У сэра Джорджа странные обычаи китайцев вызывали восхищение — традиция бинтовать ноги женщинам, медные монеты с отверстием в центре, абак, пагоды, паланкины, в которых разъезжала знать, отсутствие одежды белого цвета (который считался цветом скорби), тачки с парусом, таблички с именами предков, которым поклонялись в каждом доме… Он отмечал, что в этом обществе с сильными патриархальными традициями принципы взаимопомощи распространялись на самых дальних родственников, что делает ненужной благотворительность. Отмечая немногочисленность нищих, он писал о том, что бедняки часто оставляют умирать нежеланных детей — особенно девочек, поскольку мальчик необходим для поклонения предкам. Практически любое взаимодействие между начальником и подчиненным сопровождается подарками (практика, которая привела к тому, что сделки между западными торговцами и местными мандаринами стали рассадником коррупции).
Пекин, к которому вело вымощенное гранитом «шоссе» с мраморными мостами, производил неотразимое впечатление. Окружавшая город стена, ширина которой у основания составляла двадцать футов, постепенно сужалась до высоты сорока футов, имела зубцы и многочисленные сторожевые башни, и по ней могли в ряд проехать несколько всадников. Ширина главной улицы города достигала ста футов, но она была грунтовой и покрытой пылью — монголы сняли всю брусчатку, калечившую лошадей, — с которой пытались бороться разбрызгиванием воды. На тротуаре теснились дома, преимущественно одноэтажные, с лавками в фасадах. Среди других построек выделялись храмы Неба (круглой формы, как бы в подражание небесному своду) и Земли (квадратные, поскольку древние считали, что Земля имеет именно такую форму). Однако все величие этого места было сосредоточено в обнесенной стеной зоне, которая носила у европейцев названии Татарский город. Здесь на площади в четырнадцать квадратных миль располагался дворец императора — комплекс красивейших зданий и внутренних двориков среди деревьев и прекрасных садов, окруженный обширной парковой зоной с беседками, каналами, искусственными холмами, долинами и озерами, в которых плавали лодки.
Британское посольство радушно приняли и поселили во дворце, где сэр Джордж получил возможность наблюдать за обычаями двора. Он был поражен уродством евнухов, которые вновь стремились к власти, — их морщинистыми безбородыми лицами, нередко с толстым слоем косметики, и высокими женскими голосами. Над всем возвышалась фигура императора. Только члены императорской семьи имели право носить одежду желтого цвета, и только у императора на ней мог быть вышит дракон с пятью лапами; лишь император имел право носить крупную жемчужину на шляпе и ездить по предназначенным для него улицам; приближаться к нему можно было только на коленях.
Привилегия императора украшать головной убор жемчугом резко контрастировала с шестнадцатью видами пуговиц на шапках мандаринов. Форма и цвет этих пуговиц соответствовали рангу сановника — шестиугольный камень темно-красного цвета свидетельствовал о высшем ранге, а круглая серебряная пуговица — о низшем. Обладатели темно-красных камней проявляли наибольшее любопытство в отношении подарков английского короля императору, которые хранились в отдельном здании. Среди них был европейский экипаж, с которого сняли козлы для возницы (в противном случае возница оказался бы выше императора), фарфоровые вазы фабрики Веджвуд, научные инструменты, в том числе телескоп, модель Солнечной системы, различные механические устройства и — в записках ничего не говорится о том, были ли они приняты с обычным для Востока выражением радости — портреты английских аристократов.
Прежде чем граф предстал перед императором, требовалось устранить два протокольных препятствия. Во-первых, перевод на китайский язык письма британского монарха — китайские переводчики боялись сурового наказания, которое полагалось за малейшее нарушение этикета или ошибку в переводе документов для императора. (Обычно переводчика подвергали следующему наказанию: жертва становилась на колени, на ее ноги клали длинный бамбуковый шест, и два человека, вставали на этот шест, приближаясь или удаляясь от осужденного, чтобы увеличить или уменьшить давление на ноги. Ошибка же в обращении к императору каралась смертью.) Наконец с помощью миссионеров задача перевода письма была разрешена, и высшие сановники после продолжительных дискуссий одобрили окончательный вариант. Оставалась еще одна, более трудная проблема — земные поклоны. Британский посол настаивал, что падать ниц перед императором — унижение для британского монарха, которого он представляет. Несколько недель переговоров ни к чему не привели. В конце концов графа посетила плодотворная идея — он заявил, что согласен пасть ниц перед императором, если мандарин равного ранга с послом сделает то же самое перед портретом Георга III, который доставят из дипломатической миссии в уединенную комнату. Это предложение не встретило энтузиазма, и последовавшие длительные переговоры привели наконец к выработке ритуала, согласованного с начальником коллегии ритуалов.
В назначенный день рано утром император Гао-цзун занял место на троне, установленном на возвышении в огромном шатре, который специально установили для этой цели. В присутствии разодетых придворных в шатер вошел британский посол в плаще, накинутом на богато расшитый бархатный камзол со сверкающим бриллиантами орденом Бани. В поднятых над головой руках он держал украшенную драгоценными камнями квадратную шкатулку из золота, в которой лежало письмо к императору. В пронизанной почти религиозным трепетом тишине он поднялся по ступенькам к подножию трона, опустился на одно колено, склонился в поклоне и произнес краткое приветствие. Император принял из рук посла шкатулку — разумеется, он знал содержание письма — и поставил рядом с собой, а затем обратился к графу с дружеской речью. Во время последующих церемоний и торжественного обеда, сопровождавшегося блестящим выступлением акробатов и другими развлечениями, образцы любезности по отношению к гостю демонстрировал сам император, которому было уже за восемьдесят и который вскоре добровольно отрекся от власти после успешного шестидесятилетнего правления. Он подарил послу украшенный драгоценными камнями скипетр, так что граф мог с полным основанием считать свою миссию доброй воли успешной — несмотря на то, что до отъезда домой ему так и не удалось получить никаких торговых концессий. Однако события ближайшего будущего показали, что все это была пустая трата времени.
Дневник сэра Джорджа Стаунтона, а также записки о миссии голландской Ост-Индской компании, прибывшей в Пекин несколько лет спустя, дополнили многочисленные рассказы миссионеров XVII и XVIII веков, из которых любознательные европейские читатели узнавали о чудесах Китая. Все китайское вошло в моду, особенно во Франции, а европейское Просвещение в значительной степени питалось идеями, позаимствованными у китайской цивилизации. Вольтер, Лейбниц — на создание работ по двоичной системе счисления его вдохновил китайский трактат «И цзин», или «Книга Перемен», — и Монтескье с похвалой отзывались о китайском мироустройстве, однако среди восторженных откликов слышалась и критика, что заложило основы двойственного отношения европейцев к Китаю, сохраняющегося по сей день.
Как бы то ни было, влияние многих китайских идей признается безоговорочно. Так, например, современная демография очень многим обязана китайской практике переписи населения, которая проводилась еще со времен династии Хань; на Западе первая перепись была проведена в Канаде в 1665 году, а затем в Швейцарии в 1749 году. То же самое относится к системе экзаменов для кандидатов на государственные должности, которая была позаимствована французскими революционерами в 1791 году, Ост-Индской компанией в Индии в 1800 году и британским правительством в 1855 году. На эстетические воззрения европейцев сильнейшее влияние оказали сине-белый китайский фарфор, сады, мебель и безделушки, а любовь китайцев к природе дала импульс развитию романтизма в европейском искусстве. Менее заметным — по иронии судьбы оно совпало с упадком науки в Китае — было влияние китайской философии, подтолкнувшее западную науку к отказу от концепции вселенной как некой машины с высшей движущей силой: ей на смену пришло представление о системе взаимодействующих сил, определяющих порядок в природе. Европейские ученые стали исследовать магнетизм, силовые поля, в том числе гравитационное, волновые явления и саморегуляцию живых организмов.
Последние годы жизни императора Гао-цзуна были отмечены беспорядками, нарушившими мирное правление династии Цин. Самой серьезной проблемой был культ, распространившийся среди масс безземельных крестьян и городской бедноты, тяжелое положение которых усиливалось с ростом численности населения; недовольство зрело и среди класса образованных людей, поскольку конкуренция при приеме на государственную службу усилилась, что, в свою очередь, привело к росту коррупции. Этот культ, возникший еще в XI веке, представлял собой смесь буддийских, даосских и манихейских концепций и назывался «Обществом Белого лотоса». Его последователи, объединенные в сеть молитвенных конгрегаций, верили, что Будда покажет дорогу к миру и процветанию, «принц света» принесет свет в мир, погрязший в грехах, а также обещали спасение души и исцеление от телесных болезней.
