— Да, только танец, — усмехнулась она и выскользнула из объятий. Руки в карманах пиджака, на душе легко и свободно.
Он прислонился к шкафу, любуясь ею, и она затосковала по мужской ласке.
— Нужно найти такой способ танцевать, чтобы вели сразу двое.
— Уже найден, — сказал Гейб. — Называется «секс».
Дин запел «Ты принадлежишь мне». Гейб повел Нелл в медленном танце.
— Уступи хоть раз, — прошептал он.
Она расслабилась в его объятиях, наслаждаясь близостью.
— Ты в самом деле здорово танцуешь.
— Мама научила, — погрустнел Гейб.
Нелл притянула его к себе:
— Вот что, я согласна быть ведомой, если ты не станешь сбавлять темп.
— Заметано. — Он поцеловал ее.
Нелл положила голову ему на грудь: «Так вот что это такое — любовь…» Но почему он не признается ей в любви? Больше двух месяцев они вместе, а он еще не сказал, что любит. А вдруг он не испытывает к ней таких же сильных чувств, как она к нему? Вдруг все это скоро кончится? Ну и пусть! Главное — сейчас есть.
Однако позже, ночью, когда Гейб дремал, прижавшись к ее спине, она поняла: ей мало «сейчас». Она хочет Гейба навсегда, и ей неизменно необходимы его заверения в любви, сию же секунду.
Она толкнула попкой Гейба. Он сонно погладил ее правой рукой по бедру.
— Ты когда-нибудь вспоминаешь о Хлое?
— Еще бы, — пробормотал он и пошевелил левой рукой, ероша ей волосы на макушке.
Нелл потерлась теменем о ладонь, чтобы он, как она хотела, запутался в ее волосах, чтобы навеки остался с ней!
— А когда именно вспоминаешь?
«Неужели в постели?!»
Он перенес правую руку ей на живот и зевнул:
— Когда ем миндальные пирожные.
Марджи пекла миндальные пирожные каждый день.
— Значит, ты скучаешь по жене.
— М-м-м.
Нелл мысленно охнула: «Все ясно! Увиливает от разговора. Не желает бередить душевную рану».
— Боишься, что Хлоя не вернется?
— Да куда денется. — Он снова зевнул. — Просто хочет увидеть кое-что, кроме Огайо.
Нелл потеряла терпение. Но еще не настолько, чтобы напрямую спросить о себе.
— Ты по-прежнему любишь ее?
— Ум-м-м.
Нелл захлебнулась от горя:
— Вот как? Ты…
Гейб вздохнул, приподнялся на левом локте, отодвинулся, и она упала на постель.
— Нет, — ответил он, — не так, как тебя, И поцеловал ее.
Нелл так растерялась, что не отпустила его; даже когда поцелуй закончился.
— Не так, как меня?
— Я люблю тебя. Не так, как Хлою. По-другому.
«Он любит меня!»
— Правда? А почему?
«Зачем спросила?!»
— С Хлоей было легко. Хлоя была милая. Хлоя делала то, что ей велели. Хлоя никогда никому не причиняла неприятностей.
— А теперь скажи что-нибудь хорошее обо мне, — потребовала Нелл.
— Ты сводишь меня с ума, — объявил окончательно проснувшийся Гейб. — Никогда не делаешь, что тебе говорят, оспариваешь любое мое распоряжение, и мне чертовски хочется, чтобы ты одумалась. Бесишь меня так, что я начинаю орать, а потом смотрю на тебя и не могу насмотреться. И знаю, что никогда не насмотрюсь. Если я спускаюсь в офис и тебя там нет, весь день летит к дьяволу. Если день паршивый, то ты скрашиваешь его, как солнышко. Я…
— Я люблю тебя. — Нелл села и стиснула ему руку. — Как никого и никогда. С тобой я сильная. По- настоящему, без притворства. С тобой меня не гложет чувство вины неизвестно за что.
— Милая, при чем здесь я? — улыбнулся он. — Ты такая и есть на самом деле.
«Да, он помог мне стать самой собой».
Она сжала его лицо ладонями и, переполненная любовью, поцеловала.
— Прости за допрос третьей степени. Я больше не буду тебе мешать, честное слово. Спи.
— Черта с два от тебя дождешься. Разбудила, теперь убаюкивай.
Он опустил ее на подушки, и Нелл обняла его.
«Он любит меня, и это навсегда», — подумала она, хотя знала, что все может случиться, жизнь впереди долгая.
Она закрыла глаза и отдалась его ласкам.
Проснувшись, Гейб попытался сообразить, что его разбудило, и увидел Марлен — та сидела в конце кровати, навострив уши. Интересно, когда это такса успела к ним забраться? Наверное, ждала, пока они перестанут барахтаться, боясь, что ее ненароком раздавят, и дождалась. Марлен обладала редкостным чувством самосохранения. Гейб погрозил пальцем собаке и закрыл глаза, чтобы спать дальше. Но тут услышал приглушенный вопль.
— Какого черта? — Гейб скатился с постели и схватил брюки.
Нелл лениво пошевелилась:
— Наверное, это Дорис.
К тому времени как Гейб оделся, Дорис уже колотила к ним в дверь. Гейб щелкнул замком.
— Что? Что такое?
— Подвал, — выдавила Дорис. — О Господи!
— Что? — повторил он.
— Морозильник.
На этом, видимо, ее словарный запас кончился, потому что она завизжала как резаная. Он передал Дорис с рук на руки Нелл, осторожно вошел в соседнюю квартиру и спустился по крутой лесенке в подвал. Прошел мимо стола, заваленного венками из сосновых веток с шишками, открыл узкий высокий морозильник и отшатнулся, с трудом сдержав крик.
На него смотрело обескровленное лицо Линни.
— И давно? — спросила Нелл, когда отбыла полиция, опечатавшая дверь Дорис, а сама Дорис уехала к сестре, заявив, что больше не проведет ни единой ночи в этом доме. — Давно она там?
— Очень. — Гейб налил в стакан «Гленливета». — Думаю, с прошлого сентября. Она ведь собиралась встретиться с адвокатом после того, как поговорила с тобой. Верно?
— По крайней мере так она сказала. — «С прошлого сентября. Я жила рядом с ее трупом». — И больше мы ничего о ней не слышали.
Гейб протянул стакан:
— Выпей. На тебе лица нет.
— Ты не сказал полиции об «О и Д», — заметила Нелл и послушно сделала глоток.
— Насчет шантажа? Это всего лишь предположение, а не факт.
— А присвоение чужих денег? Тоже не факт?
— Что ты хочешь сказать?
— Ты защищаешь Тревора, но не себя.
— Нет, просто дал полиции информацию, которой располагал. Им нужны факты, а не догадки.
— Не хочешь, чтобы пятнали имя твоего отца. Боишься, что Линни шантажировала Тревора и Джека
