октябрятских звёздочек не оказалось.
— Ничего,— похлопал Юрку по плечу Шахназаров.— Завтра старшина в город едет. Накажем — привезёт.
— А если и там нету?
— Найдёт. Живей, гвардеец! Задержимся, попадёт нам с тобой...
Спасаясь от жары, они на автобусной остановке сразу же укрылись под навесом. Юрка хотел было снять мундир, но тут из ближнего переулка сперва вылетел на лужайку футбольный мяч, потом выскочили трое мальчишек. На бегу сняв с себя майки, они обозначили ими ворота, один — высокий и белобрысый — занял место голкипера.
— Ну, Пилипка, держись!— крикнул мальчик в джинсах.
Казалось, он будет атаковать ворота сам, но неожиданно мяч очутился у его товарища, и тот с ходу пробил по воротам.
Пилипка отразил удар, а вот второй мяч оказался трудным, пришлось рукой отбивать куда попало. Отбил к дороге. Нападающие наперегонки ринулись за ним, но тут наперерез им выскочил Шахназаров, обвёл одного и другого и точно пробил в левый верхний угол. Может, потому, что Пилипка зазевался, глазея на Юрку.
— Дядя солдат, ударь ещё!— наверное, чтобы оправдать себя, попросил вратарь.
На этот раз Шахназаров сделал вид, что хочет послать мяч в левый угол, а пробил в правый. Гол!
— Вот это класс!— восхищённо сказал мальчик в джинсах и, вероятно, с целью показать солдату, что он и его товарищи тоже не лыком шиты, вдруг ловко перекувырнулся через голову.
Шахназаров подмигнул ему и, недолго думая, проделал это дважды.
Юрке не хотелось пачкать мундир, а то и он, пожалуй, решился бы на такое.
— А стойку делать умеешь, дядя солдат?— спросил Шахназарова третий мальчик, тоже с интересом и завистью поглядывая на Юрку.
— Что ещё за стойка?
— Ну, стоять на голове...
— Пожалуйста.— Шахназаров взмахнул руками, коснулся ими земли, свёл ноги, фиксируя устойчивое положение, и тело его вытянулось в струнку. Постоял с минуту на голове, потом, выжавшись, пошёл на руках к посрамлённому вратарю.
— Вот здорово!
— Нам бы так!
— Как ты это делаешь, дядя солдат?
По шоссе мчалась машина. В ней было полно девушек. Они кричали что-то, хохотали.
Шахназаров встал на ноги, сконфуженно поскрёб в затылке:
— Н-да-а, влетел я с вами, братцы-кролики... Послушайте, а почему так долго автобуса нету?
— Он теперь только вечером будет. Дневной — давно ушёл...
— Фью-у!— свистнул Шахназаров.— Юрка, наше дело — табак. Прощайте, ребята.
Когда они уже подходили к шоссе, Шахназаров вдруг стукнул себя по лбу и, подмигнув Юрке, поманил мальчишек. Те подлетели дружно, всем своим видом выказывая полнейшую готовность идти за ним в огонь и в воду.
— Вот что, братцы-славяне, наверняка вы все — пионеры, стало быть, дружный, отзывчивый народ. Выручите моего друга Юрку. Скоро в школу, а у него октябрятской звёздочки нету.
— У меня есть!— сорвался с места вратарь.
— Только быстрей, а то ведь мы солдаты...
— Я мигом!..
Шахназаров не зря волновался. На огневой позиции уже заметили его необычно долгое отсутствие. Солдаты, пообедав, сидели в курилке в ожидании писем, замполит майор Зотов ждал и не мог дождаться свежих газет. А в вольерах носились голодные Рекс и Венера.
Едва Пилипка, запыхавшийся, вспотевший, вручил Юрке звёздочку, Шахназаров, наспех поблагодарив его, выскочил на шоссе.
— Помчимся, Юрка, пока на своих двоих, а там, может, попутку перехватим.
Их обгоняли грузовики разных марок, машины с надписями: «Молоко», «Техпомощь». Шахназаров, а потом и Юрка «голосовали» всем подряд, но одни шофёры, казалось, не замечали их, другие показывали — сворачиваем, мол, с вашего маршрута.
Они уже не шли, скорее — бежали. Заслышав гул мотора, поднимали руки просто так, на всякий случай, даже не оглядываясь.
Наконец один из грузовиков сбавил ход и, взвизгнув тормозами, остановился. Шахназаров метнулся к шофёру, попросил:
— Подбрось, друг, до Подлипок. Синим огнём горим...— подсадил Юрку, плюхнулся на сиденье, вытер со лба пот пилоткой, кивнул на спидометр: — Максимум выжать можешь?
— Попробую,— усмехнулся шофёр.— Надо же выручить бедных самовольщиков.
Грузовик рванул с места и помчался. Алый, чуть выцветший флажок на стержне, припаянном к крышке радиатора, полоскался часто и трепетно.
— Сам недавно гимнастёрку снял,— подмигнув Шахназарову, сказал шофёр.— Считай, проявляю солидарность.
— Спасибо. Если не секрет — женатый?
— А как же. Два месяца. Парень-то твой, кажется, задремал...
— Разморило. А я вот в этих, в сердечных, делах — робкий. Есть тут одна девушка, но... получается у меня какая-то ерунда: при людях ещё так-сяк, а когда одни — становлюсь телёнок-телёнком.
— У меня тоже поначалу не клеилось.
— Как же ты вышел из этого красивого положения?
— Стихами взял. Прямо вот так за рулём и сочинял, пока чуть не сотворил аварию.
—- Нет,— угрюмо сказал Шахназаров,— у меня стихами не пойдёт.
— Я помогу,— подал голос Юрка.— Я, знаешь, как здорово умею сочинять стихи! Слушай: туча плывёт, дождик идёт... Складно?
— Ну вот,— засмеялся шофёр,— одна голова хорошо, полторы — лучше.
«Почему — полторы?— подумал Юрка.— Выходит, у Шаха голова, а у меня только половинка. А-а, ну ладно...»
За поворотом шоссе показались Подлипки.
— Тормозни у почты,— попросил Шахназаров.— Спасибо, друг!
На почте была лишь Таня.
— Наши все обедать ушли,— сказала она, подавая Шахназарову сумку.— Ой, тяжелющая... Как ты её и дотащишь?..
— Не привыкать.
— А я осталась...— Таня отошла к окну, уселась на подоконник.— Работа такая, все сидишь, сидишь. Растолстеешь в два счёта...
— Ну это ты зря,— сказал Шахназаров, лишь мельком взглянув на девушку.— Что не красишься, это — законно! Зачем? Ты и так... у тебя и так лицо выразительное, и глаза, и в общем — всё. А морить себя голодом? Не одобряю.
— Растолстеешь в два счёта...— Таня почему-то покраснела и, хотя по-прежнему улыбалась, опустила глаза.
— Шах, пойдём...— протянул Юрка.
— Подумаешь, беда великая,— не обращая на Юрку внимания, убеждал девушку Шахназаров.— Да если хочешь знать, растолстеть — это тоже не так просто. Я вот, например...
— Шах, мы же опоздали...,
— Учтём,— сказала Таня, по-детски болтая ногами.— Костя, а почему тебе никто не пишет? Какой-то у вас там Козырев каждый день по три-четыре письма получает, а тебе за всё время ни одного- разъединственного...
