по отлогому туннелю диаметром более двух метров.
- Это ж почти метрополитен какой-то! – крикнул я Машуне, отважно восседающей на лидере нашей маленькой процессии.
Егоза ничего не ответила, видимо, боясь потерять равновесие и держась за гриву ее единорога. А наши волшебные скакуны набирали темп, не боясь никаких препятствий. Туннель был темный, но не беспросветный. Его стены как будто светились от каких-то грибов или мхов на стенах. Во всяком случае, моего «высокотехнологичного» зрения было достаточно, чтобы видеть впереди силуэт ведущего единорога.
Хватило зрения и на то, чтобы с удивлением заметить мелькнувшее сбоку, странное существо, как будто двигающееся нам навстречу, но, поскольку спрашивать было некого, то пришлось забыть о своем любопытстве. А вскоре впереди показался свет – это был выход из тоннеля, расположенный примерно в таком же лесу, что и вход.
Вскоре нам с Машуней пришлось удивиться: то, что мы принимали за быстрый бег единорогов, было только их первой черепашьей скоростью. Почти сразу по выходе на поверхность они пошли бок о бок, все время наращивая темп движения. При этом нас не трясло, как это было бы на скачущих галопом лошадях. Мы с Машуней словно сидели в шикарной машине с открытым верхом, а чудо создания так плавно и синхронно неслись сквозь лес, что я вполне комфортно мог переговариваться с егозой, и не только мысленно (что все-таки давалось мне с трудом), а и вслух, всего лишь слегка повышая голос.
Но если бы странности на этом кончались! Ведь мы неслись не по дороге, а сквозь древний лес, и мне стало казаться, что наши скакуны даже и не думают уворачиваться от встречных препятствий. В конце концов, мне пришлось смириться с тем, что некоторые стволы деревьев мы прошивали насквозь – те просто мелькали серыми тенями и все. Вот вам и волшебные коники… они что, слегка растворяли эту реальность? Или умели ее как-то обходить? – поди, разберись тут, когда тебе даже головой в ответ не мотнут…
Хотя Машуне пожаловаться было вполне возможно. Но по ее мнению, мне надо было остыть и не заморачиваться по поводу призрачности этого мира. Тем более что сидеть на спинах этих красавцев было все удобнее. Мы уже не сжимали судорожно их шеи и даже не держались за гривы, а радостно расслабились, откинувшись на наши походные сумки, и пытались получить удовольствие от теплого ветра, овевающего наши лица.
А вокруг, леса сменялись лугами, луга – реками. Белогривые скакуны неслись по глади мелководья, поднимая целые фонтаны мелких брызг, удивительным образом не долетающих до нас. Затем мы опять летели через кустарники и лес. В одном месте я отчетливо различил людей на лугах, но они не обращали на нас внимания, словно мимо пролетали не всадники, а два легких порыва ветра.
Я даже впал в состояние какой-то странной медитативной меланхолии. Мне почему-то взгрустнулось. Может, оттого, что больше не увижу замечательного городка волшебников, а может, меня не покидало ощущение, что все эти волшебники как-то легко от меня отделались. По сути, лысина Гарольда была единственным объектом, сумевшим удостоиться моего пристального внимания. Шутить над Сильвией, совершенно бескорыстно приютившей троих безродных оболтусов, у меня просто рука не поднималась, а до других я так и не успел добраться.
Правда, справедливости ради, нужно было признать, что и до меня ничьи руки пока не добрались. Разве что Дронтячьи чуть-чуть добрались… только не руки, а ноги… лучше и не вспоминать! Смягчающим обстоятельством моей неуклюжести могло служить только то, что у меня на руках тогда буквально повисли несчастные приятели. С этой точки зрения, Дронтам несказанно повезло, а то бы я устроил им еще ту вечерню… со скачками от лошадей по горящему двору, причем с ногами, запутавшимися в вожжах. Ну, ели это не нравится, можно было и погуманней что-нибудь придумать… например, летающие тарелки из драгоценного сервиза или посещение всем семейством личного подвала… так бездарно прошляпленная накидка невидимости открывала просто безграничные возможности для воспитания местного негуманного населения…
Из этих кровожадных мыслей меня вывело замедление нашего движения. Я удивленно взглянул на Машуню и по стыдливо потупленным глазкам понял, что ее озаботили обычные физиологические проблемы. К тому же я, если и не читал ее потаенные мысли совсем напрямую, то уж смущение-то прочувствовал без проблем. Замечательным здесь было не мое шестое чувство, а то, что наши волшебные скакуны поняли ее сигнал и притормозили без всяких слов и прочих упрашиваний.
Остановка была весьма кстати – мы уже, считай, полдня неслись сквозь леса, так что пора было подумать и о желудках. Единороги окончательно замедлили свой бег посреди чудесной полянки, расположенной вблизи небольшого ручья. Спина моей прекрасной лошадки вдруг стала до невозможности скользкой, так что я чуть не кубарем скатился вниз, только успев подхватить свой рюкзак да протянуть руку помощи падающей на меня егозе.
На будущее надо будет учесть, что эти коники запросто могут нас сбросить со своих спин. Хотя, как тут учтешь? Захотят – сбросят и копытом не пошевелят! Машке, правда, быстрый спуск был только на руку или на какое там место… короче она пулей рванула в кусты на опушке. Я, тоже неспеша, последовал ее примеру, но в противоположном направлении. По пути я озадачился великой мыслью, чем же мы будем кормить своих скакунов, но они успели испариться, стоило нам с Машуней от них отвернуться. Я еще хотел обеспокоиться, сумеем ли мы их потом разыскать, но природа не дала мне зафиксироваться на этой мысли, и я поспешил в кусты.
Когда я уже выбирался обратно на поляну, раздался истошный вопль егозы, и с ее стороны на меня выкатило весьма странное создание, по всей видимости, напуганное вокальными данными Машухи. Вид у этого… (не знаю, как и сказать) был настолько прикольный, что не позволил мне испугаться за целостность моей спутницы.
Представьте себе крокодила Гену, только мордой потупее, затем привесьте на него уши Чебурашки, только по-свинячьи немного заостренные и свисающие бесподобными лопухами. Представили? А теперь еще одарите его круглыми и совершенно глупо вытаращенными глазами, и покройте голову редкой поросячьей щетиной. Этот уродец был бы ужасен, как какой-нибудь продукт Чернобыля, если бы не вызывал чувство смеха.
Несмотря на его небольшой рост, зубки у него были все-таки Генины, а не Чебурашкины, поэтому я на всякий случай осторожно окрикнул летящую на меня зверушку, чтобы она не укусила меня сдуру:
- Стой! Куда прешь?
Это чудо плюхнулось на свою хвостатую задницу, испуганно запричитав:
- Простите, барин, я не хотел. Это случайно, я просто бежал, а там… а тут Вы…
- Притормози! – прикрикнул я, пытаясь скрыть свое удивление. Мало того, что на этом существе были одеты потрепанные портки типа «шорты с дыркой для хвоста», так оно еще и довольно сносно говорило, и это-то при такой крокодильей пасти! Я попытался собрать разбежавшиеся мысли в кучу и спросил. – Ты кто такой?
- Я? Я чурлифырл, - представился крокодилообразный гость, смешно похлопывая ушами и шевеля кончиком носа.
- Чур… вырл… - попытался я выговорить и вдруг сообразил. – А-а! Чувырло! Или Чувырл?
- Ну, тогда уж Чувырл, - безнадежно согласился странный пришелец, и немного подрагивающим голосом спросил. – А Вы меня бить не будете?
- А зачем? – удивился я.
- Ну… я не знаю… люди всегда найдут, зачем бить, – кисло ответил Чувырл.
Из дальнейших расспросов выяснилось, что он как раз удирал от разгоряченных чем-то людей. Почуяв, что хвостатый парень что-то темнит, я поднажал на него, пригрозив, что выдам его преследователям, если он не расскажет всю правду.
Я не стал с ним откровенничать о том, что с такими шикарными зубами, как у него, вообще-то, можно не рассказывать никому и ничего. Напрасно убеждать крокодила, что он лев, если у него заячье сердце… ну, или что-то в этом духе. Так или иначе, но этот Чувырл сознался, что был очень голодный и спер у крестьян краюху хлеба.
Чувствуя, что он скрывает что-то еще, я продолжал прессинговать, напомнив, что сдам его со всеми зубастыми потрохами при первой же возможности. Это чудо-юдо начало лить натуральные крокодильи слезы и признаваться:
