После войны я купил у букинистов тот самый том и еще два отдельных выпуска. Это очень редкие книги. Стал читать без спешки, занося в картотеку мелкие детали — все, что помогало представить общий ход путешествия и картину Таймыра середины прошлого века. В 1949 году опубликовал первый очерк о подвиге ученого, говорившего, что у него две специальности: зоология и Сибирь.
Огромный научный труд Миддендорфа — опора исследователей от его современников до наших. Некоторые представления и выводы ученого устарели. Однако колоссальный фактический материал и сегодня дает повод для размышлений. Он позволяет шаг за шагом проследить изменение представлений о Севере Сибири.
Обстоятельства же самого путешествия побуждают к попытке воссоздания некоторых событий, оставшихся за пределами строгого научного отчета.
Будущий путешественник по Таймыру родился в Петербурге вскоре после изгнания Наполеона из России. Его отец, Федор Иванович, был профессором, а позднее директором педагогического института.
Летом семья отправлялась в родную Эстонию, в край лесов и озер. Повозка въезжала в ворота небольшой усадьбы. Начинались радости деревенской жизни.
Мать Саши до замужества была простой эстонской крестьянкой. Жена профессора ка рассвете шла доить коров. С мальчиком не нянчились. Он, как и деревенские ребята, бегал босиком до первых заморозков.
Когда Саше исполнилось десять лет, отец подарил ему ружье — не игрушечное, а охотничий дробовик хорошего боя. Мальчик пропадал с ним в лесах и болотных топях, испытывал, проверял себя. Пробовал переплывать реку в одежде, с ружьем, не сняв тяжелых охотничьих башмаков. Бродил без дорог, по компасу и карте до тех пор, пока не подкашивались ноги.
После гимназии Александр, окончив педагогический институт, поступил на медицинский факультет знаменитого университета в Дерпте, нынешнем городе Тарту. Однако в библиотеке, где хранились первопечатные книги XV века, часто просиживал не над медицинскими трактатами, а над сочинениями географов.
На заглавном листе чисто медицинской диссертации будущий врач, к удивлению профессоров, выписал строки поэта и натуралиста Адельберта Шамиссо: «Хотелось бы лишь посоветовать тем, кто стремится увидеть мир, запастись вместо удобной туристической шапочки докторским колпаком… и все будет как нельзя лучше» (В работах о Миддендорфе цитата обычно приводится в переводе, искажающем смысл; сам Шамиссо учился на медицинском факультете, а своим советом поделился после кругосветного плавания на русском бриге «Рюрик»).
Строки с заглавного листа диссертации намекали на то, что для ее автора медицина станет лишь помощницей в будущих странствиях.
— Я охотно отправлюсь в центр Африки и к Ледовитому океану, в Пекин и к подножию Арарата, — говорил он друзьям.
Русский академик Карл Максимович Бэр взял его в северную экспедицию. Александр за 22 дня в одиночку пересек Кольский полуостров так легко, будто это были привычные холмы Эстонии. При этом он проявил незаурядные способности к научной работе.
План труднейшей экспедиции в Сибирь Академия наук разрабатывала не один год. Но для его выполнения не могла найти подходящего человека. После похода по Кольскому полуострову Бэр без колебаний рекомендовал Миддендорфа, так обосновав свой выбор: «Он и по своим познаниям и по навыку к телесным напряжениям и решительности характера не оставляет ничего больше желать».
Академия утвердила кандидатуру. Сам кандидат, занимавший к этому времени кафедру профессора зоологии в Киеве, не колебался ни минуты.
Ему предстояло проникнуть в самую глубь неведомой Таймырской земли и в числе прочего помочь решить затянувшиеся споры о вечной мерзлоте. Напутствуя его, академик Бэр сказал:
— До вас, любезный Александр Федорович, в тех местах, куда вы направляетесь, побывали лишь Лаптев и Челюскин. Внимательно изучите путевые журналы героев Великой Северной экспедиции. Они не столь подробны, но ничего другого у нас нет. Таймыр пока едва ли не единственное большое пространство Российской империи, о котором мы знаем меньше, чем о берегах Амазонки. Вам двадцать семь, вы полны жажды деятельности при свежести сил, вас влечет даль — кому, как не вам, добиться успеха на ледяном Севере?
Таймырская экспедиция состояла из самого Миддендорфа, обрусевшего датчанина, лесничего Тора Бандта и эстонца Михаэля Фурмана, умевшего вести метеорологические наблюдения, а также весьма искусно изготовлять чучела птиц и зверей. Уже в Сибири присоединился к ней молодой топограф Ваганов, ставший товарищем и ближайшим помощником Миддендорфа.
На Таймыре не оказались лишними местные казаки, взявшиеся сопровождать новичков.
Экспедиция покинула Петербург осенью 1842 года. От Москвы начался Московско-Сибирский тракт. Замелькали полосатые верстовые столбы. Первая сотня верст, вторая, тысячная. Неторопливые обозы, бешеные тройки фельдъегерей, заезжие дворы. Владимир, Нижний Новгород, Казань, Екатеринбург, Омск, Тюмень, Красноярск. Полстраны в кибитках под звон дорожных колокольцев.
От Красноярска дорога повернула на север. До Енисейска продолжался вполне сносный торный путь, связывающий два города.
Дальше дорогу в обычном понимании этого слова заменил Енисей. В ледостав бурное течение реки ворочало льдины так и этак, образуя труднопроходимые бугры и торосы.
Села встречались редко. Обычно среди снежного простора поднимались дымки одиноких избушек.
В приречной деревне Назимово ученый разыскал ссыльного декабриста Александра Якубовича.
Дело в том, что еще задолго до отправления экспедиции академик Бэр направил в Енисейское губернское управление просьбу ответить на ряд вопросов, относящихся к северной части губернии. Он упомянул, что хорошо бы получить нужные сведения от людей, живущих непосредственно на Севере, например, в Туруханске.
Да, в Туруханске были такие люди — ссыльные декабристы Николай Лисовский и Иван Аврамов. Оба с дозволения начальства занимались торговлей, что позволяло им ездить по окрестностям. Аврамов плавал по Нижней Тунгуске, знакомился с бытом тунгусов. Лисовский интересовался племенем долган. Попутно оба делали заметки о климате, животных, растениях, о вскрытии рек, о первых заморозках.
К ним-то в 1839 году и обратились губернские власти за ответом на вопросы Академии наук, предупредив, что в интересах самих же ссыльных сохранить это дело в тайне.
В 1841 году Бэр опубликовал статью «Новейшие сведения о самой северной части Сибири, между реками Хатангой и Пясиной». Он ссылался на материалы, полученные по его просьбе от Енисейского губернского управления…
Знал ли академик, что управлению помогли сосланные декабристы? Судя по его письму, возможно, знал. И вряд ли обращение Миддендорфа к Якубовичу было случайным.
Гость интересовался: правда ли, что господин Якубович по собственному почину изучает местный климат? Ссыльный подтвердил и показал тетрадь с записями.
Тогда Миддендорф попросил декабриста помочь русской науке. Этот край еще ждет исследователей. Не согласится ли уважаемый Александр Иванович вести метеорологические наблюдения, собирать сведения о растениях, минералах?
Якубович ответил, что охотно выполнил бы просьбу. Но даст ли на это разрешение господин генерал- губернатор?
Приезжий обещал все уладить.
Это удалось ему лишь отчасти.
Губернатор разрешение дал, но при условии, что собранные декабристом данные «будут сообщены г-ну Миддендорфу только как материал для собственного его употребления или для собственных его сочинений». Ученому предлагалось «ни в коем случае не объявлять пред публикой, от кого он получил их», и вовсе не упоминать имени Якубовича.
И все же ученый позднее нарушил запрет. В его книге есть «Прибавление 1-е» о метеорологических наблюдениях, произведенных в 1843 году на Енисее в деревне Назимово, почти под 60 градусом северной широты. Далее идут тринадцать страниц с записями о температуре, ветрах, облачности. А в самом конце —
