Но до бывшего здания Имперского трибунала было недалеко. Ему потребовалось больше времени на то, чтобы спуститься по лестнице и дойти до ворот, чем на прогулку по спящим улицам Ахелии.
В комнату, где ждал гость, уже принесли свет — но мало. Увидев посетительницу, которая оторвала взгляд от висевшей на стене огромной акульей челюсти и повернулась к нему, Раладан оглянулся на невольницу:
— Почему тут так темно? Принеси…
— Нет, ваше высочество. Это я попросила, — поспешно сказала женщина, которую он когда-то знал как курьера от имперского представителя. — И не подходи ко мне слишком близко, князь. Я… утратила чувство реальности. И явилась сюда… в весьма неподходящей одежде.
Замешательство прекрасной блондинки казалось понятным; света было мало, но достаточно, чтобы увидеть, что на благородной госпоже с королевскими глазами надет суконный плащ, в котором Раладан узнал свой собственный… и почти ничего больше. Под плащом маячило нечто вроде шелковой рубашки, но это была в лучшем случае короткая ночная накидка, какую носили, пожалуй, только в Дартане. Гостья заметила его взгляд и кивнула.
— Невольница вашего высочества сжалилась надо мной и принесла эту пелерину… Прости меня, князь. Сегодня ночью… я… не знаю, что делаю, и вообще сама не своя. Но сейчас ты меня поймешь и вряд ли осудишь. По крайней мере, я на это надеюсь.
Раладан взял подсвечник из рук невольницы.
— Выйди, — велел он.
Когда та закрыла за собой дверь, он задул свечу. Осталась лишь свеча на столе.
— Слушаю, ваше благородие, — сказал он, отставляя подсвечник в сторону.
— Ты знал меня как курьера гаррийского князя-представителя императрицы. Да, я была им, но прежде всего, князь, я посланница. Мои товарищи, о чем ты наверняка уже знаешь, пытались умертвить твою дочь, а я… решила поискать иной способ. Именно потому я тогда сюда и приехала.
— Ридарета рассказывала мне о тебе, госпожа. Я знаю, что вы знакомы. Но она не говорила мне, что ты посланница.
— Она об этом не ведала и, вероятно, не ведает и сейчас.
Кеса замолчала. У нее вертелись на языке сто вопросов и столько же объяснений, оправданий… Времени почти не оставалось, но ей нужна была помощь того, кого она уже знала как человека безжалостно прямолинейного, решительного и твердого, холодного и неуступчивого.
— Ваше высочество, — сказала она с нескрываемым отчаянием, — твоя дочь выступила против тех, кто ее преследовал… так? Знаю, что так. И одержала победу. Я могу лишь просить и потому спрашиваю: она отправилась на своем корабле? Мне нужно знать только это, я ни о чем больше не прошу. «Гнилой труп» там же, где и княжна?
Раладан многое в жизни повидал и очень редко чему-либо удивлялся. Сейчас, однако, перед ним была женщина, появившаяся ниоткуда, почти голая, посреди его дома… Она говорила, будто она посланница — что было необычно, но вполне возможно, а в данной ситуации немалое объясняло, — и спрашивала о… какой-то мелочи. Хотя мелочь эта наверняка таковой лишь казалась.
— Нет, госпожа. Я не скажу ни слова, если ты не объяснишь мне причину, по которой хочешь это знать. Не кивну головой, не шевельну губами, даже не моргну глазом.
— Вот моя причина, — сказала она, и он увидел в мигающем пламени свечи две стекающие по ее щекам слезы. — Прошлым вечером княжна победила свиту посланника. Утром этот посланник умрет… Я несколько раз видела и хорошо помню «Гнилой труп», так что, возможно, сумею туда попасть. Если ты не ответишь на мой вопрос, князь, я все равно там появлюсь, потому что… потому что больше мне ничего не остается. Помоги мне, а я помогу тебе.
— Чем ты мне поможешь, ваше благородие?
— Я закончу эту дурацкую войну, даже если… если мне придется применить силу против своих товарищей. Я все объясню, отвечу на любой вопрос, твой или твоей дочери. Я о ней позабочусь. Были опасения, что княжна уничтожит равновесие Шерни, а Шернь как раз ведет сейчас войну… Из-за этого может распасться наш мир. И пусть распадается, князь. Меня он совершенно не волнует.
— А что тебя волнует, госпожа?
— Жизнь одного человека.
— Того посланника, — уточнил он. — Это твой друг, госпожа? Кто-то близкий?
На этот раз она разрыдалась по-настоящему, опустив сжатые кулаки на стол таким движением, будто била его за некую провинность.
— Нет! — крикнула она. — Это мой муж, мой мир, моя жизнь… это я сама, понимаешь?! Я видела кусочек бухты, но там стоял только один небольшой корабль, а на берегу были какие-то лодки! Где «Гнилой труп»?! В миле оттуда? В десяти милях, в ста?!
Раладан смотрел на потрясенную женщину, пытаясь собрать воедино все кусочки головоломки. Времени было мало — его необычная гостья пребывала на грани истерики, а это означало непредсказуемость.
— Чего ты от меня хочешь?
— Одного ответа!
— Ты хочешь попасть на борт «Трупа»?
— Если буду знать, где он! Скажи мне! Иначе… я все равно попытаюсь.
— Спасая мужа, ты убьешь мою дочь, — сказал он. — Единственное мое настоящее дитя. Остальных… я лишь зачал.
— Да, убью, — с внезапной решительностью ответила она, выпрямляясь и вытирая слезы со щек. — Может, справлюсь и без помощи, а если так, то я прямо сейчас окажусь на «Гнилом трупе», и если случайно рядом будет твоя дочь… Заключи со мной договор, Раладан. Помоги мне, и ни с кем не случится ничего дурного. Ридарета говорила тебе обо мне? Что она говорила? Что я ее враг?
Раладан умел незамедлительно принимать решения, но то, которое ему предстояло принять, было, пожалуй, самым трудным в его жизни. Он почти ничего не знал. Приходилось бросать кости, ставя на кон все, что было для него важно.
Можно было и не бросать. Но игра все равно шла бы дальше без него. А забрать назад ставку он уже не мог.
— До рассвета еще много времени, — сказал он. — Насколько быстро ты можешь туда попасть? На борт «Гнилого трупа»?
— В мгновение ока или вообще никак. Но я должна знать, где он. Не предполагать, а знать.
— Зачем?
— Потому что я должна сопоставить его с каким-то местом под Полосами. Иначе… я могу потеряться, застрять где-то… надолго или навсегда. Я не могу тебе этого объяснить. Догадка, предположение… не может заставить Полосы дать мне ответ… показать путь. Знание — да. Но если придется — рискну.
— Не придется. Сядь, — велел он. — У Ридареты четыре парусника и примерно четыреста человек. «Гнилой труп»… не знаю. Она отправилась на нем, но это большой корабль, и вряд ли он войдет в бухту, о которой ты говоришь, поскольку у него слишком глубокая осадка.
— Но он там же, где и твоя дочь? — облегченно вздохнув, переспросила она.
— Ну… примерно. Наверняка не дальше, чем в нескольких милях.
— Этого хватит.
— Хватит для того, чтобы посланница попала на корабль, но не для того, чтобы освободить пленника, — сухо сказал он. — Твой муж на корабле?
— Нет…
— Я уже сказал, что «Труп», скорее всего, в бухту не войдет.
— Ты знаешь эту бухту?
— Я знаю все бухты Шерера, так что об этом меня не спрашивай, жаль времени, — отрезал он. — Риди говорила мне, куда они идут — на северный край Дартанского моря. Таких узких бухт, не лежащих в устье какой-либо реки, там всего несколько, все очень мелкие. Я ни в одну из них бы не зашел, разве что ненадолго, при самом высоком уровне прилива. Дартанское море — открытое море, и океанские течения там ощущаются сильно. Из этого следует, что ты можешь оказаться на налубе корабля, стоящего на якоре даже
