Увидеть картины её молодого мужа. Просто погулять по их усадьбе. Поиграть с рыжей собакой, которая никак не хочет отдавать рукавицу, случайно обронённую. И стоят они, эти новые, небольшие и смешные на вид домики. А как хорошо внутри! Сидеть вот так, без всякого позерства и напряжения. Без пышных нарядов и горы хрустальной посуды. Слушать этих забавных парней и девушек. Слушать и удивляться, и удивляться. А потом лечь на маленькую кроватку и подумать про свою суматошную жизнь. И блёкнет, тускнеет сразу свет Европы. Бездыханным кажутся её застывшие сокровища. Нет жизни в них. Будущего нет. Только прошлое. Суетливое, шумное, наполненное излишествами и постоянной скрытой тревогой.
Показалась луна за маленьким окошком. Такая же, как в Австрии. И свет от неё такой же. Только ощущения другие. Глубокие и волнующие. Может это от другого света ощущения? От невидимого, который пульсирует где-то внутри, попутно с ударами разволновавшегося сердца.
И не хочется спать. Ну совсем не хочется. И Том, тоже ворочается и смотрит в потолок посветлевшей от луны комнаты.
Хочется думать! О чём? Какая разница! Хочется просто быть!
Везде Ирма побывала, всё Антон показал. Походили рядом с мужским монастырём. Постояла у молчаливых, огромных, каменных стен. Посмотрела на лица прихожан в соседней церквушке. Знают! Что-то они знают про жизнь такое, чего не понять никак сразу. И уж сомнение дрогнуло внутри, заколебалась незыблемая уверенность в том, что ты права, что точно знаешь, чего хочешь. И захотелось чего-то другого. Вот чего только…
А хозяйка, Ирина, рассказывала такое о монахах русских, просто не поверишь сразу… Но ей нельзя не верить, этой женщине. У неё так хорошо. И икона эта. Иногда Ирма откроет дверь, когда одна, и посмотрит в щелку на тёмный лик. Постоит несколько минут, отойдёт, тихо прикрыв. Да история…
Вечность! Вот! Они знают секрет вечности! Они чувствую это! И скоро поймут! Они-то, обязательно поймут! Удручает понимание того, что всё временно! Нет смысла в этом. И как не веселись, как не расточай удовольствия, тоска сосёт печень от ощущения, что когда-нибудь это всё кончится. И опускаются руки и пропадает вкус к жизни. Смысл? В чём смысл всего? Никто не мог ей ответить, да и не знал наверное. Но есть! Теперь она точно знает! Есть этот смысл. И главное, она поняла! Всё вечно! И она сама! Она знала, догадывалась раньше, что так. Но сомневалась, ибо ничто не могло подтвердить её слабые надежды… И только теперь, это понятие утвердилось окончательно! Всё вечно! И она сама! Как? Как это? Как прийти, понять, узнать? Это пока не важно, это потом… Но есть смысл всего! Обязательно! Обязательно он откроется. Не сейчас может, ну и пусть! Всё вечно! И перед этим — блёкнет всё! Пропадает страх и появляется надежда! Надежда становится — верой! И до любви — только полшага!
Том поглядывал на жену. Ходит как оглушённая. Живёт сама в себе и только глаза засветились. Засветились каким-то ощутимым светом. На все вопросы, Ирма только улыбалась. Иногда обнимет его за шею, поцелует быстро и опять. Смотрит куда-то в даль, на чернеющий ельник леса или на детей бегущих из школы и кидающихся снегом. Смотрит и молчит с улыбкой. Том приглядывался удивительно.
— Том…, - сказала она однажды, — как хорошо, что ты привёз меня сюда!
И всё, и ни слова больше. Когда собрались уезжать, она снова вернулась к этому разговору.
— Том, давай приедем сюда летом? Здесь летом хорошо, да? Ты ведь был?..
— Был! — улыбался Томас толстыми губами.
Вот и вторая группа уехала. В последний вечер, зажгли прощальный костёр, ходили вокруг, беседовали с нашими, кто понимал немецкий, и между собой особенно. Странное дело, но многие семьи перезнакомились между собой, стали друзьями. Намеревались, общаться и по приезду на родину. Но стали друзьями здесь, в России. И с нашими познакомились. Люсю с Антоном звали в гости. Ирину, Ирма приглашала к себе домой. Кирилл с Катей не одно предложение выслушали. А Вадима, Томас настоятельно просил приехать, по деловым соображениям. Практиковаться с языком особенно. Там, В Австрии, многие по-французски говорят, как и в соседней Швейцарии. Обещал Томас свозить Вадима и во Францию, к своим друзьям.
Вадим только чесал затылок, говорил Ольге озабоченно:
— Лучше б я на «Газели» ездил, здесь интересней!.. Да и спокойней как-то…
Теперь чаще стали заглядывать с Олей в Калачово.
Тамара Фёдоровна, присмотревшись к событиям повнимательнее, круто сменила свою нетерпимость к выбору Вадима. Даже, была довольна, и часто, ставила Ольгу в пример своей старшей дочери. Внимательно присматривалась и к младшей. Видела отчётливо — и она туда же!.. И этот мальчишка — двоечник, надо же, как себя повернул… Вот и пойми их, молодёжь эту! Видя, как бегают глаза у Аньки, не беспокоилась более так. Вообще, волнения последних лет, поулеглись теперь. Слава Богу, у Маринки теперь наладилось… А у Вадима и того лучше, даже за границей побывал! Вот так! А то, ездил бы на ветеринарном «УАЗике» по окрестным полям. А Ольга эта — и в правду его любит! И не плохая она совсем, наоборот даже! Зря болтали про девчонку, ну и что, что не получилось у неё в начале. Обманули, да бросили… А она, смотри-ка, не опустилась сразу, как бывает, выстрадала своё счастье!
Стало легче Тамаре. Поспокойней стала, даже задумали с Игорем машину, хоть какую-нибудь приобрести. Вот — остался теперь маленький Игорёк. Его сын. Тоже! Оба хлебнули горя. Рано умерла жена, жить бы да жить. А он — ребёнка ни на шаг не отпускал, никому не доверял. Пока не встретились они, только что переехавшие из города. Тамара, оставила там своего мужа, встретившего там женщину, и объявившего, что нашёл, наконец-то, свою любовь! Совсем молодая ещё! Не вынесла такого, уехала в деревню, с тремя детьми. Вадик, уже отсюда в Армию призывался.
Так и рассуждала Тамара. Улеглась суета, наметилось какое-то постоянство, очертилось обозримое будущее. Нашлось время теперь и понаблюдать спокойно, и порассуждать про свою жизнь. Вот Антон у них например, странный парень!.. Не много таких теперь. Все — под себя гребут, а этот, помогает всем, устраивает всех. А сам-то, как жил в своей развалюшке, так и живёт… И Ольге вот, домик подарили и парнишке этому машину отдал! Вот чудной! Однако, люди к нему тянутся…
И ему никто не отказывает, если что надо… Напротив, для Антона — готовы всё сделать! Да в самом деле! И людям работу дал, и уважать как-то себя стали, и туристы из-за границы ездят теперь в такую-то глушь. И вот диво! Нравится им тут!.. Да!.. Видно, не всё у них там сладко, как показывают, да говорят. Да что там в самом деле!
Ведь у нас-то, вокруг, красота! И леса какие и чисто, нет никаких заводов вредных, да свалок вокруг. Вот, сами-то, только огляделись! А то всё не до того, с этими заботами. А теперь, вроде, как-то жизнь устраивается. И люди вокруг, посмотришь, вроде неплохие люди.
Интересно у них в Холмах, вообще! Как строить начали странно. Вроде, как хутора раньше! Сады разводят, аллеи сажают! Интересно! Да что, в самом доме! Мы что, не люди что ли? Тоже хотим в красоте жить да в любви! А если не получается, так сами и виноваты. А кто?
Стояла Тамара у окна, улыбалась незаметно для себя. Зрачки расширились и застыли. Думала, мечтала. А что? Мечта ещё жила! Это хорошо, значит, человек на многое ещё способен. Способен на всё! А как же?! На то он и человек! Нет, странно у них там, в Холмах. Хорошо как-то. На душе легко… Надо опять сходить. Анька вон, без конца туда-сюда, не удержать ни чем! Чуть что: «Мам! Я в Холмы сбегаю! К Вадьке!» Конечно, к Вадьке она!..» — улыбалась Тамара. — Нет, в самом деле! Хорошая у них компания там, что ни говори! И всё молодёжь! Она вздохнула, выходя из раздумья.
Белым-бело за окном. И всё валит, валит снежок. Ну и намело нынче!
Звонок среди ночи. Люся сразу открыла глаза, поднялась с постели, вглядываясь в детскую кроватку. Спит Светка. Машинально взяла аппарат.
— Алло? — спросила сонно, — дом? Какой дом?
Заворочался Антон рядом, заворчал спросонья.
— Что они? С ума посходили там!.. Сказал же, не звонить ночью по делам… — смотрел жмурясь на жену.
Она медленно отвела телефон от уха, застыла от неожиданности.
— Что там? — приподнялся он на локте.
— Дом горит… — чуть слышно выдавила Люся.
— Дай! — схватил трубку Антон вместе с ладонью жены.
— Вскочил, как пружина.
— Алло! Кто это? — заговорил громко.
