Он поймал себя на мысли о том, что думает о Марино. Вот, оказывается, почему он сидит все время на одном месте и не двигается. Он совсем не похож на калеку.
– Пятьдесят седьмая улица, – прокомментировал Пуллинджер. – Это торговый район.
Он называл улицы, которые они пересекали. Огни здесь горели ярче, чем на Куин-стрит; движение было более интенсивным; огромные желтые, красные и голубые такси заполнили дорогу.
– Бродвей, – сказал Пуллинджер, – я довезу вас до Таймс-сквер, а там совсем недалеко ваш отель. Сегодня вам не нужно работать.
Он повернул налево. Вид улицы не менялся, пока они не проехали изгиб и впереди как бы из-под земли засиял свет.
– На этой квадратной миле света больше, чем в каком-либо другом месте в мире, – заметил Пуллинджер.
– Похоже на то, – проговорил Роджер и рассмеялся. – Действительно.
– Еще как действительно. Отель «Мильтон» находится на Сорок четвертой улице, в двух шагах от Таймс-сквер. Тони сказал поместить вас в самом сердце города. Скажите, мистер Вест, вы не хотели бы пообедать со мной? Я уверен, в отеле вполне приличная кухня, но, если вы не очень устали, мы могли бы отправиться в Гринвич-виллидж или еще куда-нибудь, куда вы захотите.
– Отлично! Я приму душ и немного освежусь.
– Я провожу вас в номер и вернусь через час, – сказал Пуллинджер. – У нас есть время выпить аперитив. Вам это просто необходимо.
У него были лоск и искренность Херба, доктора Фишера и других вышколенных посольских сотрудников.
– Это небольшой отель, но вполне приличный.
У отеля «Мильтон» был неожиданно старомодный вид. В фойе малолюдно. Роджер подписал какой-то листок. Носильщик, выглядевший слишком маленьким для двух больших чемоданов, поднял их на девятый этаж, номер девятьсот первый. Пуллинджер сразу же заказал аперитив. Комната была угловая, с двумя окнами, в которых вспыхивал и гас свет от рекламы, расположенной снаружи. Внизу завыла сирена полиции, загудела машина.
– Чуть не забыл про письмо, – воскликнул Пуллинджер, и достал бумажник из крокодиловой кожи. Он подал Роджеру письмо, написанное на посольском бланке. Марино писал:
Прибыло спиртное. Для Роджера – виски с содовой, для Пуллинджера – «Бурбон» со льдом.
– Что вы знаете о Шоунах? – спросил Роджер.
Пуллинджер неопределенно пожал плечами:
– Я отвечаю за безопасность Дэвида, когда он находится в Штатах. Я был поблизости, когда в него стреляли в его коннектикутском доме. Если верить ему, то это я оттолкнул его от автомашины, которая была готова его переехать. Можно сказать, что Шоун создал мне репутацию!
Пуллинджер вытащил пачку сигарет и предложил закурить.
– Спасибо, – ответил Роджер и взял сигарету.
Пуллинджер подошел к двери:
– Я сообщу, когда приеду к вам, но это будет не раньше чем через час. Ну, пока. – Он вышел.
Роджер затянулся сигаретой, подошел к окну и посмотрел вниз на море пляшущих огней, послушал звуки уличного движения – можно было различить даже шаги. Открыв чемодан, он вынул чистую рубашку и бритву. В ванной комнате было все необходимое, включая кран с надписью: «Ледяная вода», – она действительно была ледяная. Он уже наполовину выбрился, когда его одолела зевота.
Во время полета он почти не спал, так же как ив предыдущую ночь. Может быть, лучше было самому побродить по улицам и пораньше лечь спать. Но разочаровывать Пуллинджера он не мог. Эд хочет показать ему Нью-Йорк, который очень любит. А почему бы и нет? Роджер опять зевнул, заканчивая бриться. У него в запасе есть еще полчаса, и если подремать десять минут в удобном кресле, то это никому не повредит. Было так приятно закрыть глаза. Он заснул.
Час спустя он продолжал спать, когда открылась дверь и вошли два человека. Один – плотный, с качающейся походкой, в широкополой шляпе, с дымящейся сигарой и мрачным лицом. Другой – широкоплечий, наоборот, улыбался во весь рот. Он подошел к Роджеру, посмотрел и тихо произнес:
– Когда он проснется, его хватит удар.
– А кто сказал, что он проснется?
– Куда ты намерен его отвезти?
– Кто-то забыл тебя предупредить, чтобы ты не задавал вопросов.
– А кто этот парень? – спросил плотный, но ответа он и не ждал. Он посмотрел на этикетку Британской авиационной компании, прикрепленную к чемодану: – Англичанин, да? Можно сказать, что он иностранец.
Он подошел сзади к креслу Роджера, тот не шевельнулся.
– Боже мой, посмотри на его затылок.
– Я слышал об этом, – сказал другой. – Найди его пальто и надень на него.
Это не заняло много времени.
Налив в стакан виски, он плеснул немного Роджеру в лицо, затем на пальто и рубашку, растрепал ему волосы, сдвинул набок галстук и расстегнул воротничок.
Широкоплечий поставил Роджера на ноги, закинул его руку себе за шею и потащил к двери. Они подошли к лифту, ноги Роджера волочились по ковру, но лифтер не моргнул.
Никто в холле не обратил на них внимания. Только одна женщина посмотрела и отвернулась с отвращением. Когда они вышли из отеля, который по сравнению с большинством магазинов и зданий был слабо освещен, подкатил черный потрепанный «додж», куда затолкали Роджера. Голова у него запрокинулась, и он завалился в угол. Плотный сел рядом с ним. Широкоплечий остался. Шофер, не проронивший ни слова, влился в уличный поток.
Машина повернула направо, еще раз направо, потом поехала прямо по бульвару, вдоль реки Гудзон, выехала на 57?ю улицу и понесла к Коннектикуту. Роджер все еще спал.
Огни Нью-Йорка освещали небо за его спиной.
15. СВЕТ
У Роджера осталось чувство потерянного времени, будто он проспал несколько часов. Он не мог заполнить этот провал, но знал, что вокруг толкались какие-то люди и происходили быстрые передвижения. Было темно, но на этот раз он не ощущал боли, только тупость в голове и тяжесть во всем теле. Он не испытывал тревоги, и чувствовал себя вполне комфортабельно. Он начал вспоминать и ему показалось, что он знает что-то очень важное, но не мог вспомнить, что именно. Затем где-то в мозгу стали возникать картины – Марино и все, что с ним связано, – мальчик с худым лицом, Лисса, аэропорт, Джанет и ребята, полет, Нью-Йорк и улыбающийся развязный молодой человек, который казался одним из образцов, отштампованных на Гросвенор-сквер. И опять возникло чувство, что ему нужно сделать что-то очень важное, но он не мог вспомнить что.
Эд Пуллинджер, обещание ужина в Гринвич-виллидж, бритье и мягкое кресло.
Сейчас он не сидел, а лежал, вытянувшись во весь рост. Он понимал, что очнулся отнюдь не после того, как заснул ненадолго.
Из-за темноты он боялся двигаться, но преодолел страх и сел. Больших усилий не потребовалось. Ноги достали до пола, и кровать просела под ним. Он встал на ноги. Темнота не отступала – сплошная и непроходящая. Она не заглушала звуков. Он услышал шаги, сел и принял позу, в которой пришел в себя. Шаги приближались, тяжелые и осторожные. Он услышал звяканье ключей. Его охватило беспокойство. Шаги стихли и вспыхнул свет.
Свет ослепил его. Он шел из квадратного отверстия на противоположной стороне комнаты. Снова наступила темнота, и он различил очертание мужской головы. Свет вспыхнул опять, заполнил комнату, но уже не слепил. Тени исчезли, свет снова выключили. Шаги замолкли, осталась тишина.
Свет из квадратной дыры гипнотизировал его, притягивал взгляд, но теперь он мог представить себе,
