уяснил одно слово — «императорская». Власть!
— Эх, атаман, какой я указчик? — Вася умылся ладонью, как кошка лапой. — Мой отец, если хотите знать, солдат Семеновского полка. Батя сказывал, какую присягу принимал: исправно делать, что воинские артиклы в себе содержат. И во всем поступать, как честному, верному, неторопливому солдату. Вон какие слова в присяге, их сам Петр писал. А вы? Пушку заряжай, пушку… А об том не помышляете, какое несчастие племени учините.
Тут послышался голос Вану:
— Не нада стрелять самоеда.
Зуев задумался.
— Вот что: где пленный самоед? А ну-ка сюда его.
Втолкнули скрученного веревками пленника. Тот набычился, ни на кого не смотрел.
— Эптухай!
— А, Васи…
— Так это вы бунтовать вздумали?
— Свой ясак дали в Березове. Говорят: давай опять. Старейшину Лопти убили… Теперь мы всех казаков побьем.
— Плохо говоришь, Эптухай. Вы побьете казаков, казаки побьют вас. Кто в тундре останется?
Зуев подошел к молодому эзингейцу, рассек стальным кинжалом веревки. Но тот упрямо твердил:
— Всех казаков побьем.
Десятский не выдержал:
— Тварь! — Могучим кулаком свалил на пол Эптухая.
Шумский кинулся в сени, смочил в бочке тряпку, вытер кровь на разбитом лице парня.
Зуев присел рядом.
— Всех казаков побьем, — шептал разбитыми губами Эптухай.
— Подымайся! — сказал Зуев. — К твоим пойдем.
Шумский схватил Васю за руку:
— Не пущу.
— Отстань!
— Сами замирятся.
— Нет, дядя Ксень, не замирятся. Вон у десятского какие кулачищи. Государственные…
— Богом молю.
— Уйди с дороги, крестный!
У проезжей башни на северной стороне крепости, где к бою готовились две пушки, Зуев взобрался на сторожевую вышку. Тотчас мимо уха прошелестели две стрелы.
— Эзингейцы-ы-ы! Это я, Васи. Из царского города. Иду к вам с Эптухаем.
Самоеды залегли за низкорослым березовым стлаником, саженях в пятидесяти от частокола.
— Вы слышите? Спрячьте луки.
Спустился вниз. Приказал открыть ворота. С непокрытой головой, в расстегнутом стареньком кафтане медленно, чуть пошатываясь, двигался к леску. Эптухай не отставал.
Шаман нисколько не удивился Васе.
— Лодка долго плывет, олень быстро бежит, — сказал Сила.
— Мы долго добирались до Обдорска, но вовремя подоспели. А то б вконец перебили друг друга.
— А русский дух велит грабить и убивать самоеда?
— Уходите скорее. Не ровен час, пушки казацкие заговорят.
— Они старейшину Лопти убили, — сказал Эптухай.
Эзингейцы обступили Зуева, глядели на него недоверчиво.
— Где ваши женщины и дети? — спросил Зуев.
— Там, — махнул за бугор Сила.
— Они ждут вас…
Зуев скинул на землю кафтан, лег на него, подогнул ноги.
— Я буду спать. Пусть и меня пушка убьет.
Подложил ладонь под щеку. Как он устал за это короткое пребывание в Сале-гарде.
Зуев видел, как на него шел разлапистый бурый медведь. Скинул шкуру.
«Где ты был, где ходил?» — спросил Вану.
И медведь голосом Эптухая ответил:
«По ручьям, по лесам, по болотам».
«Эй, Эптухай, я тебя сразу не узнал».
«Ты меня выручил, Васи. Пойдем к морю».
В руках шамана Силы сверкнул нож. Сила скинул маску — это был Шумский.
«Василий, не пущу, не пущу…»
«Уйди, мне надо к морю. Там белые медведи, белые гуси».
Шумский запел:
«Летят гуськи, дубовы носки, говорят гуськи: чокот, чокот, чокотушечки».
Эптухай подхватил за руки Зуева, и они вдвоем подпевали:
«Чокот, чокот, чокотушечки».
На небе вспыхнули яркие всполохи. Ударил гром. Эптухай что было сил крикнул:
«Солнце в море купается!»
«Отчего же треск?»
«Солнце ударяется об воду».
Зуев сказал:
«Надо с солнцем замиряться».
«На Ямале новых оленей будем ловить. Там много диких оленей».
Сполохи слепили глаза.
Шумский тормошил Васю:
— Да проснись же! Проснись, ушли самоеды. Атаман зовет. Оленей обещал для запряжек…
В ту пору в Обдорском городке служили примерно тридцать казаков. И долго еще помнили служивые Василия Зуева. Как нежданно-негаданно явился в крепость. Вышел за ворота проезжей башни к самоедам и приказал убираться восвояси. Расстелил на конке старенький свой кафтан, заснул, и, видя такое дело, нехристи сняли осаду.
Казаки рассказывали этот случай детям, дети — внукам.
Со временем рассказ этот оброс новыми подробностями.
Говорили, что во время сна Зуева в небе грохотал гром, переливались всеми цветами радуги сполохи, по реке шла такая волна, что верхней своей точкой сравнялась с крышей сторожевой будки.
Чудеса, словом, да и только.
Но какие ж легенды без чудес?
Доподлинно же известно, что обдорские казаки, проводив экспедицию Зуева к морю, не раз посмеивались:
— Вот так питерский парень: нас вокруг пальца обвел, самоеда укоротил. Все к делу пришлось: аршин на сукно, кувшин на вино…
Глава, составленная из страниц путевого журнала Василия Зуева
