– С тех пор как Рейф вырос, мы еще никогда не были так близки, как сейчас, – с грустью признался Митчелл. – В первые годы, когда Рейф с Гейбом переселились ко мне, мы неплохо ладили. Но как только Рейфу минуло пятнадцать, он как с цепи сорвался. Правда, в последние годы он присмирел, но мне с ним по-прежнему нелегко. Мы оба слишком упрямы. В наших ссорах отчасти виноват и я.
– Не вини себя, Митч. Ты сделал для внуков все, что мог. Синклер был неважным отцом.
– Потому что брал пример с меня, – объяснил Митчелл.
– Но после смерти сына ты поступил так, как и следовало. Ты отказался от прежних замашек…
– Ну, не совсем…
Бев усмехнулась:
– Ладно, скажем иначе: взял себя в руки, занялся воспитанием Рейфа и Гейба, и они выросли порядочными людьми. По-моему, это твоя заслуга.
Митчелл знал, что Бев в любой ситуации умеет подбодрить его, помочь взглянуть на положение вещей под неожиданным углом.
– Но мы отвлеклись. – Бев отставила чашку и выпрямилась. – Ты говорил, что хочешь помочь Рейфу выяснить, что на самом деле случилось с Кэтлин Садлер. А если окажется, что никакого убийства не было и Йейтс поступил правильно, закрыв дело?
Митчелл покачал головой:
– Поначалу я тоже думал, что Рейф и Ханна напрасно теряют время, но теперь я в этом не уверен. Бев, тебе известно все, что Эд знал о жизни Эклипс-Бей, а он был кладезем сведений. Если скажу, что у Кэтлин Садлер был роман с человеком, который стремился сохранить его в тайне, кого ты могла бы заподозрить в первую очередь?
– Кэтлин встречалась со многими женатыми людьми. – Бев поморщилась. – Одно я знаю точно: женщины Эклипс-Бей ее ненавидели.
– А если я упомяну про непристойные видеофильмы и женское белье большого размера – в самый раз для мужчины?
Бев задумчиво погладила подбородок. Митчелл ждал.
– К сожалению, – наконец заговорила с расстановкой Бев, – в голову приходит только одна фамилия. Однажды Эд поделился со мной слухами – это было незадолго до смерти Кэтлин. Само собой, Эд только посмеялся над ними, он ведь был консерватором. Он не считал себя вправе публиковать подробности сексуальной жизни других людей на первой полосе «газеты для всей семьи».
Митчелл сгорал от любопытства. Вести расследование оказалось увлекательным занятием. Он уже понял, почему Рейф рискнул расшевелить змеиное гнездо.
– А можно узнать фамилию человека, которого Эд спас от позора?
Бев колебалась.
– Я назову ее, но тебе это не поможет. В ночь смерти Кэтлин у него было железное алиби.
– Откуда ты знаешь?
– Я могу поручиться за то, где он был в ту ночь вместе с остальными добропорядочными и преуспевающими жителями Эклипс-Бей.
– Что? – Предвкушение, которым упивался Митчелл, сменилось презрением. – Значит, ты видела его на приеме в институте в ту ночь?
– Увы, да, – кивнула Бев. – Ты все еще хочешь узнать, кто он?
– Само собой. – Внезапно Митчелла осенило: – Нет, постой, еще не все потеряно! Он вполне мог улизнуть ненадолго, чтобы убить Кэтлин. В такой толпе его вряд ли хватились бы сразу.
– Поверь мне, его хватились бы, даже если бы он пробыл лишнюю минуту в туалете! – воскликнула Бев. – Я говорю о Треворе Торнли. О том самом Торнли, который в ближайшем времени надеется стать сенатором.
– Проклятие! – простонал Митчелл.
Глава 20
– Тревор Торнли? В женском белье и на шпильках? – Ханна откинулась на спинку плетеного кресла. – Этого не может быть!
Рейф вышагивал по солярию.
– Еще как может. Если верить Деллу, у Кэтлин были большие планы. В списке Верджила нет громких имен. Из этих людей Кэтлин могла бы вытянуть пару сотен, но их не хватило бы, чтобы сбежать из Эклипс- Бей и начать жизнь заново.
– А политик с блестящим будущим – заманчивая добыча, – признала Ханна.
– Это будущее лопнуло бы как мыльный пузырь, если бы Кэтлин кому-нибудь показала кассеты, на которых Торнли снят в женском белье, – подхватил Митчелл. – Случись такое восемь лет назад, ему не видать избрания как своих ушей. Тем более что он старательно притворялся консерватором.
Рейф продолжал вышагивать из угла в угол.
– Ради карьеры Торнли мог бы совершить убийство.
– Я никогда не доверял ему, – признался Митчелл.
Рейф чуть не рассмеялся:
– Ну и что? Ты не доверяешь ни единому политику.
