москве 25 июля и обнародование тройственного обращения 26 июля, принятого в Потсдаме, где вместе с Трумэном и Черчиллем находился и Сталин.
Но не связали.
А ведь даже тогда для Японии не всё еще было, возможно, потеряно — при лояльном к России отношении. И основания так думать даёт как раз ситуация, возникшая в реальном масштабе времени вокруг Декларации от 26 июля.
Приведу в извлечениях точное начало записи беседы Молотова и госсекретаря США Бирнса от 27 июля 1945 года:
«Бирнс заявляет, что лишь сегодня утром он услышал о просьбе Молотова отложить опубликование декларации о Японии. Он, Бирнс, хочет сказать Молотову несколько слов по этому поводу. По политическим соображениям президент решил, что будет разумно опубликовать такое заявление до того, как войскам будет дан приказ начать вторжение в Японию… За два дня до этого он запросил мнение Черчилля, и Черчилль ему ответил, что президент может опубликовать декларацию также от его, Черчилля, имени… В связи с подсчётом голосов в Англии президент решил немедленно опубликовать декларацию. Декларация не была представлена Молотову раньше, так как Советский Союз не находится в состоянии войны с Японией и президент не хотел создавать затруднений для Советского правительства…»
Подсчёт голосов в Англии, о котором говорил Бирнс, производился после парламентских выборов 26 июля 1945 года. Ко дню выборов премьер Англии Черчилль уехал в Лондон, а после выборов он стал экс- премьером, и его сменил в Потсдаме лейборист Эттли. Поэтому спешка Трумэна была, казалось бы, понятна — он хотел иметь под серьёзным документом звучную подпись Черчилля. Не совсем понятным было то, почему нас о намерении Трумэна не известили заранее, на что Молотов и указал. По стенографической записи:
«Молотов говорит, что советская делегация передала свою просьбу
Бирнс отвечает, что текст декларации был передан представителям печати вчера в 7 часов вечера.
Молотов говорит, что советская делегация получила текст декларации после 7 часов вечера…»
Эта история имела продолжение на следующий день, 28 июля 1945 года. Почти сразу после того, как Трумэн открыл десятое заседание глав правительств, слово взял Сталин. Далее — по стенографической записи:
«Сталин. Я хотел сообщить, что мы, русская делегация, получили новое предложение от Японии. Хотя нас не информируют как следует, когда какой-нибудь документ составляется о Японии
Трумэн. Мы не возражаем.
Эггли. Мы согласны.
Сталин. Моя информация окончена».
Насмешливое резюме Сталина «В этом документе ничего нового нет. Есть только одно предложение: Япония предлагает нам сотрудничество» точно отражало суть позиции Японии в отношении СССР — по сути в ней ничего не изменялось. Япония вместо полного пересмотра своей «русской» политики хитрила и ловчила.
А если бы в ноте Японии было что-то новое? И не просто «что-то», а весомое и существенное новое? Стал бы
Сталин тогда всего лишь публично иронизировать по поводу этого конкретного нового? И так ли уж с ходу он отказался бы от этого нового, сразу же оглашая японскую ноту на заседании глав правительств?
