– Почему же ты решил подарить мне именно розовый куст? – спросила она, проводя пальцами по земле.
– Ну, во-первых, мне хотелось сделать тебе приятное, а во-вторых, что же еще дарить «розовому бутону», как не розовый куст?
– Розовому бутону? Что ты имеешь в виду?
– В нашем кругу так называют молоденьких дебютанток с чистыми глазками, – невозмутимо ответил Питер. – У них за спиной, разумеется.
– Звучит оскорбительно. Ты намерен и впредь обижать меня?
– Что ты, конечно, нет. Никакое это не оскорбление, скорее наоборот. Девушки, которых мы называем «розовый бутон», воспитаны, изнежены и взлелеяны, как настоящие розы. Они поют, рисуют простенькие акварели, умно говорят и искусно составляют букеты. «Розовые бутоны» выглядят, как правило, очень элегантно и всегда… желанны.
– И ты считаешь, что все эти качества относятся ко мне? По-твоему, я «розовый бутон»? – негодующе воскликнула Габриэлла.
– А по-твоему, нет? – он засмеялся и схватил ее за руку. – Правда, ты играешь вульгарные песенки вместо сонат, читаешь потешки и притчи вместо сонетов и выливаешь шампанское в комнатный горшок, но от этого не становишься менее привлекательной. Скорее твои действия имеют обратный эффект, – он присел рядом и окинул ее медленным оценивающим взглядом, от чего сердечко Габриэллы так и подпрыгнуло, – И я даже готов составлять за тебя букеты, если ты питаешь к этому занятию такое отвращение.
– Да? – Габриэлла почувствовала, что краснеет, и ниже опустила голову. Его слова ее озадачили и… обрадовали.
– Да. Ты прелесть, хотя и напоминаешь мне иногда не «розовый бутон», а розовый куст с его колючками и шипами.
– О, какой прогресс! Значит, теперь я розовый куст? Что означает эта метафора?
– Не уводи меня в дебри символики, дай сказать. Бутон нежен и раним, а ты стойкая и мужественная. Ты сложнее и совершеннее, чем обычный цветок. А шипы… Что ж, шипы делают жизнь интереснее.
– Это новость для меня.
– Ну, с твоими колючками уж точно не заскучаешь, – понизив голос, пробормотал он. – И любой мужчина захотел бы оказаться рядом в тот момент, когда колючий куст, наконец, зацветет.
Габриэлла зачарованно смотрела в его темные глаза, такие проницательные, провоцирующие и… манящие. Они, казались, хранят в себе тысячи тайн, и ни одну она не могла разглядеть. Несколько секунд спустя девушка встряхнулась, отгоняя оцепенение, и весело заявила:
– Твоя речь очень понравилась бы Розалинде.
– А тебе? – тихо спросил он. – Тебе я готов говорить комплименты бесконечно. Потому что ты полна красоты и изящества, твоя кожа как шелковистые лепестки и пахнешь ты как цветок на лугу, распустившийся под летним солнцем.
Питер запустил пальцы в ее мягкие волосы и притянул голову Габриэллы к себе. Он хотел ее. Она знала, , что это так, и ощупала его желание как нечто осязаемое, и это нечто подбиралось к ней, захватывало ее… В эту минуту Габриэлла ничего не хотела так сильно, как оказаться вместе с ним на том самом лугу, на котором распустился душистый цветок. Боже, что происходит?
– Ты моя роза, – шептал он. – И, как любая роза, нуждаешься в защите и должном уходе, иначе никогда не распустишься, – он был так близко, что она чувствовала его дыхание на своей щеке. – Позволь мне ухаживать за тобой, Габриэлла. Я хочу увидеть, как ты цветешь, – прежде чем его губы коснулись ее губ, она услышала: – Я хочу чувствовать, как ты распускаешься в моих руках.
«Да, да, да!» – безмолвно молила Габриэлла. Ей захотелось открыть ему ту потайную комнату, в которой до сих пор были заперты ее желание, страсть, уязвимость… Ей хотелось раскрыться и почувствовать то, что она так долго отвергала.
Их уста слились в поцелуе, и головокружительное тепло заструилось по всему ее телу ручейками удовольствия. Она склонила голову, инстинктивно подчиняясь его мягкому нажиму и повторяя каждое движение его губ. Питер обхватил ее за талию, медленно притянул к себе, а затем они вместе опустились на траву.
Никогда еще Габриэлла не испытывала ничего настолько интимного и настолько… всепоглощающего. Каждая клеточка ее была возбуждена и отвечала трепетом сладостного наслаждения на каждое его прикосновение. Питер, должно быть, почувствовал это и осыпал поцелуями ее лицо и шею.
Габриэлла чуть слышно застонала, и его пальцы скользнули к груди, отыскивая линию корсета и нужную плоть под ней. Габриэлла изогнулась ему навстречу и освободила ворот его рубашки, скользя руками по бокам и спине. Их тела слились, и она словно растворилась в нем, но хотела быть ближе, еще ближе.
– Они в саду? – рука Розалинды замерла на полпути к вазе. Она составляла букет из принесенных Питером цветов. – Но что они там делают? – Розалинда смотрела на Гюнтера так, словно видала его впервые. Только что она велела дворецкому отнести шампанское в будуар Габриэллы и вот теперь – слышит, что влюбленной парочки там и в помине нет.
– Вскапывают клумбу, мадам, – произнес Гюнтер таким тоном, будто речь шла о чем-то неприличном.
– Ах, да, этот розовый куст, – раздраженно бросила она и испытывающе посмотрела на слугу. – Мне кажется, ты чего-то не договариваешь. Что в ни там творят? Боже мой, бедный садик! От него, наверное, уже ничего не осталось после нашествия этих варваров.
Розалинда подхватила юбки и кинулась к дверям. Верные клевреты, разумеется, последовали за ней.
Лучше всего сад просматривался, из окна Габриэллы. Сообразив это, Розалинда изменила курс и повлекла свою команду к лестнице. Ворвавшись в будуар дочери, Розалинда ринулась было к окну, но тут
