Однако они не встречались до самого отъезда. За это время Энн успела провести первое ток-шоу, которое прошло гладко и вызвало множество телефонных звонков. Гостем студии был известный астрофизик. Он рассказывал удивительные вещи и совершено очаровал как саму Энн, так и ее слушателей.
На следующее утро ей доставили большой букет цветов с запиской: «Отличная работа, мисс Очарование! Джеймс».
— Он слушал передачу! — прошептала Энн, положив цветы на рабочий стол и снова перечитывая написанные на карточке слова.
— Грэнт? — произнес Тим Корн, заглядывая в записку через плечо Энн. — А почему бы, собственно, ему и не послушать?
— Я ведь не какой-нибудь литературный гений, Тим. Все, чем мы зарабатываем на жизнь, это так, мелочи. — Энн взмахнула карточкой. — А он признанный писатель, вечно погружен в свои труды. Ему некогда слушать радио.
— Не думаю, что Джеймс в самом деле видится тебе таким! — поддел ее Тим.
— Ты совершенно не даешь развернуться моему воображению! — вздохнула Энн.
— Вашей сестре только бы мечтать. Вон Кора грезила, грезила, а сейчас бесится от бессилия.
— Могу себе представить. Ей известно, чью «хонду» она протаранила на дороге?
У Корна округлились глаза.
— Я и не знал, что ты попала в аварию!
— А я не знала, что Лайза и Кора такие задушевные подруги.
— Скорее, просто знакомые, — смущенно возразил Тим. — Просто Лайза… Понимаешь, временами с ней нет никакого сладу. Она прирожденная сплетница!
— Но в постели, наверное, хороша? — брякнула Энн. — Ой, прости, пожалуйста! — добавила она, заметив, как у Корна побагровела шея. — Это у меня от цветов в голове помутилось… И вообще, сегодня такой знаменательный день!
— Для меня тоже, — согласился Тим. — Отличный задел на будущее. Мне уже звонили из газеты, интересовались, не согласишься ли ты дать интервью. Признаться, тут я оказался в затруднительном положении.
— Вот как? — нахмурилась Энн.
— Ведь в жизни ты совершенно не производишь того впечатления, как в эфире. Просто старшеклассница, да и только! Слишком юная и симпатичная. Ну, второе еще куда ни шло, а вот твоей молодостью слушатели определенно будут удивлены.
— Ты отказал газетчикам?
— Нет, но…
— Тогда я сделаю это сама. Надеюсь, меня все же запомнят по голосу и передачам, а не по сиюминутной фотографии, — усмехнулась Энн. — Немножко таинственности мне не повредит. Кстати, именно этим меня и привлекает радио.
— Вот ты и продемонстрировала свою зрелость! — обрадовался Тим. — Поздравляю!
— Спасибо, дружище. Хотела бы я только, чтобы… — Энн замолчала и в ответ на вопросительный взгляд Корна лишь покачала головой.
Дома, однако, она вновь мысленно вернулась к этой теме. Хотела бы я, чтобы Джеймс тоже воспринимал меня как зрелого человека, — вот что собиралась сказать Энн. Ей до сих пор было неясно, как воспринимает ее Грэнт. Юной и ветреной? Страдающей от внутреннего одиночества? Или бесшабашной взломщицей?
Позже Энн поняла, почему ее посетили подобные мысли: потому что сама она очень трезво оценивала свои чувства к Грэнту. Например, Энн уже была полностью убеждена, что влюбилась в него. Иначе почему ей так хорошо с Джеймсом и так плохо в одиночестве? Пусть даже она не до конца еще разобралась в характере этого человека. Несмотря ни на что, записи, которые Энн делала в очередном дневнике относительно Грэнта, становились все более и более интимными. И с чего бы ее так сильно заботило, чтобы его дети узнали, каким был и чем интересовался их папа в ребяческие годы?
И почему Энн настолько обеспокоена тем, как Джеймс расстался с Корой?
Как бы то ни было, все это заставляло ее испытывать досаду, скованность и вызывало сожаление по поводу опрометчиво данного согласия поехать на симпозиум. Все чувства обострились до крайности, когда Энн села в красный «порше» и направилась с Грэнтом в аэропорт.
— Я все больше сомневаюсь, стоило ли мне лететь с тобой, — заметила она еще у своего дома, пока Джеймс ставил ее сумку в багажник.
Тот помедлил, потом все же захлопнул крышку и внимательно посмотрел на Энн.
Стояло чудное солнечное утро пятницы и казалось, что все люди вокруг радуются предстоящему уик- энду. Одного этого должно было быть достаточно, чтобы наполнить душу радостью, но что-то сегодня не срабатывало.
Поездка в Мельбурн с Джеймсом Грэнтом показалась бы соблазнительной любой женщине, угрюмо думала Энн, окидывая взглядом его белые джинсы и черную рубашку поло.
Сама она надела льняное платье оттенка светлого нефрита и темно-зеленые замшевые Туфли. Волосы Энн недавно укоротила, и сейчас они вились на уровне плеч. За ее спиной развевался на ветру шелковый шарф — пестрая смесь изумрудных и рубиновых пятен. Кроме того, она распространяла вокруг легчайший аромат своих личных духов.
Грэнт улыбнулся: выражение лица Энн совершенно не сочеталось с ее замечательным внешним видом. Особенно противоречила дивному облику тревога в прекрасных зеленых глазах.
— А я считаю, что ты должна радоваться возможности отдохнуть перед циклом передач, которые непременно потребуют много сил. Кстати, мне очень нравится твоя новая прическа.
Энн вздохнула.
— В моей сумке лежит одно платье, о стоимости которого мне не хочется даже говорить, но это самый красивый наряд из всех, которые когда-либо были у меня.
В глазах Джеймса блеснул интерес.
— Продолжай.
— Я еще ни разу его не надевала, но уверена, что оно сразит наповал самого замшелого литератора, который только прибудет на симпозиум. Не говоря уже о приятелях Коры Беллфорд.
— И?
— Я хочу сказать, что если уж поеду с тобой, то обязательно натяну это платье и… посмотрю, что из этого получится, — грустно произнесла Энн. — Иными словами, мне необходимо прямо здесь и сейчас решить, еду я или нет.
— Уже поздно вносить перемены, — заметил Грэнт, открывая перед ней дверцу.
— Нет, я…
Не слушая возражений, Джеймс решительно взял ее под руки и усадил на капот «порше».
— Ну зачем ты?! Это, в конце концов, не смешно, — запротестовала Энн. — Ты манипулируешь мною словно несмышленышем!
— Манипулирую? — сдержанно переспросил Грэнт.
— Брось, ты отлично понимаешь, что я имею в виду!
— Ничуть.
Энн снова вздохнула и предупредила:
— Я сейчас совершенно не настроена на игривый лад.
— И я тоже. Сама виновата, не надо было рассказывать о платье.
— Почему? — удивилась Энн.
— Теперь я не успокоюсь, пока не увижу тебя в нем. Как подумаю, что будет, если мне не удастся собраться с мыслями перед выступлением…
— Прекрати! — воскликнула она, с трудом сдерживая смех.
— Сначала скажи, что едешь со мной.
Энн вдруг заметила, как в окне соседнего дома кто-то отодвинул занавеску, чтобы лучше было
